Последовала продолжительная пауза — Арон обмозговывал информацию, которую я только что ему сообщила, и делал соответствующие предположения. Я понаблюдала за людьми, проходившими мимо моей двери. Где-то в других кабинетах звонили телефоны, жужжал принтер. Я повернулась к окну и взглянула на мчащиеся по мосту Жака Картье машины — лилипутские «тойоты» и «форды». Время шло.
— Конечно, мне сложно сказать что-либо определенное, Темпе, — наконец произнес Арон. — Я как будто работаю вслепую. Не знаю, как тебе удалось заставить меня взяться за это. Но свои соображения изложу.
Я повернулась назад и облокотилась на стол.
— Готов поспорить, речь идет не об электропиле. Это какая-то особая ручная пила — может, кухонная.
Точно! Я ударила ладонью по столешнице, сжала пальцы в кулак, энергично вскинула руку вверх и резко ее опустила. Розовые листики затрепыхались.
Арон продолжал, наверное даже не догадываясь о том, какое я устроила тут представление.
— Желобки слишком крупные, значит речь идет явно не о лучковой пиле с мелкими зубьями и не о пилообразном ноже. Скорее всего, это ножовка. Я не видел этих костей и ничего не берусь утверждать, но думаю, что их распилили поварской или мясной пилой.
— Как она выглядит?
— Похожа на большую ножовку. Зубья разведены довольно широко во избежание защемления. Вот почему на фальшзапилах присутствуют островки. При работе такой пилой поперечные колебания действительно имеют место, хотя срез получается достаточно чистым. Такие пилы очень эффективны. Ими режут кости, хрящи, сухожилия… да что угодно.
— Ты просто прелесть, Арон! Именно эти мысли мне самой не раз приходили в голову, но я хотела услышать то же самое от тебя. Если бы ты только знал, как я тебе благодарна!
— А-а-а.
— Хочешь взглянуть на снимки и оттиски?
— Конечно.
Пилы были вторым безумным увлечением Арона. Он заносил в каталог письменные описания и фотоизображения оставленных на кости следов всеми известными типами пил и часами обдумывал дела, которые ему в лабораторию присылали из разных точек земного шара.
По последовавшей паузе я поняла, что он высказал мне не все, что хотел. Ожидая продолжения разговора, я принялась собирать со стола розовые листки.
— Ты сказала, только кисти отделены разрезанием кости?
— Да.
— Все остальное в районе суставов?
— Верно.
— Аккуратно?
— Очень.
— Гм…
Я прекратила заниматься листками:
— Что?
— Что? — повторил он невинно.
— Когда ты произносишь «гм» именно таким тоном, это непременно что-то означает.
— Просто вырисовывается довольно странная картина.
— Что ты имеешь в виду?
— Этот парень использует для расчленения кухонную пилу и работает ею так, будто четко знает, что делает. Ему известно, где именно расположены суставы, каким образом их распиливать. Он постоянно следует своим правилам.
— Да, я тоже над этим размышляла.
Прошло несколько секунд.
— А запястья он просто отрезает. Почему? — спросила я, не выдержав.
— Этот вопрос, доктор Бреннан, следует задать не специалисту по пилам, а психологу.
— Как поживают твои девочки? — Я была с ним согласна, поэтому сразу же перевела разговор на другую тему.
Арон до сих пор не обзавелся семьей. Я знала его двадцать лет и ни разу с подругой-то не видела. Первой и основной страстью Арона были лошади. За лошадьми он ездил из Талсы в Чикаго и в Луисвилль и вместе с ними возвращался в Оклахому.
— Отлично поживают. Прошлой осенью я купил жеребца на торгах, и все мои девочки как будто помолодели.
Мы обменялись последними новостями, рассказали друг другу, что знали об общих друзьях, и договорились встретиться на академическом собрании в феврале.
— Желаю удачи в поимке этого типа, Темпе.
— Спасибо.
Мои часы показывали четыре сорок. В который раз кабинеты и коридоры здания начинали погружаться в вечернее спокойствие, а я продолжала работать.
Зазвонил телефон. Я подпрыгнула.
«Наверное, выпила слишком много кофе», — мелькнуло в голове.
Трубка еще хранила тепло моей руки, когда я вновь к ней прикоснулась.
— Я видела тебя прошлой ночью.
— Гэбби?
— Больше не делай ничего подобного, Темпе.
— Гэбби, ты где?
— Своими действиями ты только усугубишь ситуацию!
— Черт возьми, Гэбби! Прекрати свои игры! Где ты? Что происходит?
