Желание было столь велико, что я отбросил сомнения и постучался в нужную дверь. Рукавишников пробубнил что-то невнятное и открыл ее.
– Зачем приходил сюда Тальский? – грозно произнес я с порога. – За своей долей драгоценностей?
На лице хозяина дома мелькнул испуг.
– Что… что такое, Нечаев? – сипло замямлил он. – Ты о чем?.. Ка-какие драгоценности?
Я выхватил из кобуры наган и наставил на него.
– Вчера опять покуражился со своими дружками?.. Куда захавал награбленное, гад?
Тот, отступая в сени, каким-то шестым чувством понял, что я блефую.
– Какое такое награбленное? – вскричал он своим простуженным голосом. – Да чего тебе надо, Нечаев?.. Опять приперся без ордера? Обязательно пожалуюсь товарищу Маркину! Чего там Маркину, напишу в Тамбов! Что же это такое, ни с того, ни с сего лезть в дом к честным людям!..
– Уходи отсюда! – взвизгнула хозяйка, прячась за спиной мужа. – Замучил!
Я понял, что и на этот раз пройдоха выйдет сухим из воды. С досады рубанул воздух рукой и громко сплюнул. Схватил затем в сердцах лежавший на лавке в сенях саквояж и, что было сил, пнул его ногой, словно футбольный мяч. Он пролетел через крыльцо и, вращаясь в воздухе, упал на песчаную дорожку. Мне показалось, что при падении из него вылетела какая-то крохотная блестящая вещица. Я кинулся к саквояжу: рядом с ним среди песчинок, блестя на солнце, лежала золотая сережка! Зацепилась ли она за что-то, была ли в саквояже прореха, но доказательство преступления было на лицо. Мне хватило секунды, чтобы приставить вороненый ствол ко лбу Рукавишникова.
– Где прячешь ценности, скотина? – рявкнул я, показывая сережку. – Пристрелю как собаку! Считаю до трех – раз, два…
– Господи, Боже мой! – заголосила хозяйка.
– Cкажу, все скажу! – засипел подонок. – Только не стреляй! В спальне они, под кроватью две доски поднимаются.
– Тальский приходил за мздой?
– Да… Он прикрывает нас…
– Кого – нас? Кто у тебя в подручных?
– Милиционер Кругликов и бывший мещанин Cелезнев.
– Значит, хищение художественных ценностей Заградского тоже на вашей совести?
– План разработал Белый, Тальский с помощью Кругликова помог его осуществить. Кругликов вынул чеку с колеса подводы Батейкина, когда ходил в конец обоза за выпавшей курительной трубкой.
– Вы, что, состоите в бандитской шайке?
– Мы сами по себе.
– Кто подговорил залетного бандита напасть на меня среди ночи?
– Тальский. Сказал, что ты опасен.
– По его приказу мне подбросили картину со статуэткой?
– Да.
– Ты погубил Трутнева?.. По своей инициативе или Белый попросил?
– Белый. Со мной связался один из его подручных и попросил извлечь Трутнева из-за решетки. Я сказал, что это невозможно. Тогда он сунул мне денег, наказав пустить задержанного парня в расход.
– Не сомневаюсь, что именно ты, сучий потрох, предупредил Белого о засаде в доме Неверова… Не так ли?.. Знаешь, где притон «монастырских»? Где они торчат?
– Предупредил я, но где притон «монастырских», знать не знаю.
Я сунул саквояж в руки Рукавишникову и повел его под дулом револьвера в спальню. Заставил там отодвинуть кровать и поднять те самые две доски. Внизу, на земле, лежало несколько бумажных пакетов, наполненных золотыми кольцами, браслетами, часами, сережками, ожерельями, табакерками, червонцами.
– Быстро укладывай все в саквояж! – приказал я милиционеру-грабителю. – Шевелись, поганец!
Когда он справился с задачей, я нашел веревку, связал ему руки за спиной и под плач жены вывел из дома. Черный потертый саквояж порядочно оттягивал мне руку.
Глава 22
Жители города, встречавшиеся на пути, останавливались и с удивлением смотрели нам вслед. Некоторые, кивая на нас головами, оживленно комментировали событие:
– Ты смотри, кажись, Рукавишникова повязали!
– Он же сам из милиции!
– Видать, влип, не прокрутился.
