Лиза. «Пиковая дама»
Театральный ребенок, Маша выросла в мире кулис с их особым, родным с детства запахом, «гастролировала» с родителями по разным городам, когда у них случались выездные спектакли. В семейном альбоме Гавриловых сохранилась фотография, где можно разглядеть, как Ленский – Герман Гаврилов, стоя за кулисами с ребенком на руках, слушает Ольгу – Зинаиду Аблицеву, которая, скорее всего, поет арию «Я не способна к грусти томной»… Раньше ей казалось, что изводившие с малых лет занятия на фортепиано – всего лишь уступка маминому желанию. Позже польза от этих занятий в певческой профессии оказалась неоценимой. А в 1984 году, окончив фортепианное отделение Челябинского музучилища, она считала себя пианисткой «ниже среднего» (настоящим пианистом был брат). И когда встал вопрос – ехать по распределению преподавать музыку в село, решила всерьез учиться пению под руководством своего отца, известного педагога по вокалу (среди его учеников и солисты Большого театра Борис Стаценко, Сергей Мурзаев, Александр Киселев). Два года занятий на вокальном отделении училища привели ее в стены Московской консерватории, куда она поступила с «первого захода» в класс знаменитой певицы Большого 1940–1960-х, профессора Ирины Ивановны Масленниковой, передавшей своей ученице лучшие исполнительские традиции русской оперной сцены.
«Я даже и не волновалась насчет своей дальнейшей жизни. У меня был выбор: я могла идти преподавать или встать в хор в любой театр… А тут мое первое пребывание в Москве, меня берут сразу на первый курс консерватории, – рассказывает певица. – И кто – Ирина Ивановна Масленникова! Для меня это был просто сюрприз! Мне, конечно, было сложно, зная, где она пела, с кем она общалась, какие у нее были ученики… Первый год обучения для меня был очень тяжелый. Но Ирина Ивановна нашла пути общения со мной, она была ко мне благосклонна, терпелива. Она очень строгий педагог. Она мне говорила так: «У нас нет с тобой пути назад, или ты работаешь – или ты никому не нужна. Это очень суровая и жестокая профессия».
«Ирина Ивановна считает, что певец всегда должен быть в состоянии готовности № 1, – вспоминает уроки на всю жизнь Мария Гаврилова. – Вот один из примеров того, как она продолжала воспитывать меня за пределами класса. По четвергам мой урок по специальности заканчивался в 14.00. В это время в Малом зале консерватории начинались выступления студентов, которые должны были петь в присутствии всей кафедры. Я старалась не пропускать такие концерты и всегда торопилась на балкон послушать, как поют ученики других педагогов. Нередко бывало, что по болезни кто-то из студентов не пел… И тогда раздавался голос Ирины Ивановны: «Гаврилова здесь? На сцену!» В состоянии выжатого лимона (после часа занятий в классе), на ногах, сгибавшихся от усталости в коленках, я беспрекословно шла к роялю и пела. И так повторялось много раз…
Ирина Ивановна приглашала меня в свои концерты – представляла как свою молодую певицу, «выводила в свет». На конкурс (имени М.И. Глинки. – Т.М.) это она меня направила, это была ее инициатива. Она была не просто педагогом, но и опекала меня…»
Студенткой третьего курса Гаврилова получила диплом на Всесоюзном конкурсе вокалистов имени М.И. Глинки. А через год, после выступления на Международном конкурсе имени П.И. Чайковского, к ней подошел очарованный ее голосом народный артист СССР Евгений Райков, в то время директор оперной труппы Большого театра, и предложил прослушаться в стажерскую группу. Таково было и настояние ее педагога. На третьем туре в Большом театре она впервые в жизни пела с оркестром (исполняла речитатив и балладу Недды из оперы Р. Леонкавалло «Паяцы»), и в сентябре 1990-го была зачислена в стажеры. На следующий год, окончив консерваторию, стала солисткой оперы.
«Евгений Онегин». Татьяна – М. Гаврилова, Гремин – В. Маторин
Проникновенное лирико-драматическое сопрано редкой красоты и выразительности, прекрасная вокальная школа, актерское дарование, сценическое обаяние позволили певице быстро занять ведущее положение среди сопрано и выходить на легендарную сцену как минимум четыре раза в месяц. После первой крупной работы, предложенной ей главным дирижером театра А.Н. Лазаревым – партии Оксаны в опере Н.А. Римского-Корсакова «Ночь перед Рождеством» (1990) она получила роль Татьяны в новой тогда постановке «Евгения Онегина» (1991, режиссер Б.А. Покровский), впервые исполнив эту любимейшую впоследствии партию на гастролях Большого театра в нью-йоркском Метрополитен-опера (это были ее первые зарубежные гастроли), а в марте 1992-го спела ее на сцене Большого на юбилейном вечере в честь Галины Вишневской. Роль пушкинской Татьяны стала не просто попаданием «в десятку», но одним из самых больших достижений артистки, поставивших ее в ряд лучших создательниц этого образа на оперной сцене. До сих пор, несмотря на напластования времени, Татьяна Гавриловой остается на сцене такой, какой хотел ее видеть Б.А. Покровский, убеждая, что «Онегин» есть символ великой русской духовной культуры, внушая на репетициях: «Татьяна молода, живет беспечно: дома покой, тихие сельские радости. Она окружена любовью близких, обожает няню. И потому она должна быть светлой девочкой, и страдания ее светлы, а не трагичны». По признанию певицы, школа великого режиссера воспитывала не просто певца, но – личность, а работа с Борисом Александровичем была и творческой мукой, и наслаждением одновременно.
