Совесть слушала. Молчала. Улыбалась этак ехидненько. Наверное, это было совершенно неправильно, но виноватой я себя не ощущала.
– Я устала быть здесь без тебя, – говорю, когда Кайя наконец замолкает. – Постоянно прятаться – это же не выход.
– Наверное.
Он все еще хмурится. Вот зануда.
А волосы и у него отросли. До самых ресниц. И на макушке дыбом стоят, отчего вид у их светлости совершенно несерьезный. В рыжих глазах – немой укор, который все-таки меня пробивает.
– Прости. – Я совершенно искренна.
И Кайя кивает. Он меня даже целует, очень нежно, но все же ощущается некоторая отстраненность.
Вот и все, закончилась ночь, и да здравствуют дела повседневные. Впрочем, сбегать Кайя тоже не спешит, он ложится на живот, подпирая кулаками подбородок.
– Иза, что со мной не так?
– А что с тобой не так?
По-моему, все более чем так. Я сажусь рядом – сидя, его гладить удобнее. Волосы жесткие, а кожа горячая, раскаленная, и откуда-то я знаю, что на сей раз это – верный признак чего-то нехорошего. И плечи напряженные. Ну вот, что уже случиться успело?
А главное, когда?
– Когда я ехал, то думал только о том, чтобы поскорей здесь оказаться. А теперь лезет всякое…
Самоед рыжий.
– Гони… всякое.
Не прогонит. И если так, то будем разбираться вместе.
…рассказывай…
Сомневается? Но наша светлость теперь не слезет. Ей страдания в постели не нужны, и вообще требуется знать, кто в очередной раз обидел супруга.
…Эдвард… я еще плохо говорю… наша встреча… я писал…
…я не успела прочесть письмо.
…не читай. Расскажу.
Это действительно похоже на слова, которые не звучат в голове, но просто появляются там, как мысли. Но очевидно, что это не мои собственные мысли и не мои же эмоции.
По ним-то и ясно, что разговор этот Кайя дастся большой кровью.
…мы встретились. Я услышал его, как слышу тебя. Он попросил о разговоре. Оказывается, они все пытались до меня достучаться. А я был глухим.
…все – это протекторы?
…да. Так говорить – нормально.
А Кайя не умел. И теперь считает себя уродом. Глупость какая.
…не глупость. Это только часть того, что я не в состоянии делать. Помнишь Мюрича?
Еще бы. Такое вряд ли забудется.
…Эдвард просто заглянул бы в его сознание. Я так не могу. Я даже стенку проломить не могу, когда от меня эмоции прячут. Точнее, могу, но это убьет человека. Раздавит.
…у тебя и без этого все прекрасно выходит.
Его благодарность – морская волна, согретая солнечным светом.
…я думал, что я просто урод. Не дано. И среди нас возможны генетически дефективные особи.
…больше так не думай. Не смей!
А вопрос про богатый лексический запас мы оставим на потом.
…не буду, сердце мое. Дело в другом. Мой отец…
…был сволочью… извини за прямоту.
…вы с Эдвардом одинаково думаете. Наверное, все так думают. Он меня взламывал.
Сколько боли. Почему-то вижу ее грязью, спекшейся кровью, гноем, который проступает на коже. Чернота поверх черноты, и мурана бледнеет, уходит вглубь Кайя. Я пытаюсь стереть грязь. Под моими ладонями она плавится… и это не галлюцинация.
Я точно знаю, что могу помочь.
И не знаю, каких богов благодарить за эту возможность.
…тогда на турнире ты испугалась, что я могу тебе внушать…
…я была глупой…
…нет, нормальный протектор способен внушить некоторые мысли. Или какие-то вытащить на поверхность. Другие – спрятать. Переключить внимание человека. Или же этого человека подчинить. Сломать полностью сопротивление. Тогда можно все. Человек будет осознавать происходящее, но не иметь возможности сопротивляться.
Это мерзко. До того мерзко, что у меня дыхание перехватывает.
…поначалу я еще пытался. Это было глупо. Лишняя боль. Он все равно был сильнее. Я никому не рассказывал об этом, даже Урфину. Стыдно было.
…за что?
…просто стыдно. Иррационально.
Пытаюсь представить, как кто-то взламывает мой разум, подчиняя всецело, и чувствую тошноту.
Успокоиться. Надо взять себя в руки. Вряд ли Кайя легко о таком рассказывать.
Потом поору от бессильной злости.
…от взлома оставались следы. Шрамы. Отсюда моя неполноценность. Эдвард сказал, что я восстанавливаюсь. Меня восстанавливают. Ты.
Я? Это каким же образом?
Тем самым, которым и сейчас действую. Боли еще много, ее придется убирать очень долго, но когда-нибудь она иссякнет.
Хочу в это верить.
Прижимаюсь щекой к плечу Кайя. Мне хочется защитить его от того, что с ним было раньше. Или хотя бы сделать так, чтобы прошлое перестало точить об него зубы.
…и мне желательно не расставаться с тобой.
…ничего не имею против.
…я буду тебя слышать все лучше и лучше. И ты меня. Связь позволит знать, где ты и что с тобой, но… Эдвард сказал, что не стоит об этом рассказывать. Ты можешь испугаться. Его жена испугалась. Сбежала. Трижды. Она думала, что перестанет быть собой. Не сможет жить на двоих. Нельзя спрятаться. Нельзя солгать. Нельзя промолчать, даже когда хочется.
Я понимала, о чем он говорит. Жить душа в душу хорошо в метафорическом плане, реальность же имеет свои нюансы. Быть абсолютно открытой… каждую минуту… каждой мыслью. Смогу ли я так?
…если я сейчас уеду, пережду еще некоторое время, то все останется, как есть сейчас. Я не хочу тебе лгать. Иза, решай, ты хочешь, чтобы я ушел?
Искалечив себя окончательно?
Я же понимаю, что он, альтруист несчастный, богом войны притворяющийся, врет как сивый мерин. Вернее, как рыжий… и отнюдь даже не мерин.
Ему будет плохо.
А мне?
Я вспомнила прошедший месяц и поняла, что не выдержу новой разлуки.
– Только попробуй, – сказала я вслух. – Я тебя за руку водить стану, чтобы ты не сбежал. Ясно?
– Ты должна хорошо подумать.
– Я подумала.
– Нет, Иза, все очень серьезно. Обратного пути не будет.
Напугал. У нас уже нет обратного пути и, если я правильно понимаю, никогда не было. С первой встречи и с первого взгляда.
– Кайя, теперь я точно тебя никуда не отпущу. Слышишь?
Слышит. Щурится и потягивается совершенно по-кошачьи.
– А за ухом почешешь тогда? Ты когда-то обещала. – Наконец-то улыбка. Почешу. Поцелую. Обниму. Сделаю все, чтобы тебе, бестолочь этакая, легче стало.
