Армия графа Доны не только оказалась в крайне рискованном положении, но была к тому же истощена и деморализована. Почти не испытав на себе неприятельского огня, она понесла значительную убыль в людях из-за дезертирства, этой чумы всех тогдашних войск, рекрутировавшихся в немалой части из перебежчиков, насильно завербованных иностранцев и даже военнопленных. Один французский офицер писал 15 июля 1759 г.:
«Дезертирство в Пруссии весьма велико. Потери графа Доны во время пребывания его в Польше оцениваются не менее как 3 тыс. чел. Силой завербованные мекленбуржцы бегут в свою землю, поляки остаются у себя на родине, и только 200 чел. возвратились в прусскую армию. В числе их есть и французы, плененные при Бергене. Четырнадцать из них бежали, но двенадцать были пойманы и отправлены в Штеттин»[170].
«Диктатору» Be делю предстояло прежде всего возродить моральный дух армии, строго наказывать непослушание солдат и малодушие офицеров. Вот несколько строк из Инструкции, составленной для него Фридрихом II:
«Поддерживать строжайшую дисциплину. Запретить офицерам под страхом лишения чина жаловаться и вести обескураживающие разговоры. Выставлять на позор тех, кто вопиет о превосходстве неприятельских сил. Всякий офицер, выказавший трусость, должен предаваться военному суду».
После предписаний морального характера следовали тактические указания:
«Поначалу сдерживать неприятеля, заняв сильную позицию. Затем атаковать его в соответствии с принятым мною обыкновением. Чинить помехи легкой кавалерии противника, употребляя для сего гусар, драгун и др. Ежели, упаси Бог, армия потерпит поражение, занять позицию в том месте, куда может пойти неприятель — за Франкфуртом или Кроссеном, или же у крепости Глогау»[171].
Прибывший в лагерь накануне баталии Ведель едва успел ознакомиться с ситуацией. Столь резкая перемена высшего командования при непосредственной близости неприятеля не могла не повлиять самым неблагоприятным образом на ход дел. Вряд ли стоило смещать графа Дону — в конце концов, он принял разумное решение идти на юг, и у него оставались шансы ускользнуть от Тотлебена. Наконец в Цюллихау была занята сильная позиция. Навряд ли Ведель смог бы действовать лучше.
Салтыков решил обойти сильный фронт прусской позиции с севера, вокруг ее левого фланга. Русский главнокомандующий лично руководил всей разведкой и прекрасно оценивал сложившееся положение. Его сообщения с Позеном и австрийцами оказались под угрозой, и надо было спешить, поскольку Ведель, несомненно, ожидал подкреплений или от принца Генриха, или от самого Фридриха II.
Позиция в Цюллихау со всех сторон, кроме северной, была защищена естественными препятствиями, такими, как болото и густые заросли кустарника. На севере поднимался Эйхберг, и пруссаки, чтобы обезопасить себя с этой стороны, заняли его основной массой своих войск, так что этой возвышенности, по всей очевидности, предстояло быть центральным пунктом готовящейся битвы.
22 июля главная квартира Салтыкова находилась в деревне Гольцен. Главнокомандующий имел в своем распоряжении три корпуса: Фермора, Вильбуа и Голицына (Обсервационный). Легкую конницу Тотлебена Салтыков отвел на правый фланг, выдвинув ее далеко вперед, и точно так же на левый — гусар Зорича. У него было 28 тыс. пехотинцев, 5 тыс. регулярной кавалерии, 7,5 тыс. нерегулярной и 140 пушек. Всего около 40 тыс чел. Ведель мог противопоставить ему только 27 380 чел. (18 тыс. пехоты и 9380 всадников). Обе стороны преувеличивали силы своего противника: Салтыков считал, что у Веделя 60 тыс., а Ведель — что у Салтыкова 90 тыс.
Днем 22-го Салтыков произвел последнюю разведку и в три часа пополудни возвратился в лагерь у Гольцена. Было принято решение ночным маршем обойти северное крыло пруссаков.
Движение русских колонн, охраняемое авангардом Тотлебена, началось в 4 часа утра по направлению к Пальцигу. Обходной маневр совершался с такой точностью и скрытностью, что утром неприятель совершенно неожиданно увидел в тылу своего левого фланга русские колонны. Салтыков доказал, что «варвары» умеют пользоваться уроками самого Фридриха II — его маневр почти в точности повторил марш прусского короля накануне Цорндорфской битвы.
