155
Совесть: поиск истины
Хьюг специализировался на изучении планет, особенно Марса. И он был уверен, что новый телескоп даст ему возможность разрешить ряд загадок и предположений, накопившихся у астрономов относительно планет.
Этот телескоп долго занимал воображение Хыога, и, наконец, он собрал целую комиссию ученых, сообщил им все свои соображения и для телескопа начали строить фундамент на одной из снеговых вершин Скалистых гор.
Когда Хыог возвращался с двумя известными американскими астрономами и срранцузским профессором после осмотра места, где должна была строиться обсерватория, он попросил своих спутников потерять еще несколько дней и проехать с ним посмотреть одно плато в горах, на которое, как он сказал, у него были особые виды. Горное плато, о котором говорил Хыог, оказалось мрачным и суровым местом. Это была совершенно плоская каменистая равнина, покрытая валунами и окруженная со всех сторон пропастями, а дальше кольцом снежных гор. -- Я не слыхал ни про одно подобное плато на такой высоте, -сказал Хыог, -- может быть, только в Памирах. Снег тает здесь только на два месяца, растительности никакой нет и чистота воздуха поразительна. Пока моя тайна то, что я вам говорю. Но скоро я надеюсь приступить к работам, и тогда мы не будем молчать. Дело в следующем. Я считаю, что наши технические возможности уже достаточны для того, чтобы начать попытки сигнализировать планетам... Но вследствие несовершенства наших аппаратов до сих пор мы не могли бы видеть их сигналов. Как только наш телескоп будет готов, я думаю с этого плато начать сигнализировать Марсу и, может быть двум другим планетам, на которых я подозреваю жизнь. Вы видели эти два огромных водопада в горах. Они дадуг нам силу. Всю площадь, которую вы видите, мы покроем электрическими проводами, и на небольшом расстоянии один от другого будуг устроены электрические фонари, подобные маячным с рефлекторами и выпуклыми стеклами. Освещаться будут различные геометрические фигуры. Сначала -- самые простые: треугольник, квадрат, круг. Если наши сигналы заметят и нам ответят, цель будет достигнута. Выработать условную азбуку и понять друг др^та, это уже -- пустое дело. А я лично думаю при этом, что нам уже давно сигнализируют, только мы этого не видим. Что вы скажете на это, господа?
-- Я предлагаю вам свои услуги, в чем и как хотите, -- сказал французский профессор. -- Вы знаете, я высказывал подобную же мысль еще в 1887 году. И теперь я очень счастлив, что брошенные мной маленькие зерна приносят такие плоды. Оба американских астронома также сразу согласились работать с Хыогом. Их увлекала грандиозность проекта. И, переночевав с проводниками, с носильщиками и с горными мулами в сталактитовой пещере нежного ниже плато,
1.^
П. Д. Успенский
они двинулись в обратный путь, обсуждая дорогой различные детали
проекта Хыога.
Другой страстью Хыога за эти годы были орхидеи. Еще в первый год он начал строить для Мадж оранжерею. Постепенно оранжерея разрасталась и превратилась в целый ботанический сад за стеклами. В этой оранжерее культивировались только розы, но зато розы всех сортов, какие когда-либо были, есть или будуг на земле. Хыог не хотел портить стиля и заводить другие цветы в этой оранжерее:
поэтому, когда его заинтересовали орхидеи, он устроил для них отдельное помещение. Через несколько лет его оранжереи, хотя и самые молодые, считались лучшими в Соединенных Штагах. Особенной славой пользовался его дворец орхидей в Нью-Йорке. На свете не было другой такой коллекции орхидей, и Хыог тратил на эти цветы буквально миллионы. Одна экспедиция к верховьям Амазонки, которая имела в своем распоряжении несколько пароходов, и на месте, среди болот и непроходимых лесов устраивала питомники для орхидей, обошлась больше чем в три миллиона. Но доходы Хыога теперь считались уже сотнями миллионов, и он мог себе это позволить. Мадж больше любила розы. Ее оранжереи роз были ее гордостью. И в день рождения своего первенца, Хыога младшего, она устраивала чай в галерее роз. И об этом чае каждый год по два дня писали Ныо-Йор
кские газеты.
Кроме того, Мадж занялась филантропией и строила какой-то
город-сад для слепых.
Раз Хыог с семейством приехал провести август месяц в своей вилле в горах Катскилл, недалеко от Нью-Йорка.
