Что же касается обезьян, то их звуковые сигналы, хотя и являются по форме врожденными, также, вероятно, могут участвовать в передаче личного опыта. Свидетельницей одного такого случая стала С. Сэвидж-Рамбо после вечерней прогулки по лесу с бонобо Панбанишей. Во время прогулки они заметили на дереве силуэт какой-то крупной кошки и, испугавшись, вернулись в лабораторию, где их встретили бонобо Канзи, Тамули, Матата и шимпанзе Панзи. Обезьяны (вероятно, по невербальным сигналам) догадались, что Панбанишу и С. Сэвидж-Рамбо что-то напугало в лесу — они, пишет Сэвидж-Рамбо, “стали напряженно всматриваться в темноту и издавать мягкие звуки “уху-ух”, говорящие о чем-то необычном. <Панбаниша> тоже начала издавать какие-то звуки, как будто рассказывала им о большой кошке, которую мы видели в лесу. Все остальные слушали и отвечали громкими криками. Неужели она говорит им что-то, чего я не могу понять? Я не знаю”70. Какую информацию передала Панбаниша, в точности сказать трудно (йеркишем она не воспользовалась), но “Канзи и Панзи, когда им в очередной раз разрешили погулять, обнаружили колебания и страх именно в этом участке леса. Поскольку их прежде никогда не пугали, похоже, все-таки, что они смогли что-то понять из происшедшего”71.
Подобный же “рассказ” наблюдала и отечественный приматолог Светлана Леонидовна Новоселова. Шимпанзе Лада, которую однажды пришлось, несмотря на ее отчаянный вой и сопротивление, вынести на прогулку, на следующий день “поведала” людям о случившемся: “Обезьяна, драматически воздев руки, привстала в своем гнезде на широкой полке, спустилась и, бегая по клетке, воспроизвела интонационно очень верно в своем крике, который продолжался не менее 30 мин, эмоциональную динамику переживаний предшествующего дня. У меня и у всех окружающих сложилось полное впечатление “рассказа о пережитом””72.
Такое поведение было отмечено и в естественных условиях. Джейн Гудолл, долгое время наблюдавшая за поведением шимпанзе в природе, описывает случай, когда в группе шимпанзе, за которой она наблюдала, появилась самка-каннибалка, Пэшн, поедавшая чужих детенышей. Самке Мифф удалось спасти своего детеныша от Пэшн, и впоследствии, когда она встретилась с Пэшн не один на один, а в компании дружественных самцов, Мифф выказала сильное возбуждение и смогла донести до самцов идею, что Пэшн ей очень не нравится и ее надо наказать — по крайней мере, самцы, увидев поведение Мифф, устроили Пэшн агрессивную демонстрацию73.
Можно предполагать, что во всех таких случаях обезьяны передают не столько сам конкретный опыт, сколько свои эмоции по его поводу. И, вероятно, в большинстве случаев этого бывает достаточно, поскольку антропоиды способны очень тонко различать нюансы того, что психологи называют “невербальной коммуникацией”. Например, шимпанзе Уошо смогла угадать, что работавшие с ней Роджер и Дебора Футс — муж и жена, хотя они намеренно старались на работе вести себя друг с другом не как супруги, а как коллеги. “Никто не сравнится с шимпанзе в умении понимать невербальные сигналы!” — написал по этому поводу Р. Футс74.
Однако, если информация, которую необходимо передать, достаточно необычна, такой способ коммуникации дает сбои. Так, в описанном выше примере объяснить, что в точности произошло, Мифф не смогла — в противном случае самцы бы, наверное, не ограничились демонстрацией, а выгнали бы Пэшн из группы или, по крайней мере, предупредили бы об опасности дружественных им самок.
Впрочем, когда в языковых проектах обезьяны получают в свое распоряжение более совершенное коммуникативное средство — язык-посредник (и, к слову, более понятливого собеседника — человека), они оказываются в состоянии облечь свой собственный опыт и взгляды на мир в знаковую форму (см. примеры в гл. 1).
Рис. 4.10. Виляющий танец.
Попытки расшифровать коммуникативные системы животных предпринимались неоднократно. Одна из наиболее успешных — расшифровка виляющего танца медоносной пчелы австрийским биологом Карлом фон Фришем75. Угол между осью танца и вертикалью (если пчела танцует на вертикальной стенке) соответствует углу между направлением на пищу и направлением на Солнце, продолжительность движения пчелы по прямой несет информацию о расстоянии до источника корма; кроме того, имеют значение скорость, с которой движется пчела, виляние брюшком, движение из стороны в сторону, звуковая составляющая танца и т. д. — всего по меньшей мере одиннадцать параметров. Блестящим подтверждением правильности этой расшифровки стала созданная Акселем Михельсеном76 пчела-робот: ее танцы в улье (см. фото 17 на вклейке), управляемые компьютерной программой, успешно мобилизовывали пчел-сборщиц на поиски корма. Пчелы правильно определяли направление на кормушку и расстояние до нее — даже несмотря на то, что пчела-робот не давала сборщицам запаховой информации.
