— Уиндел, ты пьян или прикидываешься? — с подозрением прищурился Стас.
— Я пьян. Но покамест не лишен умения видеть здравый смысл, Нужный. — Ученый взялся за горлышко графина, но, поразмыслив секунду, убрал руку. — Помнишь, я однажды объяснял вам с этой теткой-безопасником из СКО… как бишь ее звали… Ольгой, что ли… не суть… Помнишь, на борту шаттла, на котором тебя от Игреков забирали?
— Такое под пытками не забудешь.
— Так вот. Я вам объяснял, что остолопы-ученые не обращали внимания на подвижки, которые происходили в Солнечной на протяжении последних десятилетий: эксцентриситет орбиты Венеры, изменение магнитных линий Марса, незначительные колебания плотности солнечной плазмы и эллипсовидная диффузия слоев короны…
— Постой-ка, — нахмурился Нужный. — Про Солнце тогда ты вроде бы не упоминал.
— А сейчас упомяну. И надеюсь, что никто нас не слушает из командования фрегатом…
— Уиндел, ты меня пугаешь…
— И как – получается?
— Отчасти.
— Это хорошо. Пугайся, Нужный. Давно пора, честно говоря… — Жаквин поглядел на порванный рукав своей спецовки и тряхнул рукой, будто хотел избавиться от лохмотьев. Затем продолжил на тон тише: – Людям парят мозги, Стас. Им грамотно втюхивают, будто солярно-динамические кривые Солнечной системы меняются в допустимых коридорах инерциальных констант. Мол, Солнце вместе с планетами слегка отклонилось от вектора движения вокруг галактического ядра, и ничего, мол, страшного в этом нет. Лапша на уши. Я уверен, что сейчас все астрономы, как профи, так и любители, под колпаком санкциров-безопасников.
— Не до конца понимаю…
— Любой ребенок с простейшим телескопом и толикой знаний небесной механики и астрофизики может опровергнуть официальные версии СМИ и рубануть правду-матку об истинном положении вещей. Я тут поспрашивал у персонала на фрегате… И знаешь, что? На всех кораблях, как боевых, так и исследовательских, по приказу командования СКО и санкции верхушки правления стран космического альянса отключены средства сверхдальней локации, наблюдения и обнаружения. Про гражданские суда я даже не говорю.
— Но ведь по простейшим приборам навигации, с помощью привязки по трем звездам, которую несложно рассчитать и на обыкновенном компе, имея соответствующий софт, можно определить отклонения основных навигационных параллелей. Если таковые отклонения, конечно, имеются.
— Вот именно. И уверен, что многие экипажи в последнее время сильно озадачены картинкой внешнего пространства, которую им выдают приборы. Погрешность? Ошибка? Шиш. Навигационная сетка в порядке. А вот у нашей родной звездочки – очень серьезные проблемы с местоположением.
Стас почувствовал неприятных холодок внутри. Знакомый холодок. Точно такой уже пробирал Нужного, когда он уходил в тот злополучный рейс к Япету.
— И каково же… истинное положение вещей? — спросил он, глядя на ученого в упор.
— Знаешь, в чем прикол? СМИ почти не врут.
— Это «почти» меня пугает еще больше.
— Правильно, Нужный, что пугает. Солярно-динамические кривые Солнечной системы меняются в очень-очень-очень не допустимых коридорах инерциальных констант.
— Что это значит?
Уиндел поднялся с кресла и, почувствовав ощутимый крен на левый борт, ухватился за холодный обод иллюминатора.
— Сначала обе Солнечные системы – Икс и Игрек – неторопливо тормозили, — сказал он, подняв на Стаса диковато поблескивающие глаза. — Тормозили, пока не встали в нулевую позицию. Открылся переход. А теперь мы начали медленно, но уверенно разгоняться.
Нужный смотрел на Уиндела снизу вверх, гадая, не сбрендил ли ученый окончательно.
— Я воспользовался общебортовым терминалом, решил довольно сложную систему уравнений, прикинул вектор движения и ускорение… — продолжил Жаквин. — Пока не могу утверждать наверняка – слишком мало исходных данных, а доступ ко всей информации по астрографии наглухо закрыт, — но, по предварительным расчетам, ускорение составляет чуть меньше метра на секунду в квадрате. Мы его практически не чувствуем, ведь разгоняется вся Солнечная. Точнее – обе Солнечных…
— Перестань ходить вокруг да около. В чем главная проблема, Уиндел?
— Ускорение постоянное.
— Постой-ка… — Стас прикинул в уме. — В таком случае… Да быть того не может! Это бред сивой кобылы! Меньше чем за десять лет мы достигнем релятивистской скорости…
— Там еще много непоняток по вопросам общей и специальной теорий относительности, но в целом – ты прав. Если ускорение останется постоянным – через десять лет все мы либо превратимся в поток излучения, либо станем жертвами пространственно-временных парадоксов. Но я больше чем уверен, что системы перестанут разгоняться за какое-то время перед достижением светового барьера.