— Это не должно тебя волновать. В данный момент я не могу с тобой видеться.
Мою грудь обожгло приливом ярости. Я не верила своим ушам.
— Держись от меня подальше, Темпе. Держись подальше от моего…
Ее эгоистическая грубость раздула огонь моей ярости. Злоба на Клоделя, ненависть к зверствующему убийце, переживания за Кэти влились в этот огонь как масло. Я взорвалась.
— Кем, скажи на милость, ты себя воображаешь? — проревела я надрывным голосом, сжимая в руке трубку так сильно, что едва не сломала ее. — Я, естественно, оставлю тебя в покое! С удовольствием оставлю! Не знаю, во что ты ввязалась, Гэбби, но больше и не желаю знать! Я выхожу из игры! Матч окончен! Сама разбирайся со своей шизофренией и паранойей!
Каждый нейрон моего тела был словно заряжен усиленным зарядом. Моя грудь высоко вздымалась, а к глазам подступили слезы.
Гэбби бросила трубку.
С минуту я сидела, ничего не делая и ни о чем не думая. Голова моя шла кругом.
Наконец я медленно положила трубку, закрыла глаза, в уме перебрала все знакомые мне песенки и выбрала одну.
— Ограбленная хата в Батон-Руж… — запела я низким хриплым голосом.
21
В шесть утра по окнам забарабанил дождь. До меня донесся звук машины, проехавшей мимо дома по каким-то ранним делам. В третий раз за последнее время я видела момент зарождения нового дня. И радовалась этому так же, как Джо Монтана забитому в свои ворота мячу. Я не люблю спать днем, но и просыпаться на заре не доставляет мне ни малейшего удовольствия. Тем не менее на этой неделе я трижды наблюдала, как в небе появляется солнце. Два раза я в это время только укладывалась спать, а сегодня ворочалась и терзалась, не чувствуя себя отдохнувшей после одиннадцати часов, проведенных в кровати.
Вернувшись домой после разговора с Гэбби, я решила устроить пир своему желудку: съела кусок жирной жареной курицы, разведенное в молоке сухое картофельное пюре с синтетическим соусом, мягкую булку и кусок плохо пропеченного яблочного пирога. Потом приняла горячую ванну и занялась отковыриванием корочки от правой щеки, что ничуть не помогло мне стать более привлекательной — и без корочки я с этой раной выглядела ужасно. Часов в семь включила телевизор, чтобы посмотреть игру «Экспос», и заснула, как только началась прямая трансляция матча.
Поднявшись с кровати, я включила компьютер. В шесть утра или в шесть вечера — он был готов заработать в любое время суток. Я отправила электронное письмо Кэти с сервера Макгилла. Она могла получить это сообщение при помощи ноутбука и модема и прямо из своей спальни отправить мне ответ. Да здравствует Всемирная паутина!
Я открыла один из документов. Курсор замигал в верхнем левом углу, напоминая, что созданная мной таблица практически не заполнена. Правильно. Я впечатала в нее только заголовки столбцов.
«Когда я начала эту работу? — задумалась я. — В день парада».
Прошла всего неделя, а мне казалось, уже несколько лет. Сегодня третье. Тело Изабеллы Ганьон нашли месяц назад, а Маргарет Адкинс — неделю.
За это время нам ничего не удалось сделать, лишь обнаружить очередной труп. За квартирой в кирпичном доме на улице Берже было установлено наблюдение. Ее жилец так больше и не появлялся. Неудивительно. Наш визит не при нес никаких результатов. О Сен-Жаке никто ничего не выяснил, найденный в Сен-Ламбере скелет до сих пор не опознан. Клодель упорно не верит в то, что все эти преступления взаимосвязаны, а Райан считает меня «свободным художником». Прекрасно!
Я переключила внимание на таблицу и добавила в нее несколько колонок.
Физические характеристики.
Место проживания.
Условия жизни.
Работа.
Друзья.
Члены семьи.
Дата рождения.
Дата смерти.
Дата обнаружения.
Время.
Место.
Вписала в таблицу все, что могло подвести меня к разгадке. Слева в столбец разместила имена:
Адкинс
Ганьон
Тротье
Неизвестная
Последнее слово я надеялась в скором времени заменить фамилией. В семь тридцать я закрыла документ, выключила ноутбук, положила его в портфель и собралась на работу.
Дороги были переполнены, поэтому я свернула в туннель на Виль-Мари. Над городом в это утро висели мрачные, тяжелые тучи, и его окутывал удручающий полумрак. Улицы затягивала влажная пелена, отражавшаяся в огнях оживленного дорожного движения часа пик.
