осталось место для чуда.
Всё-таки мы очень разные, и то время, что он жил в своё удовольствие за границей, я училась быть мамой и искала способ противостоять разрушающему желанию Глеба. Рома никогда не поймёт моей ненависти, пока сам не проживёт подобную жизнь.
— Мелания. — Саша постучалась в дверь и заглянула. — Что собираешься делать?
— Не знаю. — Я с размаху села на кровать и уронила голову на руки. — Твой брат извращенец и идиот. Только в его голову могла прийти такая больная идея.
— Не надо так. — Она вошла и прикрыла за собой дверь. — Ему тоже нелегко. Думаешь, Роме было так уж просто пойти на контакт с Виктором? Или найти биологические материалы Марии? Он же для тебя старается.
— Серьёзно? — хмыкнула я. — Да вы оба готовы пойти на что угодно… ай, — махнула я рукой. — Проехали. Всё равно мне до вас не достучаться. Если уж у вас хватило наглости и ума проникнуть в «Мерис», чтобы следить, то что говорить о подобных контактах, — сморщилась я, имея в виду Домогарова старшего. — А кстати. — Я вскинула голову и прищурилась. — Что именно вы искали в холдинге? Ты мне так и не рассказала, чем вы занимаетесь, и откуда ты знаешь Ника…
— Кхм, — закашлялась она, — как раз об этом я и хотела поговорить, но Рома опередил с документами. В общем, Мел… Никита это…
— Замолчи.
— Что? — хором спросили мы, повернувшись к двери.
Рома выглядел очень злым и раздражённым. Войдя в помещение размашистым шагом, он схватил сестру за руку и выволок её за дверь.
— Что ты делаешь?! — крикнула Саша, пытаясь вырваться. — Совсем с катушек съехал?!
— Больше никогда не говори о Нике, — рявкнул он, захлопывая дверь перед моим носом. — Слышишь? Дура болтливая, сказал же тебе молчать!
Приникнув к замочной скважине, я слушала их ругань и пыталась понять, что за хрень происходит. Неужто они наняли Никиту Лебедева, чтобы тот держал меня под присмотром? Если подумать, то это было бы логично. Сама Саша под видом его сестры Марины Лебедевой устроилась в «Штэрн» и следила за Домогаровыми, имея доступ к секретным документам, а так как Рома не хотел себя афишировать, то нанял Ника как актёра… меня будто ледяной водой окатило. Это же насколько нужно быть беспринципной сволочью, чтобы сыграть вот так. Я вспомнила день смерти отца, когда Ник срочно уехал на встречу с Мариной. Вернувшись под утро, он сказал одну фразу, которая выбила меня из колеи…
Я люблю тебя, Мел. Больше жизни люблю, и даже чуть-чуть больше.
Он почти слово в слово повторил то, что говорил мне когда-то Рома, и только тот, кто знал нас очень хорошо мог сказать это. Неужели, Рома сам поделился подобным? Я распахнула глаза, в ужасе смотря в стену. Белоярцев дал Нику способ мной манипулировать, надавил на самое болезненное и тяжёлое. Ведь услышав именно эти слова от Лебедева я сдалась и решила, что буду ему верить, ведь это точно должна была быть Судьба. Если близкий мне мужчина говорит слова, которые я столько лет хранила в сердце, то он должен быть тем, кто заменит мне потерянное.
— Ублюдок.
Поднявшись с колен, я рывком распахнула дверь и побежала вниз, туда, где всё ещё ругались Рома с Сашей. Застав их в гостиной, у искусственного камина, я выдохнула и, задержав дыхание, спросила:
— Где Никита?
— Что? — Саша замерла с поднятой рукой, которой отвешивала оплеухи младшему брату.
— Ведь на самом деле, это была ваша идея, да? Вы создали Лебедева, чтобы контролировать меня?
— Как ты… — Она захлопнула рот и посмотрела на брата, лицо которого сейчас было скорее маской.
— Было не сложно догадаться, — рыкнула я, опираясь дрожащими руками на спинку дивана. — Ведь только так можно объяснить его холодность и равнодушие после аварии, и нежелание помогать с поиском Лизы. Он ведь просто играл свою роль, как Абдаллах — охранника в «Мерисе», ты — Марины Лебедевой в «Штэрне», а Никита Лебедев — моего возлюбленного? Да?!
— Да, — спокойно ответил Рома, отчего у Саши упала челюсть.
— Ты идиот или притворяешься? — набросилась она снова на брата.
— Заткнись, — резко бросил он, смотря на меня. — Мелания сама догадалась. Кто я такой, чтобы продолжать держать её в неведении?..
— Это была твоя идея, — дошло до меня. — Это ты придумал?
— Всё верно. Ты уже говорила, что Глеб Домогаров расстроил два твоих брака и отваживал ухажёров. Вот я и подумал — почему бы не создать образ такого мужчины, который будет не по зубам Глебу и понравится тебе?
Это мой Ад.
Его слова хлестали больнее плети. Человек, которого я любила, боготворила и желала снова увидеть, создал идеальный театр одного актёра.
— Кто он? — с трудом выдавила я. — Кто он такой, чёрт возьми?! — мой крик разнёсся по комнате.
— Профессиональный актёр и психолог, — ответил Рома, зажимая рот Саше.
— Актёр. — Я покачнулась, изо всех сил цепляясь за диван. — Актёр…
— Мел! — Саша укусила Рому за палец и крикнула: — Не верь этому идиоту, всё не так!
— Ты слишком надоедлива сестра, — усмехнулся он. — Не вмешивайся. Это не твоё дело.
— Ты так сильно меня ненавидишь? — прошептала я.
— Да.
И снова мне хочется умереть и не чувствовать пустоту.
— Почему?
— Потому что ты принадлежишь семье, которая уничтожила моих любимых родителей и младшего брата. Лишила меня всего, даже надежды на будущее.
— Мел, нет, — расплакалась Саша. — Не верь этому остолопу… не надо, девочка…
— Я… простите, мне надо побыть одной, — уронила я и, отодрав себя от дивана, пошла наверх.
Актёр, билось в ушах, психолог.
Ненависть. Меня всю жизнь окружала одна только ненависть, и единственный луч света стал мне недоступен.
Провалявшись на кровати до самого вечера, я, наконец, смогла определиться с тем, что мне нужно. В первую очередь и безусловно это — дочь. Во-вторую — свобода. Как бы мне ни хотелось признавать, но Рома был прав. Чтобы бороться с матерью я должна быть на одной с ней ступеньке, но одна только мысль, что мне придётся взять фамилию Домогаровой вызывала рвотный рефлекс. К тому же, как отреагируют на такой финт Глеб и Борис? Почему Виктор разводится с Ларисой, и когда мать вернётся в Россию? Не может же она всю жизнь прятаться за границей, да и не станет. Вероятно, она ждёт результатов моих поисков.
А ещё мне надо наказать Глеба. Оставить всё как есть и позволить ему избежать наказания за мои страдания я просто не могла. Душу жгла сильнейшая ненависть. Я готова была собственноручно убить его, и это-то больше всего и
