Галина порывалась заговорить… И как только нашелся подходящий повод, она не сдержалась, выпалила:
– Лиза на пароходе катается, а мы тут должны головы ломать, думать, как купить ей квартиру.
– Галя, зачем ты так? – всполошилась мать. – Она ведь твоя сестра.
– Да, сестра! Взяла и уплыла в самый неподходящий момент.
– Кто же знал, что Петр заторопится, приедет через неделю… Мы полагали: он еще месяца три-четыре выждет. Папа в это время в Америку бы слетал… Может, там договор подписал бы…
– Я не про папу говорю, а про Лизу…
– А она-то тут причем?! – ворчание матери становилось все пристрастнее, грубее. – Ну, посчастливилось, встретила парня… Она же после развода никуда из дома не выходила. Ты же сама с ней в два голоса плакала, рыдала… Жалела. Теперь-то зачем ей мешать? Может, у нее все сладится с Валерой.
Галина, конечно же, не хотела мешать намерению старшей сестры создать новую семью. Ее душила обида: человек, ради которого собрались, сам отсутствовал. К тому же на нее с мужем накладывались лишние заботы и переживания, связанные с приобретением квартиры для Лизы, а она вместо того чтобы разделить с ними тяжесть проблемы, катается на пароходе.
Отец не вмешивался в диалог между женой и дочкой. Ему понятны были мотивы негодования Гали. Он даже заметил, как в последние месяцы она резко изменилась: вроде те же ясные сливовые глаза, горящие щеки, однако лицо другое – оно похудело, на нем заострились скулы. Конечно, причиной раздраженности был не черный деготь зависти в груди, а элементарное переживание за свою семью, желание сохранить в ней спокойствие и лад. А какое может быть спокойствие сейчас, если родители предлагают помочь деньгами в ту самую минуту, когда им самим нужны эти треклятые бумажки?!
Максим заскучал от бытовых словопрений, резко поднялся из-за стола, на ходу сделал несколько глотков остывшего чая и обратился к матери:
– Я без тебя добавлю пару-тройку предложений, и челобитная будет готова. Перед сном можно будет ее уже разложить по почтовым ящикам.
– Быстрый ты какой, Максимка, – одобрительно отозвалась мать. – Спасибо. Иди… Я зайду к тебе потом.
Тут сразу в два голоса Галя и Виктор обрушили на мать одни и те же вопросы:
– Какая еще челобитная? Вы что надумали?
Николаю Степановичу изначально не понравилась идея жены собрать деньги с жителей дома, сыграв на чувстве протеста против позаселившихся в доме кавказцев. Слово «челобитная» оскорбило его, и он решил слегка подтрунить над Ольгой.
– Будет воззвание к народу о сборе пожертвований на борьбу с врагами нашего дома.
Жена не вздрогнула от неожиданных колкостей супруга, а как-то застыла на мгновение, потом медленно повернулась в его сторону. Она и сама была немало смущена, но забавно растерянный вид мужа, его негромкий и даже чуть прерывистый голос вернули женщине смелость и невозмутимость истинной хозяйки дома, всегда готовой постоять за себя. С первыми же словами возмущения ее тусклый взгляд моментально оживился, опущенные уголки губ выпрямились, и даже брови вразлет вытянулись в одну ломаную линию.
– Тебе шутить можно. Тебе в спину не бросали пошлых слов, не хихикали вслед, не хамили на грубом непонятном языке. Они нарочно не здороваются… Ведут себя, будто мы овцы, а они чабаны. Буквально вчера парнишка из квартиры Сабира выбежал с ведром помоев на улицу и выплеснул их прямо у подъезда. У них, оказывается, забился бумагой унитаз. Я начала стыдить мальчугана: разве хорошо, мол, гадить там, где живешь. А он мне по-хамски: «Молчи, старуха. Я делаю то, что мне сказали сделать. Это мой дом. И я куда хочу выбросить мусор, туда и выброшу!». Я стояла, как оплеванная. Не знала, что дальше говорить. Язык проглотила. А он пошел наверх… Да так хлопнул дверью, что у меня в глазах заискрило… Я думала, дверь вылетит из подъезда. Спрашиваю вахтершу: «Анастасия Григорьевна, а вы почему молчите?!». Она капризно замахала руками: «Мне все равно. Жизнь дороже. Они пообещали накормить меня таблетками снотворными… Уснешь, говорят, и не проснешься».
– Наверное, я толстокожий, – укорил себя Николай Степанович. – Я на кавказцев никакого внимания не обращаю… Живу, не замечаю, будто их вовсе не существует. Других забот полон рот. Хотя, признаюсь, и мне они не по нутру…
– Когда они тебя достанут окончательно, как меня, тогда другие песни запоешь, – не переставала сердиться жена.
