— Мне, в самом деле, лучше пойти к няне… — неуверенно вымолвила Катрина.
— Она тебе еще не надоела? Княжна, разве так тебя учили встречать гостей? Убегать от них к няне?
— Кто вы, сударь? — снова спросила Катрина, но уже на полтона ниже, чем в прошлый раз.
Грэм усмехнулся.
— В самом деле, неудобно выходит: я тебя знаю, а ты меня нет. Но ты потерпи, мы приедем в замок, и твоя матушка все объяснит про меня. А, Безымянный! Она, пожалуй, наговорит тебе такого… Ну ладно. Я, видишь ли, намереваюсь стать хозяином этих владений.
— Как это?! — Грэм не видел лица девочки, но мог предположить, что глаза у нее размером стали с плошку. — Хозяйка поместья — бабушка!
— Была до вчерашнего дня.
— Не понимаю вас, сударь. Вы… купили наш дом?
— Еще чего! Просто получил то, что причитается мне по наследству. Я — брат твой матушки, княжна. То бишь, твой дядя.
— Не может быть! — Катрина заметно напряглась и вся вывернулась, чтобы взглянуть ему в лицо. — Матушка никогда не говорила мне про братьев! Да вы и не похожи!
— Уверен, она тебе многого не говорила.
— Но вы совсем не похожи! — настаивала девчонка.
— Мало ли. У нас были разные матери.
— А! Так вы… — она запнулась. — Незаконный сын деда?
— Уже законный.
— Не понимаю…
— А и не надо. Подрастешь — поймешь. Ага, мы уже почти приехали! Скажи-ка мне, княжна, кто у вас распоряжается на конюшне? По-прежнему Николас?
— Да… Он совсем старый стал.
— Надо думать. Ну-ка, поедем, поздороваемся. А заодно посмотрим, узнает он меня или нет.
Посмотреть на реакцию Николаса не пришлось. Встречать гостя вышел совсем не он, а мальчишка лет семи или восьми — босой, растрепанный, с темными вьющимися волосами, которые постоянно лезли ему в глаза. Грэму почему-то показалось знакомым его бледное, с большим неулыбчивым ртом и серьезными темно-серыми глазами, лицо.
Спешившись, Грэм помог Катрине слезть на землю и передал поводья мальчишке. Его лицо почему-то притягивало взгляд, заставляло снова и снова возвращаться к нему. Грэм, несколько озадаченный, спросил:
— Тебя как зовут, парень?
— Мэнни, сударь, — отозвался мальчик. Он смотрел немного исподлобья, с любопытством.
— Кто твои родители?
— У меня их нет, сударь.
Грэм озадачился еще больше. Неужели Нинель начала заниматься благотворительностью и собирает по окрестным деревням сироток? На нее не похоже. Он собирался продолжить расспросы, но тут во двор вышел Николас; не глядя, цыкнул на мальчишку и, прищурившись, уставился на Грэма. За прошедшие годы он здорово сдал и выглядел совершенным стариком.
— Уж не врут ли мне мои глаза? — произнес он не слишком любезно. — Неужто молодой князь к нам пожаловал снова?
— Ты еще помнишь меня, надо же, — отозвался Грэм в том же тоне. Он стоял, удерживая за руку Катрину, которая явно хотела убежать куда-нибудь.
— До смерти не забуду, — подтвердил Николас. — Уж сколько вы неприятностей и бед причинили и старому князю, и дочерям его… Как же забыть?
Лицо Грэма дернулось, он упрямо сжал и без того узкие губы. Ну надо же, и конюх будет тыкать его носом в прошлое.
— И сейчас, полагаю, не к добру явились.
— Ты думай, как говоришь с хозяином, конюх, — резко сказал Грэм. — Распустились вы тут…
— Хозяином? Неужто решили-таки?..
— Не твое дело. Смотри лучше за лошадьми. Да если Беса не обиходят — узнаешь, что я решил. Пойдем, княжна. Мне не терпится поговорить с милой сестрицей.
