Окрыленный надеждами, даже не замечаю, как оказываюсь в коридорчике перед Двойным
Отделом.
Здесь все по-прежнему, если не обращать внимания на круглые дырки от пуль в белоснежных стенах. Тихо переругиваются статуи добряков и злыдней. Эквитей с интересом рассматривает колдетонные скульптуры великих представителей Добра и Зла.
Слева находится ряд бледнокожих парней и девиц. Все они одеты довольно легкомысленно: коротенькие кольчужные юбочки и лифчики, тонкие сапожки или сандалии, на одной вообще красуются полупрозрачные трусики. На головах короны, диадемы, банданы и разнообразные шлемы. У большинства девушек неестественно большие груди и надутые губы. Парни могут похвастаться внушительными мускулами, которые даже издалека выглядят не хуже горных склонов. В общем, все статуи мальчиков-девочек мощны и симпатичны как на подбор. Это добряки – пойманные герои, одинаково красивые и ослепительно доблестные дураки, мечтающие спасти миры от Зла.
Правую стену подпирают иссиня-черные скульптуры злыдней. Эти, наоборот, не желают знать Добра и вечно думают о порабощении вселенных. Выглядят они куда красочнее добряков. Бесформенные туши, множество клыков, щупалец, когтей и буркал. Одежда практически отсутствует, вместо нее имеется шершавая кожа в пупырышках.
В конце коридорчика находятся две канцелярские конторки. Слева, ясное дело, восседает сногсшибательная девица в шифоновом костюме. Она невероятно красива и богата. Богатство так и выпирает на груди. Так, что кофточка потрескивает.
– Желаю приятнейшего дня и чудесного второго восхода, уважаемая, – здороваюсь с адъютанткой Архианны Павловны Светлоликой, начальницы Отлова Зла.
Даже будучи в плену, а также несвободным мужчиной, я не оставляю попыток подбивать к этой красавице клинья.
Ангелица недружелюбно кивает и возвращается к монотонному полированию когтей.
Конвой поворачивает направо и останавливается перед конторкой унтер-демона.
– Наконец-то, – недовольным тоном бубнит адъютант Чердеговского. – Вас только за смертью посылать.
– Простите, – извиняется один из гоблинов. Золотые погоны и нашивки на его мундире тюремщика виновато позванивают. – Бастарк очень медленно шел через площадь.
– Освободите пленных, – приказывает демон.
Адъютант поднимается из-за стола, и я узнаю его. Передо мной тот самый парень, который брал участие в разгроме моего замка.
Угрожающе рычу, но он даже не смотрит в мою сторону. Чуть позже он слегка поворачивается, и я с восторгом замечаю на его щеке цветастый синяк – след моего удара. Это поднимает мне настроение до невероятных высот.
Кандалы с грохотом падают на пол, и мы с Эквитеем проходим в широкую дверь.
Король изумленно ахает, едва ступив на мягкий ковер. Не понимаю, чего он так испугался?
Кабинет, как кабинет, обыкновенная контора могущественного начальника Двойного Отдела. Чего тут впечатляющего?
Овальный дубовый стол, громадные шкафы, стулья, несколько магиартин, высокие порталы окон. Все колеблется в густом сигарном дыму. Сизые волны ударяются о краешки мягких диванов, медленно отползают куда-то за магический экран для конференций.
– Оно такое… – Эквитей беззвучно хлопает ртом. При этом он высоко задрал голову и смотрит на Вельзевулона Петровича.
Понятное дело, что его так поразило. Хват-генерал Чердеговский – исполинский демон высшего порядка, размерами с двухэтажный дом. Он необычайно жирен и много работает. Трудоголизм привел его к непоправимым последствиям. А именно – Вельзевулон намертво врос в стены своего кабинета.
Пол под ногами едва ощутимо пульсирует. Под ним что-то утробно громыхает и плещется. Понимаю, что Чердеговский еще не завтракал.
Мы стоим на ковре, вернее на животе у моего шефа. Сверху на нас взирают большие, не меньше среднестатистического ведра, глазищи. Шесть зрачков, по три на каждое око, яростно смотрят то на меня, то на монарха. Треугольный рот с шипением заглатывает воздух. В уголке крепко сжатых губ покачивается тлеющий окурок сигары. Бездонные ноздри выдыхают густые клубы седого дыма. Вонючий туман от дорогих сигар обволакивает нас.
– Андрей, – рокочет эта махина. – Тебе конец!
Хрустят изогнутые когти, простираясь над моей головой.
Я понимаю, что очень крепко влип.
(оперативная)
«Своим чистосердечным признанием вы не оставляете мне выбора»,
Томмазо Торквемада, великий инквизитор
Гигантская грудь покачивается в дыму. Раскаляется кончик сигары, и в этом огне я предвижу адское пламя. Сейчас Вельзевулон выдохнет густые клубы дыма. Туман заклубится над головой, а затем расколется напополам, когда громадная когтистая лапа прихлопнет меня, будто мелкую мошку.
Струятся две колонны густого дыма, ударяются в пол, расплескиваются бесформенными кляксами. Чердеговский выдыхает через нос, пускает мелкие кольца. Затем надсадно кашляет и сплевывает куда-то за спину. Под потолком внезапно появляется большая медная плевальница. Она резко наклоняется и, витиевато покачнувшись, ловит плевок золотистым горлышком.
– Демонские сигары меня когда-то убьют! – стонет Вельзевулон Петрович, продолжая покашливать.
Очень смелое заявление, сделанное практически бессмертным демоном высшего порядка.
– Не беспокойтесь, глубокоуважаемый хват-генерал, – стараюсь, чтобы в голосе ощущались только ласковые нотки. – Вы никогда-никогда не умрете. Мы, все ваши оперативники, не дадим вам умереть.
Трехзрачковый глаз поворачивается и смотрит на меня сквозь тяжелую дымную пелену. Во взгляде насмешка и презрение.
Чувствую, как по спине пробегают мурашки, по три гигаграмма каждая. Они невероятно холодны и страшно топают колючими ногами по моему позвоночнику.
– Не позволите мне умереть?! – внезапно вскрикивает Вельзевулон. Голос буквально разрывается от истерических ноток.
Поверить не могу! Неужели мой злобный и обычно беспристрастный шеф обладает еще какими-нибудь эмоциями? Откуда истерика в груди этого демона?
– Не позволим, – упрямо стою на своем. Потому как понимаю – другого выхода нет. Надо продолжать клеить служебного придурка и прислушиваться к беседе вышестоящего начальника. Не каждый день ведь тебя вытаскивают из каталажки.
– Меня едва не убили, – более спокойным тоном заявляет Чердеговский. Но голос по-прежнему вибрирует, будто спущенная арбалетная тетива. – Из-за тебя, безрогого кастрированного барана, в наш мир проникли смертельные враги.
Замечаю, что на его необъятной груди и кое-где на ковре виднеются широкие полосы пластыря. Доктор наклеил их крест-накрест, отмечая места, куда угодили крупнокалиберные снаряды из огнестрельных трубок врагов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