Ведель настолько не ожидал этого, что в 5 часов утра лично отправился во главе разведки к Лангемайле, где предполагал обнаружить гусар Зорича. Никого не найдя там, он вскоре убедился, что лагерь в Гольцене уже оставлен. Обеспокоившись, он спешно возвратился к 7 часам в Эйхберг и стал готовиться к сражению. Как раз в этот момент появились русские и начали артиллерийский обстрел.
Салтыков, как и Ведель, тоже встревожился и отправил назад к Гольцену бригаду Фаста и часть конницы Тотлебена. После этого Фаст так уже и не появлялся, а Тотлебен смог возвратиться только перед самым концом битвы.
До 11 часов Ведель лишь наблюдал за маршем Салтыкова, но потом послал против него конницу Малаховского, которая была отброшена. Почти сразу после полудня русские подошли к Пальцигу и построились восточнее самой деревни фронтом к Цюллихау и Эйхбергу. От пруссаков их отделял ручей Шёнборн и деревня Никерн. Как всегда, русская пехота образовала две далеко вытянутые линии, состоявшие из полков Голицына, Вильбуа и Фермора.
По фронту первой линии были поставлены пять больших батарей полевой артиллерии, которые господствовали над крутым берегом ручья; шестая, с правой стороны, — на вершине холма между двумя линиями; и, наконец, седьмая, самая крайняя справа, представляла собой настоящий редут. Фермор прикрывал артиллерию четырьмя лучшими полками: слева — Сибирским и 1-м Гренадерским, справа — Выборгским и 2-м Московским.
Кавалерия также была разделена: на самом краю справа донские казаки охраняли Никерн и переправы через ручей Шёнборн; затем стояли новосербские гусары и после них, у самого Пальцига, под командою Еропкина — пехота Голицына, новотроицкие кирасиры, 3-й и Киевский кирасирские полки, рязанские и каргопольские конногренадеры. Между двумя линиями пехоты под командою Демику в качестве резерва находились казанские кирасиры и эскадрон нижегородских драгун. Но основная масса кавалерии была сосредоточена на правом фланге: в первом эшелоне — кирасиры полков Его Императорского Высочества и Петербургского; во втором — грузинские, венгерские и славяно-сербские гусары; в третьем — донские и чугуевские казаки. Всей этой конницей, а также Выборгским и 2-м Московским полками командовал генерал Панин.
Правый фланг русских по составу всех родов войск и благодаря господствующему положению над долиной был практически неприступен, а центр защищен ручьем и прудом Экмюль. Зато левый фланг, напротив, состоял из более слабых войск и подвергался опасности быть обойденным, если бы пруссакам удалось пройти по мостам Шёнборна или Никерна. При такой фланговой атаке русская армия, к тому же угрожаемая еще и с тыла, могла быть сброшена с высот в ручей и болота, отрезана от путей отступления как на Кроссен, так и на Гольцен, и у нее не осталось бы иного выхода, чем погибнуть или же пробиваться штыками.
Пруссаки оставили свои позиции на Эйхберге и Цюллихау и встали вдоль восточного берега ручья, который господствовал над западным, где были русские. Двойная линия прусской пехоты правым флангом упиралась в Никерн, а левым — в пруд Гейдемюле и деревню Глоксен. Вдоль берега стояли пять больших полевых батарей, которые более часа жесточайшим огнем обстреливали линии и батареи русских.
Ведель подготовил атаку в двух местах. Конницу Воберснова он оставил в резерве, а всю пехоту построил в две колонны. Правая, под командой Каница, должна была перейти ручей у Никерна и атаковать левый фланг русских. Левая предназначалась против мощного правого фланга, ею командовал сам Ведель и генерал Мантейфель.
Салтыков, чтобы обезопасить левый фланг, приказал казакам разрушить мост у Никерна, а саму деревню сжечь. После этого все свое внимание он обратил на правое крыло, против которого Ведель и направил фланговую атаку четырех пехотных полков и трех эскадронов кавалерии. Основная часть колонны под командою Мантейфеля должна была атаковать по фронту. Но действия их оказались несогласованными — обходной маневр Веделя задерживался, и Мантейфель, потеряв терпение, бросился вперед, однако под огнем двух больших русских батарей и пехотных полков атака захлебнулась, а сам он был тяжело ранен. Ведель поспешил послать ему на помощь пять батальонов Хюльзена, но Салтыков, в свою очередь, перевел с левого фланга 1-й и 5-й мушкетерские полки. Вторая попытка, теперь уже Хюльзена, также окончилась неудачей. Пруссаки снова откатились, не выдержав мушкетного и пушечного огня. Очевидец этого, инженерный полковник Муравьев, рассказывает:
