Мои вотчинные мужички, уже знают, что со мной так не надо. Уже установилось известное взаимное доверие, хотя каждый из нас всё помнит пословицу: «на то и щука в море, чтобы карась не дремал». В каком море водятся щуки и караси? Это ж пресноводные рыбы! Загадка… Ответа не знаю, но делаю по пословице: и сам не дремлю, и другим не даю.
Начинается всё с одного, очень жёстко заведённого у меня правила: обещанное — отдай. Правило, прежде всего — себе самому. У меня нет просроченных долгов. Можно называть — «финансовая дисциплина», можно — честь.
Совершенно не ГГуёвое свойство, совершенно не русское.
Невиноватый я! Больной я! Чуйство долга у меня! Самому спать не даёт и другим мешает. Всё понимаю, но ничего с собой поделать не могу. Не повезло аборигенам — попаданец-зануда достался.
Я уже вспоминал рассуждения Чичикова из второй части «Мёртвых душ» при покупки имения: а платить хорошо бы частями, а вторую часть… как-нибудь потом, а там, может — и вовсе не…
Так же ведут себя российские бизнесмены в 21 веке. И очень удивляются, когда их «ставят на бабки». По закону, официально, без стрельбы и разных «маски-шоу». Аналогично проявляется русская бюрократия: мы, конечно, людЯм дОлжны, да ничего, подождут… пущай в другой раз…
Речь идёт не об объективной невозможности исполнения принятых обязательств, не о личной выгоде даже, а просто о лености души и ума. О нежелании планировать свои собственные финансы, о неприятности вспоминать даже свои собственные слова. «Так это ж думать надо было! Мало ли чего я тогда набалаболил…».
Неисполнительность, безответственность, ненадёжность… болото… дерьмо жидкое…
А ведь по-первости-то — стыдно. Стыд давится презрением. Презрением к человеку, которому ты должен. Хочется, от стыда, харкнуть. И — в шуйцу, и — в десницу. И — в морду.
«Да не оскудеет рука дающего!» — по православию. «Раз даёт — лох!» — по-русски.
Презрение превращается в высокомерие: ничё, не велик пенёк — не поломается.
Крепчает до наглости: я вам пообещал? — я вам ещё пообещаю.
Разрастается в хамство: они там все… быдло неумытое… электорат наш… пипл хавающий… ничего — перетопчутся…
Становится чертой национального характера.
Естественно, наиболее ярко русское хамство проявляется у «соли народа русского» по отношению к самому русскому народу.
«А то приходит мужик за деньгами — нельзя теперь, барин или барыня спит; приходит другой раз — нельзя, барин с гостями занят; приходит третий раз — денег нет, подожди вот хлеб продам».
«Нельзя» — не про подаяние, не про подарок. Про — уже сделанное, заработанное. По сути — уже не твоё.
«Брюхо вчерашнего добра не помнит» — русское народное наблюдение.
Вот такой стиль — «брюха-добра-непомнящего» — столетиями воспроизводится в «цвете русской нации».
«Попробуйте давать в долг каждому из ваших знакомых, который попросит у вас взаймы, и посмотрите, как будут отдавать — многие ли отдадут в срок? многие ли не забудут, что должны? Живя в Петербурге, я пришел к тому, что за весьма немногими исключениями, я или вовсе не давал денег взаймы, или если и давал, то записывал деньги в расход, потому что не ожидал получения».
Энгельгардт пишет о столичном обществе пореформенной России. Империя на подъёме, повсеместный прогресс всего и всякого и… тотальная бесчестность российской аристократии. «Жрущая протоплазма» — никто «за базар не отвечает».
Покажите мне попаданца, для которого цель прогрессизма — искоренение неисполнительности? Головная боль — уничтожение в национальном характере разгильдяйства? Выжигание в собственном народе «калёным железом» — безответственности? Если надо, то со всем народом. Потому что так — жить нельзя. Потому что носителям таких свойств — не следует «плодиться и размножаться». На каком бы языке они ни говорили и в какую бы сторону крёстное знамение ни клали.
Коллеги-попандопулы с восторгом прогрессируют разнообразные дерижопли с парогрёбами. Демонстрируют прекрасное знание «занимательной физики», или химии, или ботаники… Подымают экономику, расширяют границы, увеличивают размер благосостояния до высоты Петергофских фонтанов.
«Самсон, раздирающий пасть льва» — символ попадизма? Сам — почти золотой, пасть вражья — почти разодрана, печеньки — почти на двадцать метров в высоту потоком.
Два вопроса.
Кем? Людьми, которые «дерьмо жидкое»? Которые врут в глаза? Которых поишь, кормишь, одеваешь… даёшь в долг. А они тебе этот долг… прощают.
