Пока белье замачивалось, Клаус давал напарнику уроки чистки.
– По грязной одежде щеткой сильно не ерзай, так только грязь вобьешь. Вот так, смотри, шлепаешь сухой ладошкой, а потом сверху, легонько ширк-ширк, чтобы пыль смахнуть. И снова ладошкой… И поверху…
– Эдак долго шлепать придется.
– Долго. Зато куртка будет, как новая.
– А может, ее постирать?
– Ты что? Она же с подкладкой, с подстежками, а садятся они каждая по-своему, будет у тебя седло из тряпок, а не куртка.
Из конюшни вышел конюх, постоял, наблюдая за этими уроками. В конце концов спросил, знает ли Клаус, чем лучше смазывать сапоги. Прежде он чистил их дегтем, но тот пропитывал кожу сапог насквозь и пачкал обмотки, к тому же и пыль на деготь садилась очень густо.
Клаус выслушал жалобы конюха и сказал:
– Деготь, конечно, вещь нужная. Без него сапоги не почистить, только его нужно в ваксу сбивать – смешивать с топленым бараньим жиром.
– С бараньим жиром?
– Вот именно. Две части дегтя на одну бараньего жира. Смешать и дать часа два настояться, пока бараний жир таять не начнет. Потом надо взять палку, хорошо перемешать – и будет вакса.
– Чего? – не понял конюх.
– Вакса – это такая сапожная замазка.
– Обязательно попробую, – заверил конюх. – А вы, стало быть, новые слуги этого щедрого дворянина?
– А он дворянин?
– Не знаю, но по повадкам благородный и щедрый. За каждый раз монету кидает, я его коника как своего выглаживаю.
Клаус взял из рук Ригарда куртку и стал ее чистить дальше.
– А мне что делать? – спросил тот.
– Начинай белье отбивать, – сказал Клаус и, упреждая вопросы, добавил: – Как тесто месить, ты ведь это умеешь?
– Это умею, – кивнул Ригард и перешел к тазу.
– А что там у нас за соседка живет? – спросил Клаус как бы между прочим, не прекращая работы.
– Черноглазая девица? – сразу догадался конюх и покачал головой. – Я ее всего-то раз видел, а она здесь уже две недели живет.
– Красивая?
– До жути. К ней горничные по двое прибираться ходят – боятся.
– А чего боятся?
– Не знаю. Говорят, их страх пробирает.
– Как пробирает?
– Известно как, холодом да мурашками.
– А тебя-то пробирало, когда ты ее видел?
Клаус отложил куртку и взялся за штаны, вконец испорченные травяной зеленью.
Конюх отогнал рукой привязчивую муху и повторил:
– Видная она очень, до жути. Вот и все слова. По-другому и не скажешь.
– А кто она? Есть ли у нее муж или она девица?
– Замужняя. Приезжала на рессорном крытом балаканте. Это как фаэтон, только покрепче сбитый, для дальней дороги. Кучер чужой был, иноземный. По-нашему ни гу-гу. Седоков сбросил, три сундука снял и был таков, как будто торопился.
– Так их двое было?
– Двое. Она и муж. Высокий такой, представительный, вроде как из торговых. Только его теперь не видно и не слышно, а как выходил, никто не заметил.
– Как же так?
Клаус встряхнул штаны и повесил на каменный забор.
– А вот так. Не знаем, что и думать.
– А кто за нее платит?
– Приказчик шепнул, что заплачено за месяц вперед. И еда хорошая, и вино, и сладости всякие…
– Странно как-то, – заметил Клаус и невольно поежился.
– То-то и оно, – согласился конюх.
75
Через два часа стирка белья, чистка одежды и сапог были закончены. Мокрые вещи развесили на веревках позади кастелянтской, остальное принесли в апартамент.
Галлен посмотрел, как выглядят его сапоги, и остался доволен.
– Чем это вы их намазали?
– Клаус умеет ваксу делать, ваше благородие, – сказал Ригард.
– И что, они так все время блестеть будут?
– Все время, – заверил его Клаус. – А если запылятся, пройти чуть-чуть щеткой, и снова будут блестеть.
– Ну что ж, посмотрим. Завтра в них и поеду.
Галлен отдал сапоги Клаусу, и тот отнес их в прихожую. Затем хозяин оценил, как его слуги привели в порядок собственную одежду.
– Ну что, совсем другое дело. Настоящие оруженосцы. А Бурт ходил хуже бродяги, сколько я ему ни покупал обновок, все пачкал. Хотя… для меня стирал исправно.
Галлен вздохнул и, подойдя к длинному сундуку, снял замок и поднял крышку.
– Ух ты! – вырвалось у Ригарда. – Это все ваше, хозяин?
У Галлена это вызвало улыбку.
– Ну разумеется.
– А можно потрогать?
– Конечно. Вам же придется все это чистить: и доспехи, и оружие.
– Вообще-то, ваше благородие, мы оружие никогда не чистили, – признался Клаус.
