– Не за что, а заодно, – буркнул Кис, когда Александра перевела ему вопрос. – Заодно вот с ним, – и он кивнул на Михаила Левикова, отчего тот виновато опустил голову.
– Перестань, Алеша! – прикрикнула на него Ксюша. – Разве он виноват?
– Да я разве виню? – удивился Кис. – Я выдаю информацию… Точнее, мои соображения.
– Да, но таким тоном, что Михаил невольно чувствует себя виноватым! – горячилась Ксюша.
– Да зачем он чувствует себя виноватым? Если он не виноват? А, Михаил? Согласитесь, это нелогично… Вы б дурака-то не валяли! У нас тут и так хватает забот, право слово!
Когда-то Алексею пришлось избавляться в себе от подобной реакции «виноватости». Он прекрасно понимал, что она порождена излишне развитым чувством ответственности за все и за всех. Обратная сторона доброты – ее унизительная, беспомощная сторона, вызывающая в обществе презрение… На таких, как Михаил, воду возят, по известной поговорке. Алексей давно это понял, еще в юности, и от этой черты быстро и решительно избавился… Пожалуй, даже излишне жестко: как всегда бывает в таких случаях, маятник отлетел в противоположную сторону… Но с возрастом он нашел некое равновесие между своей врожденной добротой и жестким умением отсекать эту ее унизительную, компрометирующую сторону. И он считал, что раз он сумел справиться, то и любой другой должен суметь. Пусть девушки возятся с такими, как Михаил, они обожают кого-нибудь опекать – он же возиться не собирался: это лишние, никому не нужные завихрения эмоций. C которыми любой психически нормальный человек должен суметь расстаться.
– И кто же это, на ваш взгляд? – спросил с любопытством комиссар.
«А хер его знает, – подумал Кис. – Больно многое тут не увязывается. Комиссар ищет подсказки, оно понятно: это дело теперь у него на руках, с него тоже шкуру будут спускать, если результат быстро не выдаст…» Но ввязываться в следствие у Алексея не было ни малейшей охоты.
– Нам трудно судить, – вежливо ответил Реми, – но, как мы вам уже объяснили, на кону изобретение, которое способно принести прямо-таки бешеные доходы… Надо думать, идет война между конкурентами.
– А зачем же кому-то из них устранять изобретателя?
Кис снова промолчал, и Реми выдал предположение:
– Возможно, месть? «Раз ты нам не достался – так чтобы уже никому не достался»?
– Возможно, – комиссар задумчиво крутил карандаш в руке. Ему отчего-то казалось, что эти двое знают больше, чем говорят. Особенно второй, русский, молчавший с угрюмой мордой. – Признаться, такого у нас еще не было… Взрывают у нас, конечно, машины, но криминальных авторитетов или политически крупных фигур, связанных с борьбой против мафии или националистов, – корсиканских, к примеру… А тут пятеро цивильных людей! – комиссар качал головой и смотрел на них испытующе.
Реми понял, что он до конца им не верит. Но что он мог сделать? Они рассказали правду, только правду и ничего, кроме правды.
– Могу я спросить вас, к какому выводу пришла полиция в связи с падением адвоката Шавиньи со скалы на приеме в замке маркиза де Сада?
Комиссар усмехнулся:
– К такому же, что и вы: что это падение могло иметь криминальный характер. Могло. Но ни одного доказательства нет.
– А если бы кто-то ждал его с обратной стороны расщелины в стене и стянул его вниз?
– Правильно мыслите, – кивнул комиссар. – Там сбоку есть относительно свежая осыпь. Кто-то забрался на гору именно к этому провалу в крепостной стене. Но кто и когда? Может, мальчишки из окрестной деревни? Или любопытные туристы? Их там и без того немало шастало, а уж когда стало известно о том, что месье Пьер Карден купил замок, то любопытных стало в несколько раз больше… Поверхность хоть и каменистая, но следов мы нашли предостаточно. Дело за малым – их идентифицировать, – с иронией добавил он.
Реми иронию понял: туристы давно разъехались по своим городам и странам – ищи-свищи теперь…
– Если допустить, что мэтра Шавиньи кто-то ждал с обратной стороны пролома для того, чтобы сбросить его со скалы, то как убийца мог быть уверен, что жертва окажется в нужном месте?
Комиссар покивал согласно.
– Еще раз: правильно мыслите. Его туда должны были заманить. И очень возможно, что заманили… На месте, откуда упал мэтр Шавиньи, был найден конверт, а в нем договор. Обычный деловой договор между двумя фирмами. Причем к клиникам никакого отношения не имеющий… Надо думать, что адвокат держал его в руках… Но зачем? В темноте ему не могло прийти в голову почитать документ, согласитесь. Мы подозреваем, что некто оставил для него этот документ возле расщелины в стене. За ним мэтр Шавиньи и пошел.
