«Русские войска были неподвижны и, продолжая всегда беспрерывный пушечный огонь в желаемом порядке, и как во время продолжающегося огня, так и неприятельской ретирады — наполняя убитых и раненых места из стоящих за первою линиею резервов»[172].
Фланговая атака Веделя также не принесла успеха. Здесь дело не дошло даже до штыков. Страшный огонь больших русских батарей обратил в бегство четыре полка прусской пехоты. Их разгром был настолько полным, что они вообще исчезли из прусской армии. Другие полки, спешно двинутые им на замену с правого фланга, были отбиты копьями чугуевских казаков.
Этот частичный разгром Веделя произошел вследствие несогласованности действий и атаки на самый сильный фланг русских слишком малыми силами. Надо было остановиться и подождать результатов атаки Каница и прежде всего подхода конницы Воберснова, которая только и могла спасти остатки левого фланга. Но Каниц был остановлен пожаром Никерна и разрушенным мостом. Именно это позволило Салтыкову взять со своего слабого левого фланга 1-й и 5-й мушкетерские полки.
Что касается Воберснова, то он вместе с солдатами Мантейфеля, Хюльзена и Веделя появился на поле боя лишь в пять часов. Поскольку здесь все прусские командиры были ранены, он принял командование и возобновил на своем левом фланге уже трижды захлебнувшуюся атаку. Воберснов решил прежде всего ударить кавалерией по позициям русской пехоты, чему, впрочем, сильно мешала болотистая и заросшая кустарником местность. Однако его одушевление увлекло прусские эскадроны. Он бросился на русскую линию с таким порывом, что прорвал ее, но оказался при этом перед большой батареей, осыпавшей его солдат ядрами. К тому же оба его фланга подвергались атакам кавалерии Демику и Еропкина. Схватка была столь жестокой, что под сабельными ударами пал генерал Демику — достойный соперник в этот день «великого кавалериста» Зейдлица. Вырученный конной контратакой Сибирский полк открыл залповый огонь по прусским эскадронам. Одновременно подошел и Панин с кавалерийскими и пехотными подкреплениями, завершив разгром прусской конницы, после чего атаковал пехотные линии. Воберснов безуспешно пытался выручить их, но сам пал, сраженный замертво. Весь левый фланг пруссаков был разбит, они в беспорядке бежали к Цюллихау и болотам Одера. Брошенному на произвол судьбы Каницу не оставалось ничего иного, как последовать за ними. Регулярная русская кавалерия преследовала неприятеля до Глоксена и Гейдемюле, но уже не имела сил идти далее. Было восемь часов вечера, войска сражались с трех часов утра. Продолжать преследование было велено гусарам и казакам Тотлебена, вернувшимся из разведки на Гольцен. Они захватили множество трофеев и пленных, но остановились у Одера. Остатки прусской армии перешли реку у Чичерцига и продолжали откатываться еще дальше.
Так завершилась битва 23 июля 1759 г., которую пруссаки называют сражением при Цюллихау, а русские — битвой при Пальциге. Русская пехота выказала свою обычную стойкость; артиллерия, как всегда, сохраняла превосходство над неприятельской; наконец, впервые русская кавалерия превзошла прусскую. Что касается самого Салтыкова, то успех его обходного маневра, удачный выбор позиции, предусмотрительное усиление правого фланга, своевременное перемещение резервов с левого крыла — все это показало его как генерала, вполне достойного соперничать с самим Фридрихом II.
Прусскую армию постигла полная катастрофа. Фридрих, не особенно склонный уменьшать собственные потери в тех случаях, если командовал не он сам, признает: «Генерал Ведель потерял в сей баталии 4–5 тыс. чел. По всей вероятности, неприятель не претерпел существенного урона, поелику местность вполне ему благоприятствовала» [173].
Салтыков в своем донесении сообщал, что погребено 4220 пруссаков и 1200 взято пленными. Это, по-видимому, весьма близко к истине. Г-н Масловский оценивает потери неприятеля в 4269 убитыми, 1394 ранеными, 600 чел. пленными и 1406 дезертиров. Таким образом, армия Веделя оказалась ослабленной на 7–8 тыс. чел. Цифры, приводимые Шефером[174], показывают 8 тыс. убитых и раненых и свидетельствуют, что позднейший русский историк не впал в преувеличение. Русские потери составили 900 чел. убитыми и 3904 ранеными.