Но многие другие коммуникативные системы оказались сложнее. Так, не удалось в точности выяснить, какие движения муравьев, прикасающихся антеннами к своим сородичам, информируют их, скажем, о повороте направо. У дельфинов удалось определить лишь “свист-подпись”. Единственный расшифрованный сигнал волков — “звук одиночества”. Гудолл77 отмечает, что шимпанзе издают звук “хуу” “только при виде небольшой змеи, неизвестного шевелящегося создания или мертвого животного”, — но почти ни про какие другие звуки шимпанзе ничего столь же определенного пока сказать нельзя.
Широко известны опыты Эмила Мензела78с шимпанзе. Экспериментатор показывал одному из шимпанзе тайник со спрятанными фруктами, и потом, когда обезьяна возвращалась к своей группе, она неким образом “сообщала” соплеменникам о местонахождении тайника — по крайней мере, те отправлялись на поиски, явно имея представление о том, в каком направлении следует идти, и даже иногда обгоняли сообщавшего. Если одному шимпанзе показывали тайник с фруктами, а другому — с овощами, группа не колеблясь выбирала первый тайник. Если в тайнике была спрятана игрушечная змея, шимпанзе приближались к нему с некоторой опаской. Но как именно шимпанзе передавали соответствующую информацию, так и осталось загадкой. Высокоранговые особи, казалось, не делали для этого вовсе ничего, но тем не менее добивались понимания, низкоранговые, напротив, разыгрывали целую пантомиму, делали выразительные жесты в соответствующем направлении — но все равно мобилизовать группу на поиски тайника им не удавалось.
Для расшифровки смысла того или иного сигнала необходимо, чтобы его появление взаимно-однозначно соответствовало либо некоторой ситуации во внешнем мире, либо строго определенной реакции особей, воспринимающих сигнал. Поэтому так легко оказалось расшифровать систему предупреждения об опасности у верветок: крик с определенными акустическими характеристиками (отличными от характеристик других криков) жестко коррелирует (а) с наличием леопарда в зоне видимости и (б) с убеганием всех слышащих сигнал обезьян на тонкие верхние ветки.
Но большинство сигналов волков, дельфинов, шимпанзе таких жестких корреляций не обнаруживают. Как отмечает Е.Н. Панов, они могут “в разное время выступать в разных качествах”79. Например, у шимпанзе один и тот же сигнал оказывается связан и с ситуацией дружелюбия, и с ситуацией подчинения, и даже с ситуацией агрессии. По мнению Панова, это свидетельствует о том, что с точки зрения теории информации “эти сигналы существенно вырождены”80 и никакого внятного смысла не имеют. Но то же самое рассуждение применимо и ко многим выражениям человеческого языка. Если рассматривать слова не в словаре, где каждому из них приписана вполне определенная семантика, а в составе выражений, произносимых в реальных жизненных ситуациях, легко видеть, что они, подобно сигналам животных, могут в разное время выступать в разных качествах. Например, предложение “Молодец!” может выступать и в качестве похвалы (“Уже все уроки сделал? Молодец!”), и в качестве порицания (“Разбил чашку? Моло-дец!”). Слово “точка” может обозначать начало (“точка отсчета”) и конец (“на этом поставим точку”), маленький черный кружок, изображенный на бумаге (“проведите прямую через точку А и точку В”), и реальное, подчас довольно большое и не всегда круглое место (“торговая точка”). Таким образом, если следовать логике Е.Н. Панова, человеческий язык тоже, пожалуй, придется признать вырожденным с точки зрения теории информации.
Рис. 4.11. Эти шесть сигналов шимпанзе (выделенных этологом Яаном ван Хооффом) могут, хотя и с различной частотой, выступать в разных ситуациях — и при дружелюбном взаимодействии (заштрихованные столбцы), и для демонстрации подчинения (белые столбцы), и при агрессии (черные столбцы). Относительная высота столбцов отражает частоту, с которой каждый сигнал был зафиксирован в соответствующей ситуации. Сигнал “визг с оскаленными зубами” (д) используется во всех трех типах взаимодействий81.
