Мало чем нынешняя Курская битва отличалась от тогдашней… Или как сказать? От тамошней? Ну, в общем, и так понятно.
Поначалу, правда, насколько Геннадий помнил историю, отличие было разительным по времени – немцы топтались на втором рубеже обороны, так и не достигнув села Яковлево, но сейчас все опять сравнялось. Но что значат какие-то часы или даже дни, когда измерять победу или поражение стоит только в одних единицах измерения – в душах?
И вот тут-то немцы однозначно проигрывали…
– Товарищ командир! – крикнул Федотов. – Немцы!
Моментом вернувшись из горних высей в гремящий танк, Репнин глянул в перископ. Его полк сдвигался к Прохоровке, и танки, что ползли по покатому склону, сминая высокую побуревшую траву, могли принадлежать либо тем недобитым немецким полкам, что драпали с места боя, либо подкреплениям для недобитков.
В любом случае они требовали скорейшего уничтожения.
В перископ Геше было видно, как разворачиваются и идут на сближение с противником «сороктройки» и «тридцатьчетверки», «КВ-1М» и «ИС-2», самоходки «СУ-122» и тяжелые «СУ-152».
Одна группа танков остановилась и дружно ударила залпом по врагу. Вторая группа машин осуществляла обходной маневр с целью зайти во фланг вражеским танкам.
А третья группа – это его 4-й полк. Танки мчались на большой скорости вперед. Репнин узнавал их по образу движения, что ли.
Вон танк Капотова – он срывается с места и бросается на врага, едва поспевая затормозить, чтобы выстрелить по цели, и снова газует. А вот Лехман далек от удали – он осторожен, маневрирует постоянно, петляя по полю, уклоняясь от вражеских снарядов, чтобы вдруг ударить самому – и метко.
– Я – Зверобой! Капотов, не отрывайся от коллектива! Ивченко, твоя группа… Ты где вообще?
– Ивченко на связи! Мы вышли к немецкому СПАМу[54], тут еще есть кое-кто живой! Был.
– Понял. Следуй за группой Тимофеева, прикроешь с тыла.
– Есть!
– Полянский! Видишь колонну?
– Так точно!
– Расколи ее «ИСами», как колун чурку!
– Сделаем!
– Яковенко, всем взводом по правому флангу колонны! Луговой, действуешь по левому!
– Есть! Есть!
А немецких танков становилось все больше, их словно прорвало. Репнин слышал доносившиеся снаружи глухие звуки от ударов вражеских снарядов и скрежет металла – это сталкивались танки, свои с чужими.
Иваныч так и крутился. Танк подбрасывало, словно моторку на волнах.
– Федот, видишь «Пантеру»?
– Вижу. Бью!
С первого же выстрела «Т-V» загорелся.
– Самолеты! – крикнул Бедный, глядя в открытый верхний люк.
– Если бомба будет лететь на танк, срывайся с места!
– Понял!
Бомбы падали кругом, рвались, а танк метался, как взбешенный бык, – вперед, в сторону, назад, не давая пилоту прицелиться. Эта гонка длилась недолго – налетели «Ла-5», «спустили» пару «Юнкерсов», и остальные трусливо повернули назад, вываливая бомбы куда попало, лишь бы облегчиться и драпать налегке.
– Впереди «Тигр»!
Иваныч не стал связываться с «Т-VI», вывернул из-под выстрела. Но второй «Тигр» пробил прямо по корме командирского «Т-43». Танк сотрясся, замирая среди чужих машин. Это что, конец?
Да уж хрен там!
– Бронебойным!
– Есть! Готово!
– Огонь!
107-миллиметровому снаряду была нипочем лобовая броня «Тигра», и из немецкого танка вырвалось желтоватое пламя. Фашисты открыли огонь по неподвижной машине сразу из нескольких стволов. Снаряд разорвался на броне, машина наполнилась едким красноватым дымом.
Надсадно кашляя, Репнин пихнул сомлевшего Федотова:
– Чего расселся? Марш из танка!
– Есть…
Борзых и сам очухался, полез в люк.
– Иваныч!
– Лезу…
– Живой!
– Пока…
Репнин вылез наружу, чувствуя себя так, как будто сильно напился: все качалось перед глазами, руки были неловки, ноги заплетались.
– Ложись!
Танкисты попадали, и тут же башню «Т-43» сорвало с погона, приподняло на волне пламени и опустило.
– Пайки жалко! – сказал Борзых.
– Дурак! – беззлобно проворчал Бедный.
Им повезло – одна лавина немецких танков прошла, а следующая была еще далеко.
Обширное поле, где раньше колосилась пшеница, было изрыто черными воронками. Полосы увядшего бурьяна сожжены огнем. И всюду черные изуродованные танки. Немецкие и наши.
