скажешь?
– Возможно.
– Ладно, молчу.
Она потянулась и сжала его руку:
– Я очень благодарна, что ты поехал со мной, Роби. Это… много для меня значит.
– Ну, мы через многое вместе прошли. Если не будем прикрывать друг другу спину, то кто прикроет?
Она улыбнулась и откинулась на спинку сиденья:
– Тысячу лет не бывала в этих краях.
– ДиКарло сказала, ты была подростком, когда внедрилась в ту банду неонацистов и сдала их. Достойный поступок. А потом в ЦРУ узнали про тебя, когда ты была в программе защиты свидетелей, и наняли к себе.
Несколько секунд Рил молчала.
– Мой отец тоже верил в это дерьмо. Превосходство белых. В этой стране многое можно любить, но скинхеды сюда не относятся.
– Так твой отец тоже был скинхедом?
– На самом деле он не пекся об определениях. Просто ненавидел всех вокруг.
– Из той банды все сели в тюрьму?
– Не совсем. Их главарь, Леон Дайкс, нашел хорошего адвоката и вышел через несколько лет. Когда я жила в приемной семье, мой «папаша» связался с отрядом Дайкса.
– И такому разрешили быть приемным отцом? – удивился Роби.
– Ну, он же не кричал об этом на всех углах. Для них это был идеальный способ заманивать к себе подростков и использовать в своих целях. Чтобы те готовили для них, убирали, передавали сообщения, шили их уродливые униформы и размножали на ксероксе их чертовы листовки. Это было хуже тюрьмы. Каждый раз, когда я пыталась сбежать, меня отлавливали, били и запугивали. Дайкс был самый худший из них. Я ненавидела его чуть ли не больше, чем своего отца.
– Но в конце концов ты им отплатила, Джессика. Все вышло наружу.
– Не все, Роби. Отнюдь не все. – Она зажмурилась, скривившись от боли.
– Ты в порядке?
Рил открыла глаза:
– Все нормально. Давай-ка прибавь скорость. Хочу скорей покончить с этим.
* * *
Они оставили оружие в машине и прошли через контроль безопасности на входе в тюрьму. Она выглядела так, будто ее построили сто лет назад. Внешние стены закоптились, арка над входом осыпалась, и под штукатуркой обнажилась арматура. Туда вела только одна дорога. Вокруг простиралась равнина, на которой негде было спрятаться.
Роби окинул взглядом сторожевые вышки по периметру ограды. На них ходили туда-сюда мужчины с винтовками в руках.
– Вряд ли отсюда часто совершают побеги, – заметил Роби.
– Ну, если бы мой отец попытался и его бы пристрелили, всем было бы меньше хлопот.
Их сопроводили не в зону свиданий, а сразу в тюремную больницу.
Перед дверями Роби сказал:
– Ладно, вот мы и здесь. Ты уверена, что готова?
Она сделала глубокий вдох, но все равно едва заметно поежилась:
– Пустяки. Я видела ублюдков в пять раз хуже его.
– Но этот ублюдок – твой отец.
Она вошла в отделение, Роби – сразу за ней. Перед палатами находился еще один пост охраны. Проходя мимо, Роби обратил внимание на бейдж с именем у охранника на рубашке: «Альберт».
Альберт был здоровенным громилой. И злобным – это он тоже заметил.
Альберт с интересом окинул Рил взглядом. От Роби не укрылось, что и она разглядывает его, но он решил, что она просто примеривается на случай, если позже придется надрать ему задницу.
Альберт спросил:
– Зачем вам понадобился старый Эрл?
– Пришли с визитом, – ответила Рил коротко.
– Это я вижу. Вы в списке.
– Прекрасно, – сказала Рил. – В списке.
– Вы знаете Эрла?
– Вы сказали, я в списке. Меня пропустят к нему или нет? Если вы не отстанете со своими вопросами, я просто развернусь и уйду.
– Эй-эй, я же просто поинтересовался, дамочка. Можете пройти. Четвертая койка слева.
– Спасибо, – сказала Рил, минуя его и направляясь вместе с Роби к палате. – Говнюк, – прошептала она сквозь зубы.
Рил двигалась вперед, отсчитывая койки, пока не дошла до четвертой слева. Там она остановилась и посмотрела вниз с лицом, похожим на каменную маску.
Эрл Фонтейн явно ее ждал. Он сидел в постели: вымытый, причесанный, побритый.
– Ну здравствуй, дочурка, – сказал он. – Господи, как же ты выросла. Это правда ты, Салли?
Глава 34
Чун-Ча допивала первую чашку утреннего чая, когда раздался стук в дверь. Она встала, прошла через комнату и глянула в глазок. Потом отперла дверь и сделала шаг назад.
Трое мужчин прошли мимо нее в квартиру. Двое были в военной форме. Один – в черном кителе и таких же брюках.
Чун-Ча прикрыла за ними дверь и встала перед мужчинами в центре крошечной гостиной.
– Доброе утро, товарищ Йе, – сказал мужчина в кителе.
Чун-Ча любезно кивнула и подождала. Она окинула взглядом военные формы, посчитала звезды на погонах. Столько же, сколько у генерала Пака.
Она указала им на стулья, и они все уселись. Чун-Ча предложила чай, но мужчины отказались.
– Пак, – сказал черный китель.
– Да? – ответила Чун-Ча.
– Он мертв. Совершил самоубийство, находясь во Франции. По крайней мере, так сказано в предварительном отчете.
– Он чувствовал свою вину, – сказал один из генералов. – За предательство.
Другой генерал покачал головой:
– В это сложно поверить. Он из очень достойной семьи.
– Больше нет, – сказал черный китель, являвшийся прямым представителем Высшего руководителя. – Его семья обесчещена и понесет соответствующее наказание. Собственно, оно приводится в исполнение прямо сейчас, пока мы разговариваем.
Чун-Ча знала, что это означает отправку в трудовые лагеря. Она не была знакома с членами семьи Пака, но все равно посочувствовала им. Ей было известно, что в лагерь отправят даже детей. В чем они могут быть виноваты?
«Три поколения. Чистка должна быть полной».
Но потом она вспомнила кое-что.
– Разве у него есть семья? – спросила Чун-Ча. – Кажется, его жена умерла, а детей у них не было.
– У него есть приемные дочь и сын. О них мало кто знал. Он усыновил их достаточно поздно. Они оба взрослые.
– Но если они приемные, то у них нет предательской крови, – сказала Чун-Ча.
Черный китель раздулся от негодования:
– Вас это не касается. Он был предателем, значит, и они предатели. И понесут наказание.
– В каком лагере? – не удержавшись, спросила Чун-Ча.
Черный китель изумленно уставился на нее:
– На вашем месте, товарищ, я бы не спрашивал о том, что вас не касается. Мне хорошо известно ваше прошлое. Не давайте мне повода заново поставить его под вопрос.
Чун-Ча склонила голову:
– Прощу прощения за мою глупость. Я больше никогда об этом не заговорю. Вы правы, это меня не касается.
– Рад, что вы понимаете, – сказал черный китель, но его взгляд остался настороженным.
– Мне велели доложить вам о
