— Двойной номер — это для кого? — спросила она меня по-французски с очаровательным акцентом.
— Для меня и моего ассистента.
— Пожалуйста, за мной, мсье Лафет. Тийя, замени меня, — бросила она на ходу своей коллеге.
Она прошла предо мной, грудью коснувшись моей руки, и Ганс подмигнул мне, как ему казалось, незаметно.
— Бомба, — тихонько произнес он.
Одетая в короткий белый костюм из льна, на высоченных каблуках, «бомба», виляя бедрами, провела нас к лифту, где, извинившись за тесноту, прижалась ко мне.
— Сюда, прошу вас, — продолжила она любезно, когда дверцы лифта раскрылись на площадке с номером «4». — Кондиционер…
— Где моя комната? — сухо оборвала ее Амина.
— Вон там, мадемуазель, — ответила га, указав пальнем с маникюром на одну из дверей цвета черешни.
Амина буквально вырвала ключ из ее рук, даже не поблагодарив, и ушла, закрывшись в своей «квартире».
Красивая брюнетка сунула ключ в замочную скважину двери под номером «52» и гостеприимным жестом предложила нам войти первыми.
Комната была просторная, светлая и безукоризненно чистая. Маленький балкончик, нависавший над проспектом, был украшен геранью всех цветов.
— Прекрасно, — сказал я, садясь на одну из стоящих рядом двух удобных кроватей.
Брюнетка изобразила легкий поклон и послала мне обольстительную улыбку.
— Если вам что-нибудь потребуется, мсье Лафет, меня зовут Дельфия.
Я поблагодарил ее, удивленный такими знаками внимания, и она вышла, покачиваясь на своих высоких каблуках.
— «Если вам что-нибудь потребуется, мсье Лафет…» — передразнил ее Ганс, жеманно вытянув губы. — А мне? Всегда везет одним и тем же.
Я пожал плечами и отправился принять душ. Сияющий как новенький пятак, я набрался смелости, подошел к двери Амины и постучал.
— Это я, можно войти?
— Открыто.
В шортах и с голой спиной она лежала на постели и что-то писала в своем блокноте.
Я тихо прикрыл за собой дверь и сел с ней рядом.
— А где Ганс?
— Внизу, в буфете. Я сказал ему, чтобы он не ждал нас с ужином.
Она согласно кивнула, отложила в сторону ручку и пристально посмотрела мне в глаза:
— Я сожалею, Морган, что вела себя как какая-нибудь дурочка.
— Ты преувеличиваешь… Она смущенно отвернулась.
— Амина… я хотел бы, чтобы ты поняла: то, что произошло между нами, могло бы меня…
— Остановись, — перебила она, вставая, чтобы я увидел, как вдруг вспыхнули ее щеки. — Я извинилась, и не будем больше говорить об этом.
Я взял ее руку и заставил повернуться ко мне лицом.
— Я тебя очень люблю. Амина, искренне люблю, но не требуй от меня большего.
Она энергично кивнула мне с горькой улыбкой, стараясь удержать слезы.
— Если я заставил тебя подумать, что наши отношения могли бы стать…
— Нет, Морган. Это я, я… я позволила своему влечению перерасти в безрассудный романтизм. И все же такая реакция не свойственна моей натуре. Я сама этому удивилась.
— Ну, если это маленькое недоразумение улажено, не пойти ли нам поужинать?
Она высвободила руку из моей ладони и помотала головой.
— Я до смерти хочу спать и совсем не голодна, наверное, эти четыре часа в автобусе так на меня подействовали. Увидимся завтра утром.
— Хорошо. Если что, позвони мне, — сказал я, похлопав по мобильнику, висевшему у меня на ремне джинсов.
Она поблагодарила меня, и я оставил ее, пожелав спокойной ночи. Немного все же раздосадованный, я присоединился в ресторане гостиницы к Гансу, который уже приступил к десерту.
— Ну как? — спросил он меня, отложив ложку. — Она все еще дуется?
— Нет.
Он с недовольным видом скрестил на груди руки и откинулся на спинку стула.
— Почему же в таком случае она не спустилась?
Я поднял глаза к потолку, потом попросил официанта принести салат.
— Ты знаешь, что такое женщины? — подтрунивая над ним, спросил я более сухим тоном, чем хотел бы.
— Она влюблена, да?
Я пожал плечами.
— Только этого нам недоставало, — пробурчал он, доел абрикосовый торт и запил его большим стаканом апельсинового сока.
— Мор… Ты тоже влюбился?
— Нет, — признался я после минутного раздумья. — В общем, не думаю.
— Следовательно, ты не в состоянии понять, что чувствует Амина.
— Ей и правда необходимо побыть одной, чтобы прийти в себя. Завтра все будет выглядеть иначе.