Галина, послушав родителей, догадалась: мать стремится приобрести квартиру бывшего соседа еще и потому, что не хочет жить на одной лестничной площадке с понаехавшими грубыми «южанами». Ситуация щепетильная, конфликтная. Но и она сама вряд ли смогла бы согласиться иметь среди соседей жгучих и непредсказуемых кавказских парней. Лучше свои, пусть тоже хамоватые, склонные мусорить где попало, заваливающие подъезд и двери окурками, но все же они свои. Вменяемые. Отходчивые. С ними и поругаться не боязно, и наладить контакт не трудно. А с лицами кавказской национальности ей приходилось сталкиваться, и всегда они отличались непредсказуемостью, лукавством и излишней горячностью.
– Да чего там говорить, конечно, хорошего мало, когда ощущаешь себя в резервации, когда вокруг тебя чужаки, да еще и говорящие на языке шпаны, – высказала свою позицию Галя, поддержав тем самым длинный монолог матери.
– Шпаны и у нас, русских, хватает, – робко возразил отец. – Шпана у нас взращивается…
С языка Николая Степановича чуть не сорвалось слово «телевидение»… Именно этот «черный ящик» он считал фабрикой по размножению и взращиванию бездуховной и аморальной молодежи. Но от привычного своего обвинения в адрес телевидения он воздержался, так как сработал внутренний тормоз, появившийся у него после постоянных просьб старшей дочери Лизы – не критиковать место работы ее Валерика. Потому он после небольшой неловкой паузы решил назвать другого растлителя молодежи:
– Государством.
– Папа, обвинять молодежь – удел стариков, – съязвила Галя. – Притом древняя профессия. Вспомни Тургенева «Отцы и дети». Молодежь сегодня разная: и тупая, и образованная. Мы, между прочим, с Виктором тоже молодые.
– Вообще-то в нашем доме всегда жило много молодых ребят и сейчас живут, – решительно не согласилась с выводом дочери мать. – Но таких массовых безобразий, такого цинизма, неуважения к старшим я не замечала.
– Растление растлению рознь, – менторским тоном заявил отец. – В годы моей молодости были выродки, но их ругали за то, что они воровали яблоки в садах. Для воспитания их, видимо, был снят фильм «Тимур и его команда», где садовый вор Мишка Квакин был отрицательным героем… А нынче молодежи показывают фильм «Бригада», в котором ее учат: хочешь жить красиво, иметь иномарку, деньги, тогда иди в криминал. И после этого фильма во многих школах и институтах появились аналогичные «Бригады». Для них убить ветерана войны – как муху газетой прихлопнуть. Вчера по телевидению показали одного выродка, воспитанного на фильмах разврата и сплошных убийствах… Ему нужны были деньги на выпивку, а мать не дала. Тогда он вскипятил чайник, схватил мать за волосы, оттянул голову назад и стал заливать ей в рот кипяток. Стоило чайнику опустеть, он снова начал кипятить воду, так как мать была еще жива…
– Какие ужасы, папа, ты рассказываешь, – поморщилась Галя.
– Ужасы, – согласился отец. – Но ведь вы, журналисты, демонстрируете их нам. Они не выдуманы, они заняли прочное место в нашей постыдной, прогнившей жизни.
Николай Степанович сел на свой конек и не мог сдержаться, чтобы не пройтись резким словом по телевидению.
– Это ваше телевидение, современное, демократичное, которое вы боготворите, призывает нас, жителей России: «Любите себя!». А надо, как раньше было: «Любите Россию». Даже песня такая была: «Любите Россию…».
– Да кто ж сегодня не любит Россию? По-моему все любят…
– Любят. Еще как любят! Одни с любовью грабят и вывозят природные ресурсы, другие любвеобильные превратили культуру в шоу-бизнес… И все забыли слова Геббельса: «Чтобы уничтожить народ, надо уничтожить культуру!».
– Понятно. Вам, старшему поколению, нужна цензура… Нам так и пишут в газету – прекратите дебилизацию народа, создайте общественный совет при телевидении, который будет…
– Знаешь, дочка, – вскипел отец. – Это вы за цензуру, вы требуете создания общественного телевидения, будто оно будет для народа. Миф – очередной… Если телевидение будет для народа, страна другой будет. Я считаю, можно обойтись без введения цензуры, создания контролирующих советов для газет и телевидения… Достаточно назначить на телевидение нравственно здорового человека, патриота… Например, писателей Валентина Распутина или Василия Белова. Это оставшаяся в России совесть нации. Они-то и сделают телевидение нравственным, патриотичным, нужным помощником нашей молодежи.
– Ты уверен?!