– Да!!! – вдруг закричала Ксюша. – Я же слышала, я слышала кусок разговора! Говорил Дидье Леблан с кем-то – второго человека не видно было… И этот вот невидимый человек говорил, что не собирается ничего обсуждать до тех пор, пока документы не будут у него на руках!
– Ничего себе! – выдохнул комиссар. – И вы в своих показаниях об этом умолчали!
– Я не умолчала – я забыла! – обиделась Ксюша.
– Вы уж тогда напрягите сейчас вашу девичью память, чтобы вспомнить заодно все то, что вы еще забыли, мадемуазель. Не то вы через год вспомните, что и убийцу видели…
– Больше ничего такого не было, – насупилась Ксюша. – Вот только кусок разговора услышала, и то смутно, они за камнями говорили… А потом Дидье Леблан заметил мою тень и вышел. Второго человека я так и не увидела.
Комиссар только головой покачал и стал что-то писать в своем блокноте.
– Вы сумеете узнать тех, кто приезжал по вызову мэтра Леблана в Ла Барбен?
Этот вопрос им уже задавали. И Реми подумал, что комиссару не хочется их отпускать. Что же до Алексея, то он думал примерно то же самое, что и Реми, но со значительным опозданием: он нуждался в переводе, и Александра тихо пересказывала ему в ухо реплики комиссара и Реми.
– Вряд ли, – ответил Реми. – Было еще довольно темно, и мы видели их издалека и мельком.
– А парочку из темно-красного «Рено»?
– Тоже нет, господин комиссар. Все происходило в темноте… А накануне мы их видели днем, когда ездили в клинику «Венюс» – но на значительном расстоянии. Номер машины я вам уже дал…
Реми страшно не нравилось, что комиссар пошел по второму кругу. Если он им не верит, то их не выпустят из города не только завтра, но и в ближайшую неделю…
Комиссар сообщил, что беседа окончена, все охотно двинулись к двери, но, когда они уже были на выходе, комиссар послал им в спину вопрос:
– Вы мне все рассказали?
Ему показалось, что удивление на лицах было неподдельным.
– Конечно, господин комиссар. У нас нет никаких причин скрывать правду, – ответил Реми за всех. – Проблема у нас одна: что мы сами далеко не все знаем…
* * *
Все были удручены их вынужденным задержанием в Экс-ан-Провансе. Кроме, кажется, Михаила. Что, в общем, понятно: ему торопиться было некуда. Лариса больше не ждала его в Париже, а он отнюдь не горел желанием являться за вещами в ее квартиру, где так красиво началась и так быстро и трагически закончилась их любовь… В Москву ему хотелось и того меньше. У него не было места на земле, где бы его ждали и любили.
Ксюша была с ним особенно участлива. Три дня, в течение которых они делили клетку в подземелье замка Ла Барбен, их сильно сдружили. Ну, Ксюша, понятно – нежная душа, готовая любить весь мир, а Левиков… У него мелькало по отношению к Ксюше что-то отеческое. По всей видимости, нерастраченное в отношениях с родной дочерью… Остальные относились к нему с сочувствием и некоторым недоумением, словно в их компанию затесался ребенок, добрый и беспомощный – немножко, правда, крупноватый и седоватый для своего статуса, но вызывавший стабильное желание его опекать и им руководить…
Машину Реми пока не вернули – шло снятие отпечатков и поиск прочих разных следов, – и они отбыли в гостиницу на обещанном полицейском транспорте.
В гостинице выяснилось, что у Михаила не хватает денег: собираясь в поездку, где все расходы брала на себя приглашающая сторона, он взял с собой минимум. Реми и Алексей скинулись, оформили для Левикова номер, после чего все, уже без аппетита, перекусили и разбрелись по комнатам спать.
…Они проснулись только к вечеру. Никто толком не понимал, чем заняться. Никто толком не знал, чем еще они рискуют и рискуют ли. Посему, оглушенные поздним сном, вялые, как осенние мухи, все пятеро, взяв по стаканчику кофе в автомате, собрались в номере Реми и Ксюши. Пожалуй, только Михаил Левиков выглядел посвежевшим: он вымыл голову и придал волосам подобие прически, а бородке – форму (на этом настояли сестры, заверив, что бородка ему необыкновенно идет), отчего сразу помолодел лет на десять как минимум.
– Ну что, сопоставим наши истории? – нарочито бодро произнес Алексей.
Не сказать, чтобы его предложение вызвало энтузиазм в массах – мозги уже устали перемалывать одно и то же, но… Но все равно заняться было нечем.