Его старший сын только что вернулся из Парижа, где он изучал математику и астрономию. Две дочери, обе увлекавшиеся живописью, недавно возвратились из поездки по Японии, а младший сын, у которого открывался необыкновенный музыкальный талант, только что поправился от тяжелой инфлюэнцы и был на правах выздоравливающего. Когда вся семья собралась вместе, Мадж поехала на несколько дней посмотреть свой строящийся город. Она должна была вернуться на третий день, но задержалась и, только на пятый день от нее пришла телеграмма: "Наконец, и мне удалось сделать, если не изобретение, то открытие. Расскажу, когда приеду". На следующий день Хыог с детьми поехал встречать Мадж на станцию. Дорога шла между холмами, поросшими лесом. Ехали па двух больших бесшумных автомобилях. Первым управлял старший сын Хыога, и с ним ехали сестры. Хыог необыкновенно гордился своими детьми. Но всегда называл их "дети Мадж'', признавая этим ее преимущественное право на них, так как она думала и мечтала о них, когда их еще не было. Экспресс пришел через несколько минуг после того, как они приехали на станцию. В конце поезда был прицеплен вагон Мадж. Она
157
Совесть: поиск истины
еще издали увидела детей и начала махать платком. А когда она легким, эластическим прыжком выскочила из вагона, Хыог с гордостью подумал, что прожитые годы оставили сравнительно очень мало следов и на нем, и на Мадж. Дорогой Мадж отказалась говорить о своем "изобретении" и сказала, что будет рассказывать вечером.
После обеда пили кофе на широкой веранде, выходившей на глубокую долину, за которой синели холмы, поросшие елками, и были видны два небольших водопада. Последние годы Мадж начала любить это место даже больше своих розовых плантаций в Калифорнии. -- Какой ужас жить в темноте и не иметь возможности видеть солнца, гор, зелени... подумайте дети, -- сказала Мадж. -- Мне кажется, ничего нет ужаснее. И поэтому я так счастлива эти дни. Мне удастся сделать для слепых больше, чем я рассчитывала. Я хотела только облегчить их участь, а теперь оказывается, что можно будет лечить многих, которые считались безнадежными. Я нашла удивительного доктора. Он лечит слепых внушением под гипнозом. То, что я видела похоже, на чудо. Настоящее исцеление слепых. Я видела сама, как начинал видеть человек, бывший слепым десять лет. Даже слепорожденные и то иногда поддаются лечению. Мой доктор говорит, что почти десять процентов слепых, признаваемых безнадежными, совсем не безнадежны. Он говорит, что пока не испробован гипноз, нельзя говори гь о слепоте. И по его мнению, обыкновенные доктора делают страшно много вреда, говоря больным, что они безнадежны. В результате больные на самом деле слепнут, главным образом от самовнушения. Глаз -- такой 'гонкий орган, что он поддается всякому[7] внушению. И вот видите, если под гипнозом, внушать обратное, приказывать глазам видеть, то они слушаются и начинают видеть, если только не атрофирован нерв. И этому доктору не дают ходу. Глазные врачи в Нью-Йорке запретили ему делать опыты в глазных больницах. Это после того, как он вылечил слепорожденную девочку. Подумайте, не ужасно это? Эти люди, сами -- слепорожденные. И я решила выстроить клинику для этого доктора при моем городе и устроить институт, в котором молодые врачи будут учиться новому методу. Подумайте, сколько добра можно сделать. И как приятно иметь возможность делать добро!
-- Ну, знаешь, - сказал дьявол, -- все это было так прекрасно, что я не мог больше высидеть. Я уже тебе говорил, что подобные чувствительные вещи действуют на меня, как качка в море на человека, страдающего морской болезнью. Поэтому я ушел, и, что они говорили дальше, не знаю.
-- Но в конце концов, -- сказал я, что же все это значит -- хорошо это или дурно? Нужно было Хыогу стремиться стать изобретателем или лучше было оставаться таким, как все. Я ничего не понимаю.
158
П. Д. Успенский
Дьявол вспыхнул злым зеленым пламенем и изо всей силы стукнул кулаком по столу.
-- Я же говорил тебе не спрашивать у меня никакой морали!
-- закричал он. -- Думай сам, что хочешь! Оставь меня в покое. Точно я что-нибудь понимаю в вас! -- И он провалился сквозь землю, оставив после себя запах серы. Ужасно нервный стал дьявол последнее время.
II
Это случилось, когда я путешествовал по Индии. Утром я приехал в Эллору, где находятся знаменитые пещерные храмы. Вы, наверное, читали или слышали про это место. Возвышенность, идущая от Даулатабада и прорезанная острыми хребтами и глубокими долинами, в которых лежат развалины мертвых городов, кончается отвесным скалистым уступом в несколько верст длиной, имеющим форму подковы. Со стороны равнины, это -- вогнутая скалистая стена, на которой в ряд, точно колоссальные гнезда ласточек, идут отверстия пещерных храмов. Вся скала пробита храмами, уходящими глубоко внугрь и под землю. Всего здесь пятьдесят восемь храмов, разных религий и разных богов, очевидно, с глубокой древности сменявших друг друга. Огромные темные залы, где в вышине, куда не проникает свет факелов, над вами шуршат стаи летучих мышей; длинные коридоры, узкие проходы, внутренние дворы; неожиданно открывающиеся балконы и галереи с видом на равнины внизу; скользкие лестницы со ступеньками, отшлифованными босыми ногами тысячи лет тому назад; темные колодцы, за которыми чувствуются скрытые подземелья;