Грэм ушел со двора, провожаемый хмурым взглядом Николаса. Да, слуги совсем уже распустились, чувствуется отсутствие хозяйской руки. Странно, что Нинель позволяет им так вести себя. Интересно, здесь ли Гата? Если да, то ей должно нравиться это. Она всегда была запанибрата со слугами.
— Княжна, что это за мальчишка в конюшнях?
— Мэнни, — неохотно отозвалась Катрина. — Мануэль…
— Это я и без тебя знаю. Он помощник Николаса?
— Не совсем. Его и на кухне гоняют, и во дворе… мальчик на побегушках. Всю грязную работу сваливают, в общем.
— Интересно. А откуда он взялся? Кто его родители?
— Да нет у него родителей, — с еще меньшей охотой ответила девочка. Грэм понял, что что-то тут неладно.
— Но ведь были же.
— Мама говорит, что он бастард.
— Еще интереснее. Ты знаешь, кто его мать?
— Ничего я не знаю! Сударь, я не могу идти так быстро! — взмолилась Катрина.
Грэм и впрямь шел не медленно, таща за руку девчонку, и не обращал внимания, что ей приходилось прилагать немалые усилия, чтобы выдержать такой же темп. Он замедлил шаг, глянул вниз, на Катрину.
— Так лучше? Хорошо. Что-то мне сдается, княжна, врешь ты. Не можешь ты не знать ничего про мальчишку. Тем более, раз ты знаешь, что он бастард… чей?
Катрина молча хлопала глазами и пыталась напустить на себя жалобный вид. Получалось у нее не слишком хорошо, выдавали упрямо сжатые губы. Сколько раз Грэм видел такое выражение упрямства на личике Гаты! Впрочем, воспоминания не слишком его растрогали. Он стиснул ручку девочки так, что Катрина даже всхлипнула.
— Это сын покойной маминой сестры! — сдалась она.
В глазах у Грэма потемнело, словно от удара по голове. Он остановился, едва удержавшись на ногах.
— Покойной?! Ты говоришь про Гату, княжна?!
— Да…
Грэм отпустил руку девочки и прислонился спиной к тяжелой входной двери. В голове стоял звон, взгляд застилала пелена. Он прижал руку к груди. Сердце вело себя так, словно собиралось вот-вот остановиться.
— Вам плохо, сударь? — Катрина осторожно приблизилась и коснулась его руки.
— Все в порядке, — Грэм выпрямился, встряхнул головой. Грудь жгло невыносимо; он прерывисто вздохнул. — Все хорошо…
— Простите… я… я не знала…
— Да ты тут причем? Скажи, и давно… Гата мертва?
— Шесть лет прошло…
Грэм покусал губы. Шесть лет… Через два года после того, как он в последний раз ее видел. У нее уже родился сын… От кого? Замужем она, скорее всего, не была, просто не успела бы выйти и забеременеть. Так неужели?..
Свои подозрения он озвучивать не стал, не до того пока. Успеется. К тому же, кто бы ни был отцом мальчишки, матерью его была Гата, а значит, он — племянник Грэма, да и Нинели тоже. И со стороны последней просто подло и бессердечно держать ребенка на черной работе. Уж я поговорю с ней, подумал Грэм мрачно.
— Похоронена Гата где? Здесь, в склепе?
— Да, — едва слышно шепнула Катрина.
— Хорошо… ну ладно, пойдем в дом.
Каменные плоские ступени замшели. Картина общего запустения и развала вдруг проступила отчетливо, словно весть о смерти Гаты, единственного живого человека здесь, пробудила ее к жизни. Грэм заметил, что каменная кладка стен крошится, и замок выглядит так, словно вот-вот покосится и рухнет. Это было странно. В распоряжении княгини находилось более чем достаточно денег, чтобы содержать хозяйство в порядке, так почему же она не делает этого? Или ей стало все безразлично после смерти мужа и дочери?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
