Фолконер прервал его рассуждения, сказав:
— Может быть, в клетке он и не показался бы таким большим. Но все же ничего себе, верно?
— Огромный. — Это была Картер, бледная как полотно.
Фолконер снова двинулся вперед. Вначале все сбились в кучу, держась как можно ближе друг к другу, но вскоре снова растянулись. Теперь они прокладывали дорогу через заросли высокой сухой травы, обходя островки ольшаника и ив. Они вспугнули пасущихся оленей: самца и трех самок. Все тут же принялись обсуждать это происшествие. То же повторилось, когда они увидели первого кролика. Через час, когда Фолконер объявил привал, они настолько привыкли и к тем и к другим, что единственным упоминанием о них была жалоба Кароли на то, что из-за оленьего дерьма сесть негде.
Фолконер усадил всю группу в кружок, спинами к центру, напомнив, что надо быть настороже.
Они выпили апельсинового сока и съели сушеный концентрат из пакетов, как вдруг обнаружили, что уже несколько минут слышат вдалеке какой-то звук. Он был еле различим, похож на шелест ветра в ветвях, но все же отличен от него. Никто не мог с уверенностью сказать, что это.
Конвей попытался понять, почему звук показался ему необычным. Высокий, прерывистый, он то становился громче, то затихал, но только, чтобы возобновиться с еще большей силой. Несмотря на чистое небо и отсутствие ветра, в нем слышался намек на мощь, на скорость. Совсем запутавшись, Конвей чувствовал, что этот звук должен быть ему знаком.
Наконец Картер не выдержала:
— Этот шум… он раздражает. Кто-нибудь знает, что это такое?
Фолконер поднялся на ноги и проверил свое оружие. Джонс и Картер подвинулись подальше в центр круга. Леклерк и Конвей прикрыли их, нервно теребя спусковые крючки.
Звук крепнул. На юге поднимался столб дыма, и Конвей удивился, как мог огонь так быстро разгореться, ведь трава была довольно влажной. Потом, совершенно необъяснимым образом, дым нырнул обратно к земле, свиваясь клубами.
Звук исходил именно от этого столба дыма.
— Птицы! — Конвей вспомнил ночной городской парк. Автокатастрофа вспугнула птиц, и они тысячами взвились в воздух, хлопая крыльями и чирикая, пока не успокоились и опять не расселись по деревьям. Эта туча была похожа на тех птиц, за исключением размера — такой огромной стаи он никогда не видел. Она неслась по долине с бешеной скоростью, распадаясь на волны, и направлялась прямо к сгрудившимся в кучу людям. Как будто совершенно их не замечая, птицы чиркали крыльями прямо по лицам. Они были небольшими, но это делало их стаю еще более невероятной, даже пугающей.
Теперь этот странный звук был хорошо слышен, не настолько громкий, чтобы оглушать, но зато постоянный, всепроникающий, казалось, он материализовался. Его давление ощущалось каждым нервом тела. Конвей обнаружил, что, стоя на коленях, размахивает руками, отбиваясь от окутавшей его массы. Они заслонили солнце. Дыхание застревало в горле.
Обернувшись на невнятные вскрики, он увидел вскочившего на ноги Джонса. Его остекленевшие глаза бешено вращались на искаженном лице, он пытался вырваться из рук Картер, и только помощь Конвея смогла удержать пастора на месте.
Постепенно шум стал затихать. Взглянув сквозь все еще зажмуренные веки, Конвей был поражен произошедшей переменой. Вся трава полегла, ветки были поломаны, листья лежали на земле. Куст ольхи, только что весь покрытый зеленью, был дочиста ободран, будто все еще стояла зима.
Картер осторожно подняла голову, встретившись с Конвеем взглядом. Они отпустили Джонса, который все еще лежал лицом вниз, содрогаясь при каждом вдохе.
На земле валялись с десяток разбившихся птиц. Конвей поднял одну.
— Глазам своим не верю, — пробормотал он. — Английский воробей.
Картер сказала:
— На самом деле ничего удивительного. Хорошо адаптируется, очень агрессивен. Но интересно.
Джонс медленно сел, взглянув на грязь на своей одежде, и его тут же вырвало. Все с трудом сглотнули.
Фолконер сказал:
— Где-то поблизости должен быть ручей. Давайте двигаться.
Занимая свое место в колонне, смущенный Джонс извинялся, глупо улыбаясь.
— У всех есть свои фобии. Моя — птицы. Я их боюсь. Все это… — Он сделал широкий взмах рукой, заменив недостающие слова. И неуверенно закончил: — Ничего не мог с собой поделать. Извините.
Леклерк сказал:
— Это еще что, пастор! Вот подождите, когда на меня залезет паук. Тогда вы увидите, что такое паника.
Джонс явно был удивлен его сочувствием. Ответив признательным взглядом, он погрузился в задумчивость. Конвею показалось, что пастор заново оценивает Леклерка.
