Грачев с раздражением взирал, как аргур, удерживая Эвис на крутых виражах, неоправданно тесно прижимал ее к себе. Он начал молча поругивать храм Лои, поездку и этого самодовольного хлыща, в помощи которого нуждался меньше всего. Его положение - стоящего на узкой ступени, вцепившегося в поручни прислужника, уже слишком покоробили мужскую гордость. Он понимал, что Эвис вряд ли могла это заметить, но ее легкомыслие задевало его так же глубоко, как и аттлийская непосредственность. В конце концов, он предпочел интересоваться сооружениями близкого порта, входящими в бухту галерами и рыжешерстыми слонами, волокущими грузы к складам.
Они свернули на дорогу к Тарам. Скоро гавань скрылась из виду, остались позади городские постройки, только справа еще далеко тянулись поселения, размежеванные полями и рощами.
Эвис остановила квадригу, едва окончился спуск, и передала вожжи хозяину.
- Благодарю тебя, преданный Лое, - сказала она. - Мы сойдем здесь. Чудесное место: не так далеко до города и песчаный берег. С тобой, может, свидимся, если ты снова явишь интерес к старым книгам. Скажи напоследок - ты, верно, вхож в Лантийский дворец, - слишком ли я похожа на дочь Тимора?
- На Ардею?! Нет, не думаю. - Он рассмеялся. - Не думаю, чтобы темные, как ночь, глаза могли превратиться в дорогие изумруды; чтобы ее тело так наполнила жизнь Алии! И все то, чему завидуют даже боги! К тому же ты - не аттлийка.
- Теперь я узнала о себе почти все. Еще раз благодарю.
- Если потребуется помощь, аргур Этархи не откажет ни в чем. Имя свое можешь не называть - я смогу разыскать тебя не только среди скучных писаний. - Он дернул вожжи, и колесница понеслась, поднимая клубы пыли.
- Умение обольщать - тоже оружие. Но твой выстрел вхолостую. Не думаю, что ты обзавелась полезным знакомым, - мрачно заметил Грачев.
- О, боги! Я не собиралась ни в кого стрелять. Ты опасался, будто от дома Абаха за нами следят? Так вот, благодаря Этархи, мы оторвались даже от самых коварных преследователей. Развеселись же! Здесь чудный берег и ни души вокруг!
Сбежав по откосу, Эвис остановилась по колени в воде. Тихие волны плескались у ее ног. Вскинув голову, распростерши руки, она стояла словно в молении, охватывая синие просторы и внимая, внимая волновавшему сердце зову. У гряды островов, замыкавших аттлийскую бухту, реяли длиннокрылые фрегаты, в светлом воздухе их полет был величественен и прекрасен. С минуту Эвис наблюдала за движением птиц, затем скинула хитон и бросилась в волны.
Грачев вошел следом. Подставляя разгоряченное тело морю, он поплыл, загребая размеренно и сильно. Время, казалось, остановилось. Желтая полоса берега была далеко позади, впереди вставали причудливые выросты скал. Эвис манила дальше. Она надолго, вызывая его беспокойство, скрывалась в глубине, где янтарный свет дня сменял таинственный сумрак, то неожиданно приближалась, скользя в волнах, как радостная сестра Пеи. Это походил на увлекательную игру, и поначалу дразнило Грачева. Он бросался за ней, искал ее среди подводных уступов, слушая устрашающий голос Океана. Но скоро Грачев, считавший себя неплохим пловцом, признал, что больше не в силах тягаться с ней.
- Сюда! - позвала Эвис. Она поплыла к линии рифов, где вода была спокойнее и чище. В светлых струях метались стрелы золотистых рыб. А ниже взору ныряльщика открывался подводный сад с гибкими зарослями водорослей, розовыми кораллами и хрустальными чашами медуз. Эвис желала, чтобы Грачев тоже разделил ее радость, и снова призвала:
- Скорее сюда, отважный МСОСБ! Меня или моря боишься ты?!
- Нет, нет, сдаюсь, мисс. Такое состязание уже не по мне. - Не принимая возражений, он повернул назад.
Он устало опустился на песок и предался расслаблению. Лениво наблюдая за хронавтом, видневшейся точкой в белой пене, он вспоминал рассказы о счастливом XXIV веке и тихо радовался, что человечество, оградив себя от тотальных угроз, покончив, наконец, с распрями, могло быть так открыто перед собственным естеством. Ему грезились звездные корабли и легкий парус, несущий доску навстречу волне, белый купол пронзающей Время машины или свежий ветер, играющий листьями самого земного сада.
Выйдя на берег, Эвис заняла прежнюю позу: разведя руки, вскинув голову, нагая и прекрасная в дыхании голубых пространств. Она предстала святой жрицей, вершащей обряд Небу, пылавшему Солнцу и Океану. Она была их вдохновенным продолжением, а те, три изначальные величины равно принимали ее: волны покорно плескались у ног, их плеск был гимном, солнце отражалось, светилось в теле, и небо будто блекло вокруг, вознося упругую грацию ее фигуры. Чистое подлинное восхищение овладело Грачевым. Этот вид был истинным совершенством, к воспроизведению которого извечно стремились мастера, и лишь немногим счастливцам удалось запечатлеть подобие.
Вдруг она изогнулась дугой и взвилась в легком прыжке; едва касаясь земли, обошла круг некой дикарской пляской в сплаве с первоклассной гимнастикой. Перед взором Грачева промелькнул целый каскад пламенных образов. Ее гибкие движения источали тайную силу, восторг. И когда танец прервался, токи жизни еще долго вихрились в незримых волнах, разбуженных ее телом.
- Эти упражнения - синтез древних учений о внутренней и внешней природе человека, - заметив его внимание, сказала Эвис. - Исполненную часть называют Началом Талии. Я могла бы научить тебя танцу, полезному мужчине.
- Для ученика я слишком ленив. - Он усмехнулся и подумал, что его искусство быстрых движений, приобретенное годами неустанных тренировок, вполне достаточно воину, но и полезно лишь одному воину. Все его существо было нацелено на удар, на неотвратимый выпад и защиту. В свое время он был принужден превратиться в хищника с коварным умом человека и все, что он умел, выглядело жалко перед культурой истинного человеческого естества. Впрочем, могло ли быть иначе, если их разделяло три столетия глубоких перемен, если в ее время человек в человеке давно перестал видеть соперника, и однобокие гипертрофированные школы потеряли смысл.
Встряхнув волосы, Эвис опустилась рядом, касаясь его упругой плотью бедра. Новая стихия, подобная шипящему вину, обуяла его. Борясь со смущением, он повернулся и встретил взгляд ясных, чуть насмешливых глаз, а через секунду ощутил, как они волшебным способом гасят зачавшееся пламя.
- Ты боишься открытого тела? Ответь мне! - она, шутя, повалила его на песок.
- Я опасаюсь сумасшедших женщин.
- Ты?! Такой могучий, полный жизни мужчина?! - Она расхохоталась, встала, убрав волосы диадемой, накинула хитон. - Мы пришли к морю и солнцу - их ты и должен видеть во мне. Неужели они, помимо радости, вселяют безумие?!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
