Господи, взмолился я, ну сделай так, чтобы боль прошла, я больше не могу, господи. Помоги мне, господи, я больше не сдвинусь с места, буду лежать здесь, сколько надо, только помоги мне, я больше не могу.
Но боль отпустила не скоро. Наконец, спазмы прошли. Обессиленный, изнемогший, я лежал на ступенях грудой расплющенных мышц, и только и мог, что молиться, чтобы приступ не повторился.
В голову лезли такие мысли, что лучше бы мне вообще ни о чем не думать. Я вспоминал случаи, когда люди умирали от разрыва внутренних органов: печени, почек, селезенки. А я? Что же
у меня разорвано, если малейшее движение вызывало такую жуткую реакцию? А еще я думал, что вот сейчас вернется ден Релган, чтобы прикончить меня.
В ушах звучал его голос:
— Ты заплатишь за все… заплатишь…
Ранами, кровоподтеками, чудовищной болью. Страхом, что еще немного, и я умру. Умру от внутреннего кровотечения, как умирают избитые до смерти.
Прошла вечность.
Если бы хоть один из жизненно важных органов — печень, почки или селезенка — был поврежден и кровоточил, это бы уже проявилось в учащенном пульсе, прерывистом дыхании, жажде, усиленном потоотделении. Но я не замечал таких симптомов.
Время шло, мне не становилось хуже, и я слегка приободрился. Может, если тихо, осторожно попробовать пошевелиться, ничего и не произойдет.
Но я напрасно надеялся. Меня снова скрючило от боли, и приступ оказался ничуть не слабее предыдущего.
Мозг всего лишь послал телу сигнал — вперед, но этого было достаточно, чтобы перекорежило каждый мускул. Должно быть, тело включило лучшие меха
низмы самозащиты, но терпеть эту муку было свыше моих сил.
Боль долго, слишком долго не отпускала и утихала медленно, постепенно, как бы предупреждая, что может вернуться в любую минуту. Больше не буду, пообещал я. Только, пожалуйста, не надо так со мной. Не надо.
В доме горел свет, но отопление было выключено, и я ужасно замерз, просто окоченел. Ну что ж, может, оно и к лучшему. Холод остановит кровотечение из внутренних органов, склеит стенки порванных сосудов, и красная жидкость перестанет течь, куда не следует. А там, бог даст, и полегчает.
Не помню, сколько времени я пролежал в ожидании облегчения. Тело горело и ныло, но я был жив. Мало того, во мне нарастала уверенность, что я выживу, что мне повезло. Если эти сволочи не отбили мне внутренности — выкарабкаюсь. Не привыкать.
Сколько сейчас времени? Я не мог посмотреть на часы. Попробую поднять руку. Одну только руку. Может, удастся, если буду осторожен.
Но это оказалось не так-то просто. Правда, на сей раз приступа не последовало, но рука не повиновалась приказу, лишь слабо дернулась и все. Не работает. Видно, все сухожилия порваны.
Выждав некоторое время, я попробовал снова. И перестарался. Болевые спазмы повторились, меня скрючило так, что не вздохнуть, зажало в тиски; сильно кололо в области желудка, а в мышцах рук почти ничего не ощущалось, но остальные части тела болели зверски, мучительно, и приступ длился так долго, что я испугался.
Я пролежал на полу всю ночь. Наступило утро, а я все лежал. Лужа крови под моей головой стала вязкой и постепенно высохла. Лицо распухло, как набитая песком подушка. Рассеченные в нескольких местах губы воспалились и болели; языком я нащупал неровные края сломанных зубов. Машинально попытался приподняться. Никаких спазмов.
Я лежал в дальнем углу прихожей, головой почти касаясь нижних ступенек лестницы. Жаль, что спальня на втором этаже. И телефон там же. Я бы мог
позвать на помощь, если бы мне удалось подняться по лестнице наверх.
Осторожно, все еще опасаясь, что приступ повторится, я попробовал сесть, но не смог пошевелить ни рукой, ни ногой. Страшная слабость разлилась по телу, дрожал каждый мускул. Полулежа, мне все же удалось продвинуться по полу на несколько дюймов и доползти до ступеней. И снова одуряющая слабость, и снова я лежу — голова и плечи на ступенях, бедра и ноги на полу — и боль, возвращается боль.
Господи, ну сколько можно так мучиться?
За час мне удалось подняться на три ступеньки. Спазмы. Опять спазмы. Ну все. Дальше не поползу. На ступеньках куда удобнее, чем на полу, нужно только лежать и не дергаться.
И я перестал дергаться. Благодарность за то, что больше не болит, затопила усталое тело, и я лежал и не дергался целую вечность.
В дверь позвонили.
