— Вы заходили ко мне, доктор Бреннан? — спросила она, улыбаясь.
По-английски Люси не разговаривала.
Эта женщина была прозрачной, как суп в приюте для бездомных, и носила очень короткую стрижку, подчеркивавшую продолговатость ее черепа. Бледная кожа и почти отсутствующие волосы усиливали эффект, придаваемый ее облику очками. Порой мне казалось, она работает моделью, демонстрирующей огромные оправы.
— Да, Люси. Спасибо, что заглянули, — сказала я, поднимаясь, чтобы освободить для нее стул.
Усевшись, она оплела ногами передние ножки.
— Не слишком утомились?
На губах Люси возникла и тут же исчезла улыбка.
— Я говорю о господах из Японии.
— А… Это представители судебно-медицинской лаборатории города Кобе. Большинство из них химики. Пообщаться с ними не составило для меня особого труда.
— Сомневаюсь, что вы в состоянии мне помочь, но все же хочу обратиться к вам с просьбой, — начала я.
Взгляд Люси сквозь линзы очков устремился на черепа, выстроенные в ряд на полке рядом с моим столом.
— Это образцы, — пояснила я.
— Они настоящие?
— Да.
Люси повернулась ко мне, и в каждом стекле очков я увидела собственное искаженное отражение. Уголки ее губ подпрыгнули и сразу опустились. Улыбка походила на мигание света, излучаемого лампочкой с нарушенным контактом, и напоминала мне о фонарике в лесу.
Я объяснила, чего хочу. Выслушав меня, Люси склонила голову набок и уставилась куда-то в потолок, будто ища на нем ответ. Я молча ждала. Где-то в конце коридора жужжал принтер.
— Данных до тысяча девятьсот восемьдесят пятого года я вам предоставить не смогу.
Мигающая улыбка.
— Я понимаю, моя просьба не совсем обычная, но хотя бы чем-то вы сможете мне помочь?
— Квебек вас тоже интересует?
— Нет, для начала только дела судебно-медицинской лаборатории.
Она кивнула, улыбнулась и ушла.
Как по команде, в это самое мгновение зазвонил телефон. Райан.
— Возможность того, что женщина была совсем молодой, вы исключаете?
— Насколько молодой?
— Семнадцатилетней.
— Исключаю.
— А если предположить, что…
— Нет.
Молчание.
— Еще одной пропавшей было шестьдесят семь.
— Райан, этот скелет принадлежал не старушке и не девочке.
Он продолжил настаивать на своем с назойливостью сигналов «линия занята» в телефонной трубке:
— А если допустить, что у нее не все в порядке с костями? Я читал о…
— Райан, этой женщине было двадцать пять — тридцать пять лет.
— Ладно.
— По всей вероятности, она умерла в период между восемьдесят девятым и девяносто вторым годом.
— Об этом вы уже говорили.
— Да, еще одно: у нее могли быть дети.
— Что?
— На внутренних областях лобковых костей я обнаружила характерные изменения. Ищите чью-то пропавшую мать.
— Спасибо.
Только я положила трубку, как телефон опять зазвонил.
— Райан, я… — начала я, удивляясь, что он так быстро набрал мой номер.
— Мам, это я.
— Привет, дорогая. Как дела?
— Все в порядке. — Пауза. — Ты не сердишься на меня за вчерашнее?
— Конечно нет, Кэти. Просто я сильно за тебя переживаю.
Длинная пауза.
— Какие у тебя новости? — спросила я. — Кстати, ты так и не ответила, чем собираешься заняться этим летом.
Мне хотелось сказать так много, но еще больше хотелось дать дочери возможность выговориться.
— Не знаю. В Шарлотте, как всегда, скучно. По сути, и заниматься-то нечем.
«О боже! — подумала я, усиленно сдерживая раздражение. — Опять этот юношеский негатив! Только этого нам сейчас и не хватало!»
— Как работается?
— Нормально. Чаевые приличные. Вчера вечером я получила девяносто шесть долларов.
— Здорово.
— Работы много.
— Это хорошо.
— Но я собираюсь уволиться.
Я промолчала.
Кэти тоже.
— Кэти, эти деньги тебе нужны для учебы.
«Кэти, не порти себе жизнь», — добавила я мысленно.
— Я ведь сказала тебе, что хочу отдохнуть от учебы. Годик просто поработаю.
Опять двадцать пять! Я прекрасно знала, что последует дальше, и настроила себя на самый что ни на есть серьезный лад.
— Кэти, дорогая, мы много раз разговаривали на эту тему. Если тебе не нравится университет в Шарлотте, можешь перевестись в Макгилл. Почему бы тебе не приехать сюда и все узнать? Мы устроили бы себе совместный отдых — я тоже взяла бы отпуск. Съездили бы в Мэритаймс, в Новую Шотландию.