У одних сорваны башни, у других разбита броня, у третьих согнуты стволы орудий, у четвертых оборваны крылья и развалены гусеницы. Несколько танков и вовсе лежали кверху днищем.
Сквозь тучи дыма и пыли едва проглядывало красноватое солнце. Пыль на свету казалась золотистой.
Утерев рукавом пот, пригибаясь за бурьяном, Репнин огляделся.
Своих он не видел за гребнем холма, да и толку? На броне им, что ли, ехать?
Углядев впереди три «Пантеры», стоявшие колом, но вроде бы целые с виду, Геша крикнул:
– За мной, «безлошадные»!
Петляя, он добежал до «Т-V», из люка которого свисало тело немецкого танкиста. Сорвав с него шлем, Репнин вытащил мертвяка за шкирку и свалил на землю.
Сгоряча Геннадий решил хотя бы вести огонь из орудия, если «Пантера» не на ходу. Скоро подойдут немецкие танки, и пусть им будет сюрприз! Лишь бы только свои не изнахратили…
– Иваныч!
– Лезу…
– Никого! Драпанули, видать.
– Глядите в оба! Как бы не заминировали…
– Да нет, чисто!
– Надо кресты замазать.
– Чем?
– Гляди! Красное знамя! Стоп…
– Балда! Это фартук у них такой, они его на передок вешают, чтобы пилотам было видать.
Репнин растянул полотнище – красное с белым кругом, а в том кругу – пласталась черная свастика.
– Федот! Нож твой где?
– Тута!
– Отчикай вот здесь, чтоб только красное было.
– А, понял!
После портновских упражнений наводчика в руках Репнина оказался красный флаг.
– Ванька! Присобачь его на антенну!
– Есть!
– Заводи, Иваныч!
«Пантера» завелась с полоборота. Запах бензина тревожил, но это только так говорят, что карбюраторный двигатель опаснее дизеля. Солярка тоже горит неплохо…
– А чё за пушка?
– 75 миллиметров, но мощная. И скорострельность на уровне. Ванька! Ты скоро?
– Все уже!
– Залазь!
Танк вздрогнул и поехал.
– Мягко как управляется! Немного рычаг повернул, и машина туда же!
– Здесь у них гидравлика, а наши все не додумаются…
– Думать – одно, а делать – совсем другое.
Репнин огляделся – в командирской башенке было семь щелей, оптика замечательная, видно хорошо.
– Танки!
– Вижу.
На гребне холма показались серые коробки немецких танков.
– Бронебойным, заряжай! Нет, вон те!
– А-а… Есть! Готово!
– Федот, рули. Огонь!
Пушка бабахнула, перебивая «тройке» гусеницу. «Т-III» как раз переваливал макушку холма, и «гусянка» размоталась вся и сразу.
– В борт ему зафигачь!
– Выстрел!
Снаряд угодил удачно, над катками, пробивая танку бочину. Занялся танчик…
– Огонь!
Второй танк, и тоже «троечка», вспыхнул сразу. Подбив четвертую бронеединицу, «Пантера» под красным флагом скатилась с пологого склона.
Когда «Т-V» одолел подъем, совсем рядом оказался «Тигр». Рыча, он взбирался по травянистому склону, да еще повернувшись боком. Как тут удержишься?
– Огонь!
Подкалиберный вошел «Тигру» в борт. Тяжелый танк замер, качнувшись, и тут же развернул башню в сторону «Пантеры».
Иваныч тут же рванул танк в сторону, но «Тигр» так и не выстрелил – загорелся ясным пламенем.
Однако снаряд все ж таки прилетел – сзади. И влепился «Пантере» в корму, где у нее имелось слабое место – тридцатимиллиметровая броня, а за ней движок да бензиновые пары.
– Наши подбили!
– Вылазь! Живо!
– То залазь, то вылазь…
Ворча, Борзых буквально выпрыгнул из люка и скатился по броне в траву. Последним танк покинул Репнин.
«Пантера» будто дожидалась его выхода – огонь пыхнул с новой силой, забираясь в башню.
Огибая подбитый «Тигр», показался «Т-34Т». Борзых запрыгал, замахал красным флагом, и «тридцатьчетверка» остановилась.
Люк мехвода отворился, и оттуда выглянул черноглазый усач, явный кавказец.
– Шени деда! – ошеломленно выкрикнул он. – Это что же, мы чуть своих не уделали?
В верхний люк выглянул вихрастый парень, его светлый чуб вылезал из-под танкошлема.
– Давайте к нам, товарищ майор! – заорал он. – Радиста контузило, наводчика убило, а командира ранило!
– А поместимся?
– А нас тут двое! Остальных в тыл отправили!
Иваныч с ворчанием полез к мехводу в гости, напоминая медведя, пролезающего в берлогу. Бедный сразу же нашел себе дело – устроился за пулеметом, а Борзых приткнулся у него за спиной.