И второе: для кого? Для вот этой «жрущей протоплазмы»? Расширять границы, поднимать эффективность, строить дороги… А зачем?
«Сколько раз мне случалось в департаменте наблюдать чиновников… когда они остаются без присмотра — что они делают? Папироски курят, в окна от скуки глазеют… — слоняются из угла в угол, болтают о пустяках, словом, время проводят, службу отбывают».
Это — национальная элита. Прогрессизм — способ повышения комфортности расширенного воспроизводства вот этого… «дерьма жидкого»? Мало нам седьмой части суши — давай всю планету этой… консистенцией зальём?
«Крестьянин никогда не отказывается от долга… — и если не может отдать в срок, просит обождать, и, справившись, отдает или отрабатывает. Да и относительно выполнения работ не могу пожаловаться, чтобы были неисправны: до сих пор все у меня делалось своевременно, но, разумеется, нужно и самому не зевать и в то же время помнить, что у каждого крестьянина есть работа и на своем поле».
Но это же так тяжко! «Самому не зевать», «самому помнить»…
«Я, конечно, не стану доказывать, что мужик представляет идеал честности, но не нахожу, чтобы он был хуже нас, образованных людей».
Энгельгардт пишет свои «Письма» для публикации в столичном журнале, для «читающей публики», для «нас, образованных людей» — поэтому вежливое «не нахожу». Но сравните: «записывал деньги в расход, потому что не ожидал получения» и: «крестьянин никогда не отказывается от долга». Не надо идеализации, но — разница!
Аристократия, «вятшие», «соль земли» и «цвет нации», оно же — «болото булькающее», должны быть уничтожаемы не в силу «присваиваемой доли в общественном продукте» или «по месту в производственных отношениях», но по своему отношению к делу, к долгу? Безотносительно к «классовой борьбе», а исключительно по естественной брезгливости, по нежеланию бултыхаться в консистенции хомнутых сапиенсов типа «дерьмо жидкое»?
Уточняю: у меня подход чисто прагматичный, исключительно насчёт положения дел в «Святой Руси» второй половины 12 века. У меня тут марксизма нету. У меня тут задача куда проще: лично выживать прилично. Для этого, один из необходимых пустячков — «чтоб не воровали».
Борьба с чужим воровством начинается с самого себя. Мысль… — ну крайне не новая! Хотя, почему-то, в попадизме… — старательно избегаемая.
Рецепт простой: понимай дело, не спи, дави хамов. Связка: «хамьё-ворьё» — повсеместная и двусторонняя.
В этот год мне пришлось отправить «на кирпичи» пятерых своих микро-начальников. Ставишь мужичка, вроде — нормальный. Через две недели — жалоба. «Пообещал — не сделал». Разбираешься.
— Да я… да мы… забыл… неколи было… солнце ярко… ночка тёмна… погода нелётна…
Для меня такие эпизоды — преступление. Преступление против меня лично. Обещают-то от моего имени. Всякий, кого я чем-то командовать поставил — командует по моему приказу. Подстава. Меня подставляют. У меня, что, своих тараканов мало, чтобы ещё и с чужим бесчестьем ковыряться?!
— Не… ну чё ты? Ну чего что не записал день работы? Ему, дурню этому, криворылому, ещё до морковкиного заговения пуп рвать. Не поломается. Завтрева за два дня напишу.
— Нет, писать ты у меня уже не будешь. Потому как будешь пИсать у Христодула. Жёлтеньким пополам с красненьким. И назад в службу я тебя более уже не возьму. Быдло возгордившееся — мне в дому без надобности. И не мявкай, дурень: я тебе жизнь спасаю. Через месяц ты влетишь уже по-крупному. Или рвёшься попробовать — как я из живого человека по частям душу вынимаю? На место Фильки-покойника хочется?!
Именно так: хамство, пренебрежение к зависимым людям — свойство «грязи», вылезшей «в князи». Выжигается «калёным железом». В моём конкретном случае второй половины 12 века — электрошокером чемоданного типа.
Профессор Стенфордского универа Роберт Саттон как-то сформулировал интуитивно понятное правило: «Не работайте с мудаками». Так вот: я — не буду. Я не буду держать мудаков в своём хозяйстве. Периодически повторяя из Шаова:
«Идите в жопу, мой хороший, Идите в жопу, дорогой! Идите в жопу, мой хороший, Идите в жопу, мой родной!»
Тут он откажется едва ли, Он мои доводы поймет. И он пойдет, куда послали, И, я так думаю, дойдет».
Таких помощников… Пусть идут «куда послали».
