оставлять нас с Селеной в покое.
— А знаете что, — загадочно промурлыкал он, — я был бы бесконечно признателен вам, если бы вы согласились стать моей вдохновительницей.
— Кем, простите? — решительно вмешался я в монолог этого ловеласа.
Никогда не сталкивался с такой циничной наглостью и беспардонностью, а потому даже не мог сейчас сообразить, как лучше поступить в данной ситуации — сразу врезать ему в ухо или предложить мерзавцу выйти на улицу.
Селена глянула на меня и рассмеялась:
— Господин художник так шутит.
Она явно хотела спасти ситуацию и потому, наверное, плотнее прижалась ко мне.
— Я очень надеюсь, — снисходительно поддакнул я, обращаясь к Селене, демонстративно игнорируя этого хлюста.
Дёмов сделал страшные глаза, приложил руки к груди и склонился в вежливом поклоне.
— Простите меня, ради бога! Я неправильно выразился. Каюсь, каюсь! — простонал он с видом, весьма далеким от раскаяния.
Я же, пользуясь ситуацией, приобнял свою спутницу — наглец еще тот! — и сообщил о намерении продолжить осмотр экспозиции.
— Нет-нет! Умоляю вас уделить моей скромной персоне еще немного времени, чтобы объясниться.
Дёмов сделал кому-то вдалеке знак рукой и буквально силком потащил нас к стоявшим у стены небольшим диванчикам.
— Понимаете, — обратился он к нам с лисьей улыбкой, — для художника вдохновение — это как редкая жар-птица. — Он потупил взор, будто подбирая нужные слова.
К нам подошел официант с подносом, на котором стояли фужеры с шампанским и рюмки с коньяком.
— Оставь, — творец указал пальцем на маленький столик, стоявший рядом. — Так вот, возвращаюсь к теме — я был бы очень признателен вам, Алексей и вам, Селена, если бы вы почтили своим присутствием мою творческую келью. Ну не могу я упустить возможность запечатлеть такой прекрасный образ. Вот что хотите, хоть режьте меня!
Вот это «режьте» меня бы, честно говоря, очень устроило. За такую женщину не грех прирезать. Я даже не удивлялся, что во мне взыграл типичный инстинкт самца. Хотя такое чувство звериной ревности я испытывал впервые.
Заметив недоумение в наших глазах, он поторопился добавить:
— Я ведь сюрреалист, и мне не надо мучить натуру часами. Всего несколько штрихов, набросок сути, можно сказать, и все. Это не будет для вас мучительно, прекрасная Селена. Легкое общение ведь не повредит нам, так? — с этими словами он предусмотрительно обратился ко мне, затем взял с подноса рюмку с коньяком.
— Предлагаю выпить за знакомство и за будущее сотрудничество.
Я глянул на Селену, она кивнула:
— Шампаское.
Сам я взял коньяк, и мы легким касанием соединили наши бокалы.
Справедливости ради стоит заметить, что художник, несмотря на свою бесцеремонную манеру общаться, был мужчиной весьма привлекательным, что, очевидно, меня и раздражало больше всего. С другой стороны, именно Дёмову я был признателен за эту невольную мизансцену, где нам с Селеной была отведена роль близких людей. Пусть так, но было очевидно, что мы в данной ситуации были актерами, хорошо чувствующими друг друга. И то, что визитку, которую художник протянул Селене, она тут же передала мне, лишь подтверждало мои выводы.
Художник больше не докучал нам, отправившись общаться с другими посетителями. Мы же не спеша продолжили свой путь по залам. Я видел, как мужчины бросали любопытные взгляды на Селену. Мне это льстило, но уверенности в себе нисколько не прибавляло. На их лицах я будто читал: «Не по Сеньке шапка». Невольно я сравнивал ее с теми женщинами, которые присутствовали здесь. Да — в роскошных нарядах, да — красивые. Но это совсем не то, отчего я мог бы прийти в трепет. Наверное, такое чувство бывает в присутствии королевы, когда ты не думаешь о том, насколько идеальны ее черты лица, какого она возраста, да и вообще не думаешь ни о чем, только бы позволила находиться рядом…
Пару раз встречались какие-то давние знакомые, имен которых я и не помнил, и потому, к счастью, можно было не останавливаться для ненужных разговоров и ограничиться легким приветственным кивком.
— Алексей, у меня впечатление, что ты кого-то ищешь здесь. Или я ошибаюсь? — неожиданно спросила Селена, разглядывая очередной плод странной игры сознания художника по фамилии Снопков.
Черт возьми! Я действительно искал этого проходимца Костика. Точнее, не искал, а надеялся его здесь увидеть. Но никаких жестов и взглядов по сторонам я не позволял себе. И все равно она это почувствовала!
— Извини, — беззаботно улыбнулся я, — действительно хотел бы переговорить с этим фотографом. Лоев, так, кажется, назвал его наш художник? Хочу спросить, где именно он собирается опубликовать снимок с нами, — сказал я первое, что пришло мне в голову.
Это была такая наивная, детская ложь, что Селена решила меня не ставить в неловкое положение и с пониманием кивнула:
— Ага, интересно будет глянуть. Знаешь, ты поищи его. Мне кажется, что он еще где-то здесь…
— Нет, искать его у меня нет никакого желания. Если попадется на глаза — другое дело.
Она пожала плечами:
— Как знаешь. Если честно, я бы с удовольствием выпила чашечку кофе. Там, у гардероба, я видела вход в кафе.
Мы расположились за столиком недалеко от входа. Я понимал, что время нашей встречи неумолимо истекает и хотел, как и в прошлую встречу в супермаркете, запечатлеть каждый миг в своей памяти. Будто уже завтра она уезжает на другой конец света. Навсегда. Она ведь приехала сюда недавно, и никто не знает, надолго ли. От этой мысли у меня замирало сердце. И потому я решил тут же прояснить ситуацию. Я посмотрел в ее неземные, грустные глаза и тихо спросил:
— Ты сказала, что недавно приехала сюда. Откуда? Это не секрет?
Ее губы дрогнули, она глубоко вздохнула и произнесла на выдохе:
— Из Праги. Это не секрет.
Ее ответ не дал мне ничего, кроме чувства, что земля уходит из-под ног. Как даются некоторые знания людям в виде знаков, интуиции и прочей чепухи, мне неизвестно, но ответ на следующий вопрос я уже знал.
— Надолго?
Она пожала плечами:
— Пока не знаю.
Я не стал задавать ей больше вопросов. Она не сказала, зачем приехала сюда, чем занимается. Наверное, не считает нужным. А потому мы просто пили кофе, говорили о чем-то несущественном. Я убеждал себя, что ответ «пока не знаю» — не так уж и плох для меня. В нем не было категоричности, он давал некую призрачную надежду. В конце концов, не от меня ли зависело,