Через пару минут они наткнулись на то, что искали. Фолконер, прокладывавший остальным дорогу, внезапно остановился, удивленно хрюкнув. Пробившись к нему через заросли, они увидели, что он нашел. Прекрасный, с каменистым дном ручей журчал прямо у их ног. Он был довольно широким, с пологим берегом. Вскрикивая от холода, они вошли в воду и побрели вверх по течению к естественной запруде. Конвей и Фолконер стояли на страже, пока их спутники плескались и радовались, как дети. Картер отошла к изгибу русла, там вода была ей до плеч, и она смогла снять одежду и выполоскать ее. Потом наступила очередь мужчин. Конвей и Фолконер пошли последними.
Выстирав и выжав одежду, они принялись осматривать окрестности. Правда, никто не отходил дальше пары ярдов от соседа. Конвей решил пройти до следующего изгиба вверх по течению. Из-за резкого изменения направления потока там образовалась тихая заводь, и то, что Конвей увидел в ней, заставило его вскрикнуть от удивления. В струях воды висели рыбины длиной с его руку. Стараясь не спугнуть рыбу, он медленно отошел и бегом бросился назад. Его приближение оторвало Фолконера от осмотра берегов, тот заметно насторожился, заметив бегущего Конвея.
— Ручей полон рыбы, — задыхаясь, выпалил Конвей. — Похожа на форель. Пойду срежу прут и попробую поймать парочку-другую.
Фолконер ухмыльнулся:
— Я знаю способ получше. — Он крикнул остальным: — Мы с Конвеем отойдем на пару минут!
Они подобрались к заводи, и Фолконер выдернул кольцо из гранаты. Взглянув на Мэтта, он с трудом подавил смешок. — Видел бы ты сейчас свое лицо. Ты, наверно, настоящий рыболов-спортсмен.
— Так и есть. — Конвей даже не пытался скрыть неприязнь.
Фолконер сказал:
— Обещаю не делать этого слишком часто. Гранат жалко, помимо всего прочего. Так или иначе, никто не бывал на этом ручье веками. Мы заслужили сегодня хороший обед, и я не думаю, что один взрыв испортит рыбалку навсегда, как ты думаешь?
Конвей неожиданно улыбнулся.
— Думаю, нет. Хотя это и неправильно.
Фолконер подмигнул.
— Ты меня простишь, когда мы ее попробуем.
Взрыв они скорее почувствовали, а не услышали. Фонтан воды взметнулся на пару метров и упал в клокочущий водоворот. Они поспешили к берегу. Рыба уже всплывала на поверхность. Часть добычи сразу же унесло течением. Некоторые рыбины слабо сопротивлялись. Конвей побежал вниз по ручью, намереваясь перехватить их там, где ручей был помельче. Крикнув остальным, он и их подключил к сбору скользкой добычи. Им удалось поймать с полдюжины рыбин, остальных упустили.
Только когда все выбрались на берег, Конвей заметил, что все это время Фолконер охранял их. Все переглянулись, и Мэтт коротко кивнул, давая понять, что урок усвоен. Кто-то всегда должен быть настороже. Всегда.
Пронзительный крик отвлек их от чистки улова. Это был орел, черно-белый на бирюзовом небе, и выглядел он весьма внушительно. Спикировав, птица вонзила когти в рыбину, прибитую к берегу. Весила добыча немало, и теперь орел с трудом пытался вернуться в свою стихию. Наконец ему это удалось, и, устроившись на высокой ветке, он принялся лакомиться добычей, изредка поглядывая вниз на людей. Полный высокомерия вид, казалось, говорил, что пища была данью, преподнесенной чужаками настоящему повелителю этих земель. Почувствовав общее настроение, Фолконер указал на птицу.
— Посмотрите, сколько гордости. Любая другая тварь урвала бы кусок исподтишка. Он великолепен.
Конвей заметил, что даже Джонса захватило это зрелище, и обрадовался, что Картер оно заинтересовало еще сильнее.
Ей будет труднее всех приспособиться, подумал Мэтт, вдруг обнаружив, что беспокоится. Она проявила себя с хорошей стороны, успокаивая Джонса, значит, в ней было нечто большее, чем просто интеллект и чувство справедливости.
Назад они двинулись несколько иным путем. Обратная дорога была ничем не примечательна. Тейт встретила их с улыбкой, превратившейся в ликование, когда они продемонстрировали свой улов. Она крикнула остальных, и все высыпали наружу, оценивая добычу. Конвей, как опытный рыбак, вызвался готовить.
Он принес с собой целую охапку ольховых прутьев. Йошимура помогла изготовить шесть плетенок, отдаленно напоминающих теннисные ракетки. Растянув каждую рыбину на ольховой раме, он еще парой прутиков закреплял ее. Воткнув рукоятку в землю, можно было оставить рыбу подрумяниваться на огне. Вскоре в воздухе разлился аромат жареной форели.
