на ошибки в погрузочных документах и так подробно и со знанием делал обсуждал списки доставленных товаров, что уже никто и заподозрить не мог, будто помидоры, лемехи и тракторы существуют только на бумаге. Видимость маскировала реальность. Пока Морис и инспекторы обсуждали арифметические ошибки и трудности перевода, из гавани выкатывались грузовики с оружием. А это было самое главное. Кто знает, возможно, инспекторы
хотели не замечать, из сочувствия или из продажности. К концу войны списки товаров, прибывших из Чехословакии, включали 24 500 винтовок «Маузер», 10 000 штыков, 57 миллионов патронов калибра 7,92 мм, 5895 пулеметов, 250 пистолетов «Зброёвка» [30] калибра 9 мм, 22 танка, 1 миллион противотанковых снарядов, 25 «мессершмиттов», 59 «спитфайров», а также 4184 бомбы весом 2 кг, 2988 бомб весом 10 кг, 146 бомб весом 20 кг и 2614 бомб весом 70 кг. Без этого оружия молодой Израиль не выстоял бы в войне.
Но было кое-что еще более важное, чем контрабанда, – молодые иммигранты, сходившие с кораблей на противоположном пирсе. Многие сразу отправлялись в учебный лагерь, а через несколько недель шли на фронт. Мы приехали не для того, чтобы нас прикончили, говорили они. На этот раз мы сильнее. За короткое время израильских солдат стало больше, чем арабских. Через два месяца израильская армия увеличилась вдвое и продолжала расти.
Ясмина тоже хотела внести свою лепту, как и все на улице Яффо. Жоэль до сих пор помнит весенний день, когда ее мать надела брюки с защипами, сандалии на плоской подошве и облегающую блузку, решительно взяла ее за руку и они отправились на армейский призывной пункт. Это была маленькая прокуренная комнатка на первом этаже белого здания, забитая людьми. На стенах висели плакаты с изображением женщин, которые выглядели так, как хотела бы выглядеть Ясмина: короткие песочные брюки, рубашки хаки, красные косынки. Она была раздосадована тем, что Виктор устроил на работу только ее мужа. Ей не хотелось оставаться в стороне в этот судьбоносный час. Взяв Жоэль за руку, она встала в очередь мужчин и женщин, которые курили и проклинали египтян, бомбивших Тель-Авив. Вот же, эти фараоновы потомки.
– Когда родились? – спросила женщина-солдат, сидевшая за столом. Она точно сошла с плаката, разве что была чуточку постарше.
Настоящая сабра, подумала Жоэль, завидуя ее форме.
– Тысяча девятьсот двадцать третий.
Женщина заполняла формуляр, не поднимая глаз.
– Где?
– В Тунисе.
Тут она подняла голову. Внимательно оглядела Ясмину.
– Черная, – пробормотал кто-то позади нее в очереди.
– Я итальянка.
– Не похожа.
– Вот моя карточка иммигранта. И мой паспорт. Вот. Смотри. Республика Италия.
Женщина пролистала документы.
– Мы недавно приехали, муж и я.
Женщина в форме равнодушно отогнала муху. И тут Жоэль услышала слово, которое пробормотал один из людей в очереди позади них. Худшее слово, которое можно было сказать в те дни. Аравит? Она арабка?
Жоэль не поняла, кто первым затеял спор, женщина, мама или мужчина позади, и самое главное – почему? Внезапно все уже орали слова, которые Жоэль никогда не слышала. Ясмина схватила Жоэль за руку и буквально выдернула ее на улицу. Она почти тряслась от ярости, споткнулась, огрызнулась на прохожую, случайно оказавшуюся на пути. Когда они достаточно далеко отошли от призывного пункта, Ясмина села на бордюр, спрятала лицо в ладонях и заплакала.
– Что случилось, мама?
Жоэль была в смятении. Ее мать всегда была сильной – на корабле, в лагере… а теперь одного слова оказалось достаточно, чтобы так огорчить ее? И к тому же это слово было неправдой.
– Но мы же не арабы?
– Конечно, нет!
Ясмина обняла Жоэль, но слезы не переставали катиться по ее лицу. Она стыдилась плакать на улице, но то, что рвалось наружу, было сильнее ее.
– Мы йегудим, слышишь? В нашем государстве мы все равны. Неважно, откуда мы родом. Это сказал Бен-Гурион!
– Да, мама. Не плачь.
– Милая моя. Я должна тебе кое-что рассказать.
Ее голос сделался твердым, что одновременно успокоило и напугало Жоэль. Она чувствовала, что сейчас услышит что-то очень серьезное.
– Что?
– Вообще-то я хотела подождать, пока ты подрастешь. Но ты уже большая и смелая. Когда твоя мама была маленькой, намного меньше тебя, у ее родителей больше не было денег. И чтобы их дочери было лучше, они отдали ее в приют. Ей там было хорошо. У нее всегда была еда. Крыша над головой. Друзья. И вот однажды в приют пришла семья. Твои бабушка и дедушка. И дядя Виктор, он тогда был маленьким. Вообще-то он хотел брата, чтобы вместе играть в футбол, но твои бабушка и дедушка выбрали меня. Знаешь почему? Потому что я еврейка. Потому что они тоже евреи. И с тех пор…
Дрожь прошла по ее телу. Жоэль крепко держала ее за руку. Ей было страшно.
– Мы – семья, ты понимаешь? Можно быть семьей, даже если вы не связаны кровным родством, понимаешь? Главное – любить друг друга.
Жоэль поняла лишь наполовину. Разумеется, они были семьей. Но что означает «кровное родство»? И какое это имеет отношение к спору, который только что произошел?
– Дедушка и бабушка приехали в Тунис из Европы. Европейцы селились повсюду. В Алжире, в Триполи, в Тунисе, все они приплыли по морю, на кораблях. Но я… Видишь, какие у меня темные кудри? Видишь, какие черные? Черные как смола? У твоей мамы нет белой крови.
Жоэль любила дедушку. Она помнила, как ласково он брал ее на руки. Она плакала, когда они сели на корабль и оставили его в Риме. Она помнила, как он махал им, помнила его грустные глаза и белые волосы. И что, он теперь не ее дедушка?
– Но ведь дедушка и бабушка – евреи?
– Да. Там жили европейские евреи и тунисские евреи. Местные жили в Тунисе две тысячи лет, понимаешь? Это от них я происхожу. Они не арабы, но похожи на них.
Жоэль ничего не понимала.
– Их называют мизрахим. Те, что с Востока.
– Но Тунис же на западе!
– Восток – везде, где есть арабы. Помнишь молочника в Маленькой Сицилии, который каждое утро оставлял бутылку молока перед домом?
Жоэль не помнила.
– А помнишь Йехуду в лагере, с которой ты любила играть?
Жоэль кивнула.
– Ее семья – марокканцы.
У Жоэль закружилась голова. Как можно быть евреем и арабом одновременно?
– Тогда я тоже… аравит?
– Нет. Ты еврейка! – выкрикнула Ясмина так, что на них обернулись. Она понизила голос: – В Эрец-Исраэль мы все равны, понимаешь? Ты так же хороша, как и все остальные. Потому что задолго до появления восточных и европейских евреев, много-много лет назад, все евреи жили здесь.
– У них была темная кожа или светлая?