— Знаешь что, Мор? — сказал он, отодвигая стул, чтобы встать. — Может, ты непревзойденный эллинист и очень знающий археолог, но живые тебя не интересуют!
— Ганс, я…
— Пойду-ка спать, я уже на пределе.
Он вышел из ресторана, даже не пожелав мне доброй ночи, и я в раздражении отодвинул свой салат. У меня пропал аппетит.
— Мсье Лафет, у вас все в порядке?
Я поднял взгляд, передо мной стояла Дельфия, та самая, что принимала нас. Она сменила свой белый костюм на короткую юбку и блузу, которая почти не скрывала ее очаровательную грудь.
— Да, спасибо.
— Я уже закончила работу, но, если вам что-нибудь нужно, я в вашем распоряжении.
Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что она мне предлагала. Будь у меня настроение получше, возможно, я бы с готовностью этим воспользовался, но, право, сейчас мне было не до того.
— Нет. Все в порядке, еще раз благодарю вас.
Она в растерянности застыла, и я оставил ее, а заодно и мой едва тронутый ужин и вышел из гостиницы, чтобы покурить. Было восемь часов вечера, и проспект начал заполняться гуляющими местными жителями и туристами, которые воспользовались тем, что жара спала.
Ложиться спать было слишком рано, да и нервы у меня были слишком напряжены, чтобы сразу уснуть. Поколебавшись немного, я направился по проспекту в сторону археологического музея.
Фано жила неподалеку от музея Спарты, главным хранителем которого являлась, и, если не изменила своим привычкам, должна была еще находиться на работе.
Я прошел мимо огромного памятника Леониду,[72] у подножия которого группа молодых людей с веселыми шуточками наслаждалась мороженым, и постучал в застекленную дверь археологического музея. Сторож подошел к двери и замахал мне рукой.
— Музей закрыт, мистер, — сказал он по-английски через стекло.
— Я приехал, чтобы встретиться с профессором Варналис, — ответил ему я по-гречески. — Меня зовут Морган Лафет. Профессор еще у себя в кабинете?
Он удивленно посмотрел на меня и попросил подождать, а сам отошел к конторке администратора. Я увидел, как он снял телефонную трубку, потом кивнул и, вернувшись, с улыбкой открыл одну створку двери:
— Входите, профессор, добро пожаловать. Я здесь новичок, извините меня.
— Ничего страшного. Спасибо, я знаю дорогу.
Я поднялся по узкой лестнице на второй этаж и, приготовившись к решительному удару, направился к кабинету, где располагались хранители. Дверь была приоткрыта, я толкнул ее и просунул в щель голову. За компьютером сидела очаровательная молодая женщина, ее длинные волосы были собраны в аккуратный пучок, из которого выбивались несколько непослушных прядей.
— Я могу войти?
Она подняла голову и сняла очки.
— Морган!
— Фано? — с трудом выговорил я.
Она искренне рассмеялась, встала и, подойдя к мне, тепло обняла.
— Ты совсем не изменился? — сказала она, отступая, чтобы как следует меня рассмотреть. — Все такой же красавец.
Я смотрел на нее, не веря своим глазам. Перемена была потрясающая. Как замкнутая, угрюмая и раздражительная брюнетка, какой я ее помнил, могла превратиться в золотоволосую красавицу с сияющей улыбкой?
— Я с трудом узнаю тебя, Фано…
Она небрежно махнула рукой и, взяв меня за руку, подвела к одному из кресел.
— Много воды утекло с тех пор как ты уехал, — ответила она, направляясь к кофеварке, чтобы приготовить для меня кофе. — Я знаю об Этти, — добавила она с грустью. — Сожалею… Амиклы… Сейчас мне кажется, что это было в другой жизни.
Я чуть было не сказал ей, что брат жив, но сдержался. Не стоит опережать события.
— Что вернуло тебе радость жизни? Ты просто неузнаваема.
Она повела плечами.
— Я уже не могла больше жить так, глотать антидепрессанты, отравлять жизнь окружающим. И в одно прекрасное утро взяла себя в руки и прошла курс лечения в одной клинике, вот и все. И еще я снова вышла замуж, — добавила она, подмигнув мне.
— Мои поздравления.
— Спасибо. А чему я обязана счастьем снова видеть тебя, Морган? Очередное расследование? Ты ведь приехал не как турист, я полагаю?
— Нет. — Я поставил чашку с кофе на ее письменный стол и закурил. — Ты помнишь профессора Лешоссера?
— Конечно! Он приезжал встретиться со мной, это было… В апреле? Нет, в мае. Точно, в начале мая. Бедняга был убежден, что останки Ахилла перевезли сюда. Как он поживает?