С обеих сторон весьма чувствительной оказалась убыль высших командиров. У русских погиб генерал Демику, ранены генералы Бороздин, Ельчанинов и четыре полковника. Пруссаки оплакивали доблестного Воберснова, у них были ранены генералы Мантейфель и Габленц.
В качестве трофеев русскому командующему представили 4 знамени пехотных полков, 3 кавалерийских штандарта, 14 пушек и 4 тыс. ружей.
Салтыков, опасавшийся контрнаступления неприятеля, прежде всего выравнял позиции своих полков и заменил особенно пострадавшие из них в первой линии. Затем были произведены залпы победного салюта, и он лично участвовал в вечерней молитве на поле брани, усеянном трупами и умирающими. 24 июля он вручил свое донесение для царицы поручику Салтыкову. Оно выгодно отличается от некоторых реляций Фермора и представляет собой поразительное свидетельство о доблести русской армии:
«Неприятель пять раз возобновлял атаку свежими полками и всегда в больших силах. Войско Вашего Величества неизменно выказывало толикую доблесть, что одна лишь первая линия без вспоможения со стороны второй не уступала ни вершка земли и, нимало не поколебавшись, не токмо что выдержала все сии пять атак, но одержала полную и совершенную победу, прогнала неприятеля с поля битвы, повергнув оного в замешательство и бегство, и захватила множество штандартов, знамен и прочих трофеев <…>. Все без исключения, начиная от высших офицеров и генералов и до последнего солдата, исполнили свой долг верноподданных …»[175]
Генерал Петр Иванович Панин в письме к брату Никите с не меньшей похвалой отзывался о великодушии русского солдата:
«… но, к особенному удивлению, сами мы видели, что многие наши легко раненые неприятельских тяжелораненых на себе из опасности выносили; солдаты наши своим хлебом и водою, в коей сами великую нужду тогда имели, их снабжали, так как бы они единодушно положили помрачить злословящих войско наше в нерегулярстве и бесчеловечии …»[176]
Салтыков показал Дауну Кунктатору, как любой ценой нужно держать данное слово и как ради общего успеха не отступать перед опасным врагом. И до, и после победы у него как будто не было иной заботы, чем поддержание сообщений с этим ускользающим союзником. Он стремился приблизиться к тем местам, где можно было соединиться с австрийцами. 25 июля Салтыков решил занять Кроссен на Одере силами бригады князя Волконского. Но как раз в этот момент туда же направлялся и Ведель. 28-го гусары Малаховского опередили русских, но были сразу же выбиты Волконским, который захватил и сам город, и прусские магазины. Казаки Перфильева, ринувшись в погоню на другой берег реки, взяли две пушки и вынудили Веделя изменить свое движение.
Наконец, 26 июля Салтыков, остававшийся три дня у Пальцига, чтобы похоронить убитых и помочь раненым, снял лагерь и 28-го прибыл в Кроссен. Он направил на другой берег Одера кавалерию Тотлебена и корпус Голицына, чтобы очистить местность и подготовиться к соединению с австрийцами. На левый берег в сторону Франкфурта, богатого торгового города, где было 1300 домов, Салтыков послал Вильбуа с пятью полками пехоты, двумя конногренадерскими полками, гусарами, казаками и артиллерией. Город не имел возможности защищаться — Фридрих II взял оттуда для укрепления Кюстрина все пушки и оставил лишь один батальон майора Арнима. Подошедший к городу Вильбуа нашел мост разрушенным и, желая пощадить жителей, направил к коменданту парламентера. Арним потребовал свободного выхода гарнизона со всем имуществом и оружием, но ему было отказано, и началось бомбардирование города. Почти сразу после этого к русскому генералу явился магистратский секретарь с известием, что гарнизон ушел, а жители изъявляют свою полную покорность. Вильбуа прежде всего потребовал восстановить мост через Одер и, как только это было сделано, переправил гусар Зорича и конногренадер Бюлау для преследования гарнизона. Но казаки Луковникова уже переплыли Одер и первыми напали на малочисленную колонну майора Арнима. Не атакуя по фронту, они задержали ее до подхода Зорича, после чего она и положила оружие.
Вильбуа вошел во Франкфурт во главе Выборгского пехотного полка и был принят жителями с обычными почестями. Он сразу же наложил на город контрибуцию в 200 тыс. талеров и потребовал значительных поставок провианта.
На следующий день со стороны другого берега появился Лаудон, который даже пытался опередить русских во взятии Франкфурта и лишить их самого блестящего результата одержанной победы. Он потребовал от Вильбуа половину контрибуции и реквизированного имущества, но получил отказ.