Часовой у дверей милицейского здания, хлопая глазами, молча уставился на связанного Рукавишникова.
– Товарищ Маркин у себя? – cпросил я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Ага! – только и смог cказать он, продолжая таращиться на своего сослуживца.
Еще по дороге я решил отвести задержанного не к нам, на второй этаж, а сразу к Маркину, чтобы он, не мешкая, предпринял меры в отношении своего двуличного зама. Но именно в тот момент, когда мы подходили к кабинету с табличкой «Начальник милиции», открылась соседняя дверь, и в коридор вышел Тальский. Ситуация была оценена им мгновенно. Он выхватил из кобуры свой маузер и открыл стрельбу. Первая пуля свистнула у меня над головой, вторая попала в Рукавишникова. Тот, охнув, дернулся всем телом и медленно осел на пол. Тут же заработал мой наган. Бросив саквояж, я выпустил в продажного представителя порядка две пули, но лишь слегка ранил его. Он шмыгнул обратно в свой кабинет и хлопнул дверью, закрыв ее на ключ. Я крикнул часовому, заглянувшему внутрь, стеречь Тальского у окна.
– Будет сделано! – ответствовал он. – Я мигом!
Между тем в коридор высыпала целая прорва милиционеров. Они бежали ко мне, сжимая оружие и переговариваясь между собой:
– Что случилось?
– Почему стрельба?
– Что тут происходит?
Точно такие же вопросы были у Маркина, открывшего дверь своего кабинета, и Светловского, спустившегося со второго этажа.
– Данила, с тобой се в порядке? – c тревогой в голосе спросил мой начальник.
– Все хорошо, Григорий Иваныч, не беспокойтесь.
Маркин склонился над Рукавишниковым и пощупал пульс на его шее.
– Похоже, наповал.
– Тальский стрелял в нас практически в упор, – пояснил я.
– Значит, покойник. Пуля у маузера тяжела, а Тальский редко промахивается.
Открыв саквояж с драгоценностями, я начал вкратце рассказывать ему обо всех важных фактах.
– Не верьте ему, Илья Григорьевич, – послышался за дверью голос продажного зама. – Вранье! Нечаев убедил Рукавишникова оклеветать меня. Я и какие-то грабители! Вы что, повелись на эту чушь?.. Нечаев выстрелил первым. Он мстит мне за то, что Лидия не может забыть меня.
– Выходите, Лев Иосифович, разберемся, – сказал Маркин.
– Неудобно через дверь-то толковать, – усмехнулся Светловский, подмигнув мне.
Ключ в скважине повернулся, и Тальский, держа маузер в левой руке, а правой – зажимая слегка кровоточащее левое плечо, вышел в коридор.
– Так что я ни в чем не виноват, – сказал он, принимая все тот же свойственный ему независимый, отчасти надменный вид. – Товарищ Светловский, прошу вас, уймите своего не в меру прыткого подопечного!.. Позовите сюда доктора Журкина!
От такой изворотливости, смешанной с беспардонной наглостью, у меня потемнело в глазах. Я перекинул наган в левую руку, рванулся вперед и врезал Тальскому по челюсти. Он с грохотом рухнул на пол, черный маузер отлетел от него на десяток метров. Мне захотелось добавить ему еще и с носка, но меня вовремя удержали. Пока соперник пребывал в нокауте, я немного остыл и сказал Маркину:
– Проверьте его карманы, и вам все станет ясно.
Начальник милиции прислушался к моему совету и пошарил в карманах кожаной куртки своего зама.
– Пусто, – развел он руками.
– Проверьте ящики стола в его кабинете.
Через минуту Маркин вышел из кабинета с целой пригоршней блестящих драгоценностей – колец, печаток, цепочек, сережек и брошек.
– Однако! – покачал он головой, посматривая на Тальского, который стал подавать признаки жизни.
– Товарищ Маркин, – сказал я. – Рукавишникову в грабежах помогали милиционер Кругликов и бывший мещанин Cелезнев. Кругликов, кстати, помог «монастырским» умыкнуть ящики с ценностями Заградского, когда обоз притормозил у городского постоялого двора.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Тальский зашевелился на полу, без помощи сел и откинулся спиной на стену.
– Говори, подонок, где притон «монастырских»? – подступил к нему Маркин.
– Не знаю, – буркнул милицейский оборотень. – Они сами со мной связывались, если было нужно.
