Немецкие танки имели задачу – прорвать первую, вторую и третью линии обороны РККА и выйти на Обоянь.
Решить эту задачку мешали 6-я гвардейская и 1-я танковая армии. Да и оборона была поставлена на «пять» – были и противотанковые рвы, и грамотно расположенные ПТОПы – противотанковые опорные пункты – и даже радиоуправляемые минные поля. Долбила по противнику артиллерия и «катюши», а штурмовики в небе шли волна за волной.
Армия исполняла план операции, принятый Ставкой, – измотать противника в обороне, после чего перейти в контрнаступление. Вот и мотали.
Помог и ночной визит майора Лавриненко в стан противника – в итоге довольно-таки хулиганской акции у фон Кнобельсдорфа, командующего 48-м танковым корпусом, не осталось оперативного резерва.
В результате к вечеру 5 июля немецкие танковые дивизии так и не смогли прорвать первый рубеж обороны 6-й гвардейской армии генерал-лейтенанта Чистякова, вклинившись всего на два-три километра.
К девяти вечера 1-я танковая армия потеряла тринадцать танков, но и противник лишился ста семидесяти бронеединиц[49].
Армейцам здорово помогли самоходные части и мощная противотанковая артиллерия, выбивавшие модернизированные «Т-IV» и новые «Т-V».
На узком участке фронта немцы бросали в бой две сотни танков. В воздухе носились десятки самолетов, «мессеров» и «лавочек», «Илов» и «Юнкерсов». Пыль, поднятая разрывами снарядов и бомб, дым горящих танков и автомашин застилали солнце, словно тучи в грозовой день.
Особо яростные бои развернулись у села Черкасское. По немецким планам, оно должно быть занято с ходу, уже к десяти утра 5 июля, однако оборонцы сдерживали натиск фашистов более суток, после чего Черкасское представляло из себя лунный пейзаж, изрытый воронками, как кратерами.
К 6 июля 2-й танковый корпус СС, действовавший восточнее 48-го ТК, увяз, пробиваясь от Луханино к Яковлево, – его стреножили атаки 1-й гвардейской и 49-й танковой.
Бой усиливался, хотя, казалось бы, дальше некуда. В атаку пошел второй эшелон «Тигров» и «Пантер».
Подлетев на своем броневике к НП 3-го мехкорпуса, Катуков связался с командованием 2-й воздушной армии и вызвал штурмовики. «Горбатые», прикрытые «мигарями», отсекли немецкие танки, но тут налетели «худые», и закрутилась настоящая «собачья свалка» – едва ли не сотня самолетов, с черными крестами и красными звездами, вились в небе, то и дело распуская траурные шлейфы.
6-я гвардейская армия к этому времени понесла немалые потери, однако все еще держалась и громила врага. Корпусу Кнобельсдорфа удалось к вечеру окружить два полка 52-й стрелковой дивизии 6-й гвардейской, но тут свое веское слово сказали бригады 3-го мехкорпуса на втором рубеже обороны. Их решительные и жесткие действия не только не позволили немцам захватить плацдармы на северном берегу реки Пены, но и расстрелять полк 3-й танковой дивизии Вестхофена.
Более того, в ночь с 6-го на 7 июля группа 6-го танкового корпуса нанесла контрудар во фланг танковой дивизии «Лейбштандарт». 7 июля Ватутин передал 6-й гвардейской армии, для укрепления ее левого фланга, 5-й гвардейский Цимлянский и 2-й гвардейский Тацинский танковые корпуса, чтобы те встретили врага, используя тактику засад и противотанковых опорных пунктов.
Весело горели немецкие танки…
* * *
4-й танковый расположился у села Сырцово, как и все боевые порядки 3-го мехкорпуса. Именно в этом направлении – на Обоянь – и двинулись немцы.
В бой был брошен весь 48-й танковый корпус, плюс моторизованная дивизия «Гросс-Дойчланд». Налетело как бы не восемьдесят «Юнкерсов» да «Мессершмиттов». Пошла бомбежка.
Вот только летели фугаски россыпью, наугад – сверху не были видны танковые схроны.
Танкисты из полка Репнина замаскировались, «как учили». Окопались так, что над бруствером одна башня выглядывала. Ну, а если потребуется в атаку идти, то выехать недолго – масксеть скатал, и задний ход.
Геша следил за небом, оттуда грозила главная опасность: упадет бомба прямо на танк – все, санитаров не тревожь…
Земля вздрагивала от взрывов, в воздухе висела пыль, и Репнин не заметил даже, когда перестало трясти. Самолеты улетали, и только теперь им наперерез вышли «Ла-5».
Сразу несколько бомберов вспыхнуло, их повлекло к земле. И еще, и еще… «Лавочки» вертелись, шпаря из пушек, и всю эту воздушную карусель, словно тучку ветром, относило на запад.