Кто там? Я никого не желаю видеть. Мне уже не нужна помощь, оставьте меня в покое. Покой вылечит меня, дайте срок. Кто бы ни пришел, я не сдвинусь с места.
Звонок повторился. Кто бы ты ни был, уходи, мне лучше полежать одному.
Звонки прекратились, и я было подумал, что посетитель угадал мое желание, но тут услышал шаги: некто проник в дом через взломанную заднюю дверь — ее можно было открыть пальцем — и теперь приближался ко мне, стуча каблуками по коридору.
Только не Ден Релган. Господи, только не ден Релган!
Это был Джереми Фоук.
Эй, Филип, где ты, Филип? — кричал он, заглядывая во все двери. И остановился как вкопанный, едва зашел в холл. Он был потрясен. Господи Иисусе, — пробормотал он, увидев меня. Привет, — ответил я. Филип, — он склонился надо мной. — Что у тебя с лицом? Порядок. Помочь? Отдыхай. Посиди со мной. Садись вот сюда, на ступеньки. — Язык распух и плохо слушался, болели
губы. «Как у Мари, — подумал 9. — Совсем как у Мари».
Но что случилось? Ты что, на скачках разбился?
Джереми присел на ступеньки подле меня, неуклюже подобрав под себя ноги.
И кровь… ты весь в крови… лицо и волосы… весь. Пустяки, — сказал я. — Она давно высохла. Ты меня видишь? — спросил Джереми. — Глаза у тебя… — тут он запнулся, решив не огорчать меня еще больше. Вижу. Одним глазом, — утешил я его. — Мне этого вполне достаточно.
Он, разумеется, захотел оттащить меня в ванную, смыть кровь и вообще привести в божеский вид, но я не желал двигаться с места. Спорить с Джереми у меня не было сил, и, видя, что он настроен решительно, я рассказал ему о приступах, чем поверг в еще больший ужас.
Я схожу за доктором. Уймись. Со мной все в порядке, — сказал я. — Говори, если хочешь, но, умоляю тебя, — ничего не делай. Ну ладно, — сдался Джереми. — Может, тебе чаю принести? Или еще чего-нибудь? Пойди на кухню, там в буфете есть бутылка шампанского. Принеси, пожалуйста.
Он посмотрел на меня, как на сумасшедшего. Откуда ему знать, что для меня шампанское — лучшее средство от всех болезней. Я услышал, как хлопнула пробка, и через минуту в холле появился Джереми с двумя бокалами в руках. Он поставил мой бокал на ступеньки так, чтобы я мог дотянуться до него левой рукой.,
«Ну вот, — подумал я. — Заодно и проверю. Должны же эти приступы когда-нибудь прекратиться». Я с трудом приподнял руку и сжал пальцами толстую ножку, после чего попытался поднести бокал ко рту; мне удалось сделать три больших глотка — и снова пронзило болью, скрючило, парализовало.
На сей раз испугался Джереми. Я видел, как дрожат его руки, когда он подхватывал на лету бокал, который я выронил.
Подожди, — процедил я сквозь зубы.
Приступ был короче и легче предыдущих. Должно быть, начинаю выздоравливать.
Страшно подумать, сколько энергии порой приходится тратить, чтобы всего лишь убедить доброжелателей оставить тебя в покое. Особенно тяжко иметь дело с друзьями. Видит бог, я был благодарен Джереми за то, что он сейчас со мной, лишь бы он поменьше суетился и хоть ненадолго притих.
И снова раздался звонок в дверь. Я не успел предупредить Джереми, что никого не жду, — он уже пошел открывать. Сердце у меня упало. Что-то слишком много посетителей. Не к добру.
Вошла Клэр. Ну да, я же сам приглашал ее.
Присев подле меня на корточки, она внимательно посмотрела на мое расцвеченное лицо и сказала:
Нет, ты не упал. Тебя избили, верно? Выпей шампанского, — посоветовал я.
Она встала и пошла на кухню за стаканом. Я слышал, как она заступается за меня перед Джереми:
Хочет лежать на ступеньках — пусть лежит. Ему лучше знать, что делать в таких случаях.
Господи, впервые встречаю девушку, которая хоть что-то понимает. Уму непостижимо.
Клэр и Джереми сели на кухне и, представившись, начали пить мое шампанское. Между тем мне полегчало. Я попробовал вытянуться на ступеньках — никаких спазмов. Выпил шампанское. Тело гудело, но я уже не чувствовал себя таким больным. Еще немного, и смогу сесть.
Позвонили в дверь. Прямо эпидемия какая-то.
Клэр пошла открывать. Я был уверен — кто бы ни пришел, она отправит его обратно. Но, видно, ничего не вышло — новую посетительницу было невозможно задержать на пороге. Не слушая возражений Клэр, она буквально ворвалась в дом, и я услышал быстрый приближающийся стук каблучков.