«О чем я говорю? — думала я про себя. — Каким это образом именно сейчас я смогу устроить себе отпуск? Вообще-то, ради дочери я сделаю что угодно. Она для меня — самое важное».
Кэти ничего не ответила.
— Надеюсь, ты не из-за плохих оценок хочешь оставить учебу?
— Нет-нет. Оценки у меня хорошие.
— В таком случае перевестись будет не сложно. Мы могли бы…
— Я собираюсь поехать в Европу.
— В Европу?
— В Италию.
Подобного поворота я никак не предвидела.
— Макс сейчас играет в Италии?
— Да, — ответила она уверенно. — И…
— И?..
— Ему там платят гораздо лучше, чем в «Хорнетсе».
Я промолчала.
— Предоставили жилье — дом.
Я ничего не говорила.
— А еще машину. «Феррари».
Я опять ничего не сказала.
— Он не платит налогов.
Ее голос звучал все решительнее.
— Я рада за Макса, Кэти. Зарабатывает хорошие деньги и занимается любимым делом. А как же ты?
— Он хочет, чтобы я приехала.
— Ему двадцать четыре года, и у него уже есть образование.
Она наверняка услышала по моему голосу, что я раздражена.
— Ты вышла замуж в девятнадцать лет!
— Вышла замуж?
— Да, вышла замуж!
Она была права. Я прикусила язык, продолжая страшно за нее волноваться, но сознавая, что не в силах что-либо изменить.
— Только мы с Максом жениться пока не собираемся.
Некоторое время, показавшееся мне бесконечностью, мы слушали шум воздуха между Монреалем и Шарлоттом.
— Кэти, пообещай, что еще подумаешь о переезде сюда.
— Хорошо, подумаю.
— И что не предпримешь никаких решительных действий, предварительно не посоветовавшись со мной.
Молчание.
— Кэти?
— Да, мам.
— Я люблю тебя, милая моя.
— Я тоже тебя люблю.
— Папе передай от меня привет.
— Ладно.
— Завтра я пришлю тебе письмо по электронной почте.
— Угу.
Неуверенным движением я положила трубку на рычаг. Что делать дальше? Разгадывать тайны костей легче, чем тайны собственного ребенка.
Я приготовила чашку кофе, вновь сняла телефонную трубку и набрала номер:
— Мне хотелось бы поговорить с доктором Калвертом.
— Как вас ему представить?
Я сказала.
— Одну минутку.
— Темпе, как поживаешь? — услышала я через некоторое время знакомый голос Арона. — Так долго, как ты, наверное, не висят на телефоне даже продавцы «Эм-си-ай». Связаться с тобой практически невозможно.
— Прости, Арон. Моя дочь собирается бросить учебу и сбежать к одному баскетболисту, — выдала я.
— А он хороший игрок?
— По-моему, да.
— Тогда пусть сбегает.
— Очень смешно.
— Ничего смешного. Приличные игроки заколачивают неплохие деньги.
— Арон, я работаю уже с другим расчлененным трупом.
Я звонила Арону и рассказывала о костях остальных жертв. Мы часто делимся друг с другом новостями.
— И нравится же кому-то резать собратьев! — мрачно усмехнулся он.
— М-да. Мне кажется, один и тот же ненормальный убил нескольких женщин. Нельзя сказать, что их что-то объединяет, но отметины в местах разрезов на телах одинаковые.
— Думаешь, речь идет о серийном убийце?
— Да.
Он на мгновение задумался.
— Расскажи мне все подробно.
Я принялась описывать углубления на костях рук жертв. Время от времени Арон прерывал меня, чтобы задать какой-нибудь вопрос или попросить сбавить темп. Я живо представляла себе его: длинного, сухопарого, делающего записи на клочке бумаги и заполняющего ими каждый свободный миллиметр. Хотя Арону всего сорок два года, из-за мрачного выражения лица и темных глаз индейца-чероки он выглядел на все девяносто. Другим я вообще его не знала. Этот человек обладал острым умом и огромным сердцем.
— Фальшзапилы глубокие? — спросил он деловито.
— Нет, довольно незначительные, — ответила я.
— Гармоники отчетливые?
— Очень.
— Говоришь, видно, что при движении полотно смещалось в поперечном направлении?
— Гм… да.
— Ты уверена, что правильно измерила шаг зуба?
— Да, в некоторых местах царапины и костные островки довольно отчетливые.
— И изломы… — пробормотал он, обращаясь больше к самому себе.
— Их довольно много.