Еще на заре своего творческого пути, в начале 1990-х, певица выступает во многих премьерных спектаклях, исполняя партии Маргариты в «Фаусте» Ш. Гуно, Агнессы Сорель в «Орлеанской деве» П.И. Чайковского, Войславы в опере-балете «Млада» Н.А. Римского-Корсакова, с большим успехом поет Земфиру в «Цыганах» С.В. Рахманинова, Леонору в «Трубадуре» Дж. Верди. Дирижер-постановщик «Фауста» в Большом Ю.Л. Кочнев после премьеры спектакля отмечал мастерство недавней выпускницы консерватории: «М. Гаврилова – отличный профессионал. Она прекрасно владеет голосом и уже обладает опытом и стабильностью, которые не всегда свойственны молодым артистам. В данном случае молодость сочетается с наличием ярких вокальных данных, высокой музыкальностью и уже определенным сценическим опытом… Вокально партия была спета на высоком уровне».
Позже в репертуаре певицы появляются такие партии, как Графиня в «Свадьбе Фигаро» В.А. Моцарта, Мими в «Богеме» Дж. Пуччини, Франческа в опере «Франческа да Римини» С.В. Рахманинова, в которых она покоряет чистотой, светоносностью образов. С ней любят работать дирижеры Александр Лазарев, Марк Эрмлер, Андрей Чистяков, Геннадий Рождественский, Евгений Светланов, Юрий Симонов, Владимир Федосеев, Павел Сорокин.
После премьеры «Богемы» в Большом театре в 1996 году автор одной из рецензий образно скажет о том, что Гаврилова «творила настоящую пуччиниевскую музыку – ускользающую, изменчивую, притягательную, как волна».
Большую творческую радость принесла певице работа над оперой «Франческа да Римини», которую ставил Б.А. Покровский. «Певцы любят петь сочинения Сергея Васильевича Рахманинова, – говорит она. – Его щедрый мелодический дар вокален по своей природе. Правда, в основном мы поем романсы великого композитора. Но артистическая судьба оказалась благосклонной ко мне, и я участвовала в постановках двух его опер на сцене Большого театра – «Алеко» и «Франческа да Римини»… Мне довелось работать над партией Франчески вместе с Борисом Александровичем Покровским и Андреем Николаевичем Чистяковым – руководителями постановки в Большом. Главное, что от нас требовалось, – раскрыть поэзию чувств и чистоту главных героев, а через это – красоту внутреннего мира самого Рахманинова… К этому обязывала нас музыка одного из самых любимых русских композиторов».
В «Псковитянке» Римского-Корсакова, дирижером-постановщиком которой был Е.Ф. Светланов, она пела Ольгу. Партия богата выразительными речитативами, сольными эпизодами и ансамблевыми сценами. «Кантилена здесь необычайной красоты. Я учила эту партию с огромным увлечением, – вспоминает певица. – В этом большую роль сыграл великий русский дирижер Евгений Федорович Светланов. Он так мечтал завершить путь оперного дирижера именно постановкой «Псковитянки»! Может быть, и поэтому спевки и репетиции проходили с подъемом и у всех вызывали воодушевление.
Понятно мое волнение перед первой встречей со Светлановым. Но, что удивительно, величие Евгения Федоровича никоим образом не подавляло нас на репетициях. Весь процесс проходил очень корректно. Любое его замечание всегда высказывалось в форме пожелания, словно он приглашал нас к сотрудничеству… У меня создалось впечатление, что Евгений Федорович обладал каким-то редчайшим слухом на выражение в пении красоты чувства. Речь идет, разумеется, не о чистоте интонации, за чем элементарно следят все дирижеры и концертмейстеры, – это основа нашей профессии, и даже не о том, что он не допускал формального звучания слова, фразы. У него была, очевидно, врожденная потребность именно к красоте чувства, выражаемого через человеческий голос. И он учил нас этому. Творческие встречи с Евгением Федоровичем Светлановым – это уроки на всю жизнь, это подарок, за который нужно быть благодарными судьбе».
