царя-батюшку…
— Зачем врёшь?! — Рогнеда ударила ладонью по столу, а Вера ударила лбом о замусоленный пол.
— Клянусь, госпожа! Клянусь!
— Юбку задирай.
— Что?
— Юбку задирай!
— Госпожа…
Рогнеда дёрнула бровью и наградила Веру гневным взглядом.
— Долго мне ждать?
Рыдая, служанка повернулась задом и приподняла дрожащими руками юбку. На ягодицах темнели сизые полосы.
— Не пороли, говоришь? — Рогнеда сдёрнула юбку вниз, заставляя прикрыться.
— Не пороли, госпожа! Клянусь, не пороли! Я спать легла, а на утро как проснулась, следы появились!
Волна гнева всколыхнулась в груди от её бездарного и глупого вранья. Пелена заволокла глаза, и Рогнеда вскинула руку, чтобы хорошенько ударить Веру по пунцовому лицу. Служанка вжалась в печку, пряча раздутый живот. Как эта толстая дура смеет лгать прямо в лицо? Да ещё и бросаться клятвами. Можно подумать, клятвы смертных хоть что-то значат. Можно подумать, людские слова хоть чего-то стоят!
Рогнеда сжала кулак, и кольца на пальцах жадно сверкнули. Тут на печке завозились одеяла, и на неё уставилось белое морщинистое лицо. Обескровленная кожа свисала с острых скул и нижней челюсти, будто сделанная не по размеру. Фиолетовые губы подрагивали, а чёрные впалые глаза блестели, будто влажные жемчужины в гнилых раковинах.
Рогнеда застыла, не в силах оторвать взгляда от этого ужасного зрелища.
— Убирайся, с-сука, — прошипела женщина беззубым ртом, и грязные серые пряди упали ей на лицо. — Я уже тебя убила! Тебе мало, с-сука?!
Она протянула тощую, будто ветвь сухого дерева, руку с почерневшими ногтями. Не дотянулась и позволила ей бессильно обвиснуть.
— С-сука! — повторила она.
— Мама, замолчи! — крикнула Вера, и бросилась запихивать мать обратно в одеяла.
— И ты. — Чёрные глаза уставились на служанку. — И ты — с-сука! Чтоб вы с-сдохли все!
— Прости её! Прости её, госпожа! Она не знает, что говорит! Не наказывай её! Прошу!
Вера всё говорила и говорила, но Рогнеда едва слышала её слова, прикованная взглядом к чёрным провалам глазниц. Кулак разжался, и рука безвольно опустилась вниз. Эти круги вокруг глаз, эта белая кожа, эти тощие руки. К горлу подкатила тошнота. Сейчас на печи Рогнеда не видела мать Веры. Она видела свою мать. Слышала её голос, осыпавший её проклятиями.
На мгновение Рогнеда снова стала маленькой девочкой у постели больной матери, которая пожирала её ненавидящим взглядом: «Хочешь меня убить? Ты сдохнешь первой, сволочь! Я об этом позабочусь, слышишь?»
«Мамочка! Это я, Рогнеда! Мамочка, я тебя люблю!»
«Ты маленькая тварь! Я тебя проклинаю, слышишь? Я не люблю тебя. И никто тебя никогда не полюбит. Ты сдохнешь. Сдохнешь, как бездомная псина под забором».
Рогнеда покачнулась и закрыла рукой рот, чтобы удержать желудок внутри. Тяжело развернулась, желая как можно скорее покинуть эту душную комнату и не видеть больше чёрных глаз собственной матери.
— Госпожа? — голос Веры звучал словно издалека.
— Сболтнёшь кому-то, что я приходила... Убью, — выдавила Рогнеда и навалилась на дверь.
Холодный ветер ударил по лицу и согнал с крыльца. Ноги вязли в грязи, мир превратился в игру теней и света, и всё, что она видела чётко и ясно — лошадь у плетени. Скорее. Убраться отсюда подальше.
Рогнеда прильнула к тёплому конскому боку, пытаясь отыскать в дрожащих ногах силы взобраться в седло.
Хладная хворь. Рогнеда верила, что смогла оставить эти воспоминания в прошлом, что надёжно спрятала их под замок, что они больше не смогут её достать. Но она ошибалась. Рогнеду трясло, а слова матери звенели в ушах, будто и не было между ними десяти прожитых лет.
«Я не люблю тебя».
Рогнеда вынула из косы гребень, будто он мог чем-то помочь. Будто мог отогнать наваждение и убедить, что те слова ничего не значили.
«И никто тебя никогда не полюбит».
Зубцы впились в ладонь. Птица Алконост смотрела укоризненно. Не значили. Конечно, эти слова ничего не значили. Мать просто была больна. Так действует хладная хворь — остужает душу и замораживает сердце. Вытаскивает наружу злость и ненависть. Сводит с ума и превращает жизнь в ад, прежде чем застудить кровь в жилах навсегда.
Рогнеда знала, что в матери говорила болезнь. Знала, что она никогда бы не сказала ей таких слов в здравом уме. Но ещё Рогнеда знала, что больные хладной хворью не способны лгать.
Начинался дождь. И первые холодные капли заставили её вздрогнуть и вернуться в реальность.
Птица Алконост больше не глядела укоризненно. На её губах застыла блаженная улыбка. Так и должно быть.
Рогнеда расправила плечи, выдохнула и вернула гребень в волосы. Внезапно она почувствовала, что отчаянно хочет увидеть Дарена. Хочет, чтобы его зеленые глаза отогнали печаль. Чтобы его тепло согрело ледяные пальцы. Ей это было нужно, хотя она и не могла объяснить себе этого желания. Да и не хотела искать объяснений.
***
— Ты рано. Мы договаривались встретиться в полдень, кажется. — Дарен выглянул из-за книжного шкафа.
Рогнеда встретилась взглядом с тёплой зеленью его глаз, и на душе стало легче. Она сама внезапно стала легче, невесомее, только тяжело и гулко колотилось в груди сердце. Рогнеда отвела взгляд, чувствуя, как просыпается и крепнет внутри раздражение. Прочным щитом поднялась злость, заслоняя Рогнеду от пронзительного взгляда.
— Раньше начнём, скорее закончим. — Она небрежно махнула рукой и прошла вглубь библиотеки.
— Всё в порядке? Ты бледная и дрожишь. — Шаги Дарена эхом отдавались в ней.
Дрожит? Рогнеда даже не заметила, и поспешно скрестила руки на груди, впившись в себя пальцами.
— Попала под дождь.
— Замёрзла?
Она неопределённо пожала плечами и подошла к столу, на котором уже были аккуратно разложены книги по истории Вольского Царства и пыльные фолианты с угловатыми закорючками языка Северных Земель.
На плечи и спину легла согретая чужим телом плотная ткань. Дарен встал передо Рогнедой и поправил свой кафтан на её плечах. Сам он остался в свободной хлопковой рубахе.
— Так лучше? — Он улыбнулся, а Рогнеда обмерла, пойманная в ловушку его взгляда.
На миг все её цели померкли, затуманились и потеряли всякое значение. На миг ей показалось, что она могла бы просто закрыть глаза, шагнуть вперёд и…
— Нет. Не лучше. — Рогнеда дёрнула плечами, кафтан соскользнул на пол, и холод тут же снова прилип к спине.
Дарен посмотрел удивлённо и немного печально, а Рогнеда, вскинув подбородок, обошла стол и опустилась в кресло. Её