— Успокоил. Прямо от души отлегло, — съязвил Стас, чтобы скрыть волнение, все сильнее сдавливающее грудь.
— Рано радуешься, Нужный, — совершенно серьезно ответил Уиндел. — Я ведь еще не сказал о векторе движения наших Солнечных.
— Эй-эй! Только не убеждай меня, что они ни с того ни с сего поехали навстречу друг другу!
— Нет, нет. Все гораздо занимательнее. Они движутся под углом девяносто градусов относительно друг друга. Будто бы… э-э… вдоль сторон воображаемого треугольника, расстояние между вершинами которого что-то около семи парсеков.
— И куда же они… — Стас вдруг осекся.
Он уже знал ответ.
Жуткий до слабости в коленях и в то же время такой очевидный, что мозг упорно отказывался его воспринимать.
Уиндел криво усмехнулся. Сделал большой глоток водки и, прокашлявшись, сказал:
— Я бы дал Нобелевку тому умнику, который с легкой руки назвал наши Солнечные X и Y. Он попал в точку. Наши системы остановились на отрезках осей абсцисс и ординат, которые можно условно принять за единицу. Встали в теоретически идеальную позицию.
Ученый помолчал, давая Стасу возможность переварить услышанное.
А через несколько секунд Жаквин поставил жирную точку в доказательстве того, что он не дебил:
— И теперь, Нужный, наши Солнца вместе с планетами, астероидами, кометами и прочей дребеденью вроде десятка миллиардов людишек в каждой все стремительнее движутся к началу координат.
Фрегат сотрясла сирена боевой тревоги, не дав Стасу прочувствовать воистину катастрофический ужас произнесенных слов…
Глава 5
На запредельной частоте
Солнечная система Y. Луна. Испытательный полигон СКВП России в кратере Крамаренко
В кабинетах бывает уютно. Но случается такое, к сожалению, крайне редко.
К примеру, если вам предложат чашечку только что сваренного кофе с приятным терпким ароматом, ненавязчиво бьющим в ноздри, и сообщат о повышении по службе и ощутимой прибавке к жалованию. Или если это кабинет старого друга, к которому вы пришли, чтобы поболтать о пустяках, а он строго-настрого наказал секретарше не впускать никого и извлек из бара бутылочку восемнадцатилетнего скотча. Также приятно побыть в одиночестве, если это собственное рабочее место, обставленное исключительно по вашему вкусу, без учета идиотских пожеланий начальства или непрошеных советов благоверной.
Но, как правило, понятия «уют» и «кабинет» расположены друг от друга на внушительном расстоянии. Воссоединиться им мешает казенщина, дух которой непременно витает как над солидными столами красного дерева с зеленой драпировкой, так и над убогими компьютерными столиками, за гениальную конструкцию которых – дизайнера хорошо бы оправить на курс интенсивного анального зондирования.
Уют в собственном кабинете – это заслуга мебели. А в чужом – искреннее радушие хозяина…
Контр-адмиралу Руху комфортно не было с самого начала брифинга, проходившего за грубым полукруглым столом главы СКВП. По крайней мере, здесь ни мебель, ни хозяин не способствовали созданию должной благодушной атмосферы.
Рух смотрел на Леонида Тишина исподлобья, ритмично постукивая пальцем по карте, светившейся на растре КПК. С одной стороны, контр-адмирал чувствовал себя стесненно в присутствии этого волевого человека с копной седых волос. С другой – только что произнесенные Тишиным слова начисто отшибали должностной пиетет.
Слова эти не просто выводили предстоящие действия военно-космических сил за рамки всех писаных и неписаных правил ведения войн…
Они были чудовищны.
— Леонид Рустамович, — наконец осмелился заговорить контр-адмирал, — такая операция ставит под угрозу обороноспособность всего российского космического флота. Военные корабли не просто единовременно сбросят аккумулированный заряд, они потеряют G-тягу на шесть-семь часов. Ведь основные и дублирующие силовые цепи будут просто-напросто сожжены, реакторы перегреты гораздо выше критического уровня, в радиусе трех световых секунд от фокусирующих зон возникнет такая напряженность электромагнитного поля, что кварка на кварке не останется… Фигурально выражаясь. К тому же возможно возникновение эффекта «гравитационной бомбы», ощутимо меняющего орбиты ближайших космических тел. Ремонт и восстановление энергетических контуров, экстренный мониторных первичных систем, отладка сбитой электроники и полный рестарт всех машин – дело не быстрое. Чисто физически. Если противник нанесет удар в этот «слепой промежуток» – мы можем потерять до шестидесяти процентов боевых единиц флота, включая тяжелые и сверхтяжелые корабли и носители. Командование готово игнорировать столь сильнейший… э-э… фактор риска?