– Не беда. Это не сложнее сапог. Вот видишь коробочку?
Галлен извлек из специального углубления небольшую жестянку, поднял ее крышку и показал разделенную надвое полость.
– Вот тут войлок, намоченный льняным маслом, а во второй стороне войлок смочен льняным маслом, перемешанным с дегтем. Сначала клинок мажут дегтярным маслом, потом дают постоять, чтобы ржа отстала, и снимают тряпкой. Затем покрывают чистым льняным, опять дают подержаться и снова вытирают чистой тряпицей. Вот и вся чистка.
– Я запомнил, – сказал Клаус.
– И я тоже! – тут же добавил Ригард.
Они помолчали. Клаус с Ригардом во все глаза смотрели на оружие, а Галлен им не мешал. Ему даже льстило, что кто-то помимо него оценивает красоту арсенала. Прежний слуга относился с оружию без интереса.
– До чего же все продумано, а? Все эти зацепочки, ремешки, – восторгался Ригард. – А как латы-то посечены, Клаус! Смотри какой рубец!
– А эти узкие ножи, чтобы бросать, ваша благородие? – спросил Клаус, дотрагиваясь до уложенных в ряд метательных кинжалов.
– Именно так.
– А далеко получается?
– Как сумеешь. Но с десяти шагов можно достать какого угодно нахала.
– Ух ты! – снова поразился Ригард. – Стало быть, человек становится непобедимым, ежели он так наловчится, ваше благородие?
– Совсем не обязательно. Бросок кинжала – это то же, что и удар мечом. Его нужно готовить и проводить незаметно, иначе противник отобьет удар.
– Мудрено.
– А почему арбалеты разные? – спросил Клаус.
– Тот, что поменьше, – кавалерийский. Именно из такого в тебя стрелял Лефлер. А большой – это пехотный. У него тяжелые болты, стальной лук и тетива натягивается не «козьей ножкой», а вот этим ползунком. – Галлен указал на устройство, лежащее в отдельном углублении. – Ну, на сегодня достаточно. Кое-что вы уже знаете, остальному научитесь со временем, – сказал хозяин, закрывая сундук. – А где мое белье, кстати?
– На веревках сушится.
– А свое постирали?
– Так точно, ваше благородие. И постирали, и уже оделись, – подтвердил Клаус.
– В сырое?
– Мы его повертели, – добавил Ригард. – На улице тепло, мы его повертели на воздухе, да и надели.
Ригард повел плечами.
– Теперь уже сухое. Почти.
– Хорошо, тогда не забудьте до ночи принести и мои вещи.
76
Ужин был так же хорош, как и обед, с той лишь разницей, что принесли его прямо в апартамент.
Лакеи доставили еду, тарелки и приборы, а потом явились, чтобы все убрать, так что Клаусу с Ригардом не осталось никакой работы, кроме как поставить к стене стол и задвинуть стулья.
Когда стало темнеть и хозяин зажег в апартаменте огонь, Клаус поднялся с соломенного тюфяка и сказал, что пойдет снять с веревок белье.
– Давай, – согласился Ригард и зевнул. – Скорей бы уж спать, а то сегодня день, как целая неделя…
– День тяжелый, – сказал Клаус, надевая сапоги поверх чистых обмоток. – Но такое будет нечасто.
– Думаешь?
– Уверен. А уже завтра на нашем счету будет по два дополнительных крейцера. Ну разве не замечательно, при такой-то жратве?
Обувшись, Клаус слегка притопнул и вышел в коридор, где уже зажгли висевшие под потолком светильники. Закрыв дверь, он немного постоял, прислушиваясь к доносившимся издалека звукам и запахам. Вот эта волна из рестаранта – жареное мясо, корица, тмин, а вот резкий запах дегтя с купоросом, это кто-то перестарался с чисткой сапог.
А вот знакомая, пьянящая волна розового масла и айги, от нее защекотало между лопаток и мурашки побежали до самой поясницы.
Оставив тайные мечтания, Клаус спустился по лестнице и вышел на ярко освещенное пространство гостевой залы.
Чувствуя на себе взгляд приказчика, он с достоинством прошел мимо него, слыша, как за дверями рестаранта звучат громкие хмельные голоса.
Выйдя на освещенное крыльцо, Клаус остановился. Посреди двора в полумраке виднелись несколько экипажей. Два из них были запряжены парами лошадей, на них приехали покутить торговые люди. Их кучера прохаживались в стороне и о чем-то тихо беседовали.
Два других экипажа принадлежали постояльцам и стояли без лошадей.
Мимо прошел дворник, волоча за собой метлу. Заметив человека в господской одежде, он кивнул:
– Доброго вечера, ваша милость.
– И тебе доброго, – ответил Клаус, приосаниваясь. Он спустился с крыльца и пошел за угол, туда, где было темнее всего и лишь белизна висевших на веревке подштанников позволяла не сбиться с пути.