– Танки!
– Вижу, – кивнул Геша.
Из лесного урочища Волчий Лог выползали немецкие «панцеры».
Надо полагать, фрицы понадеялись на люфтваффе, решили, что хана русским, остается только добить их, чтобы не мучились после бомбардировки.
Немцы шли, строго соблюдая орднунг: впереди шли «Тигры», за ними – штурмовые орудия, потом «Пантеры», а в хвосте плелись «четверки» и «тройки».
– Я – Зверобой! Мужики, не открывайте огонь с максимальной дистанции. Я знаю, что вы можете, но надо подпустить гадов поближе, чтобы всем хватило. Бейте хотя бы с четырехсот.
– Есть!
Репнин глянул в перископ и лишь головой покачал. Полное впечатление, что немцы после Цимлянска повредились в уме. Где умелая тактика? Что это за строй?
Прут, как стадо на убой. Танки движутся настолько кучно, что практически лишены маневра. Гудериана на вас нет…
– Бронебойным, – спокойно сказал Геннадий.
– Есть бронебойным! Готово.
– Полянский! Я открываю огонь первым. Если что, добавишь!
– Сделаем, тащ командир!
Репнин усмехнулся – в этом бою, если выживет, конечно, он подобьет свой двухсотый танк.
Густая цепь «Тигров» окуталась клубами дыма. Снаряды сбили пару деревьев, вздыбили землю.
– Огонь!
Бронебойный ушел, и вскоре один из «Тигров» затормозил, подавившись снарядом, как косточкой. А Полянский и рад стараться – тут же добавил 122-миллиметровый.
Заполучи, фашист, гранату… И башня набекрень.
Репнин приник к налобнику. Что-то медлит «арта»… Ага!
С левого фланга дружно ударили противотанковые 100-миллиметровые орудия[50]. Затем залп выдали справа.
Артиллеристы били почти в упор, вскрывая немецкие танки, как консервы.
– Бронебойным!
– Готово!
– Огонь!
Снаряд угодил «Тигру» в гусеницу, выбивая каток, и тут уже началась настоящая свистопляска.
Орудия немецких танков били, не переставая. Снаряды взрывали землю, пару раз влепились в край башни, оставив в броне настоящие рытвины, а Жукову и вовсе не повезло.
Редчайший случай – снаряд угодил в ствол орудия.
– Полянский!
– Бью!
Первым серьезно пострадал танк Антонова – 88-миллиметровый снаряд пробил башню «Т-43» и подорвал двигатель. Выжил только механик-водитель.
– Меняем позицию!
И тут же вмешалась еще одна сила – заработали «катюши», осыпая немецкие танки взрывчатыми «подарками».
В эфире прозвучал вопрос Катукова: «Стоишь?» Тут же, прерываемый треском помех, донесся ответ Кривошеина, командующего 3-м мехкорпусом: «Да что нам сделается… Только жарко, как в бане!»
…Вечером разведка перехватила донесение немецкого пилота с «рамы»: «Русские не отступают. Они стоят на том же рубеже. Наши танки остановились. Они горят!»[51]
Еще бы они не горели… 3-й мехкорпус отбил девять атак подряд!
Когда Репнин выбрался из танка, он был мокрый, словно под дождем побывал.
Десятки «Тигров» дымились на поле боя, две сотни средних и малых танков. И трупы, трупы, трупы…
Ни травинки, ни кустика – взрывы перепахали землю и выжгли все, что могло гореть.
Бои затихли, когда село солнце. Но косые лучи с трудом пробивали непроглядную тучу пыли и дыма, зависшую над курскими полями. Небо казалось черным.
Танкисты, артиллеристы и пехотинцы, оглохшие от грома боя, выглядели растерянными, они будто не верили в наступившую тишину. Бойцы вылезали из танков, щелей, окопов и оглядывались вокруг.
– Ну, мы и дали! – громко сказал Заскалько, малость оглохший.
– Эй, народ! – послышался клич. – Тут, в балке, – кухня!
– О-о-о! – пронесся голодный стон.
Бодро зазвучали стуки и звяканья – бойцы доставали котелки, ложки, кружки – немудреный фронтовой «сервиз».
– Фрол, значит, того… – пробормотал Бедный.
Репнин сумрачно кивнул, провожая взглядом команду по эвакуации раненых.
– Вань!
– А?
– Бэ! Как поешь, пополнишь боекомплект. Иваныч тебе поможет.
– Ага…
Моторы грузовиков уже подревывали – подвозили горючее, снаряды и патроны. Подкалиберные были в дефиците – выдавали по пять «болванок» на танк.
– Иваныч, я в штаб!
– Понял!
Быстренько умолов свою порцию и выглотав компот, Репнин отправился в штарм на порожней полуторке.
