— Не знаю, есть ли реабилитационные центры и программы «Двенадцать шагов» для зацикленных на ремонте, но если их тактика походит…
Обиженная Кендалл отвернулась от Мэллори, подошла к кофеварке и налила себе кофе.
— По-твоему, стоит щелкнуть пальцами, и я напишу шедевр!
Даже спорить для Кендалл было проще, чем книгу писать! Только на эти грабли Мэллори уже наступала.
— Кендалл, о шедевре речь не идет, — заметила она, когда подруга соблаговолила к ней повернуться. — По крайней мере пока. Шедевры вычиткой создаются! Сейчас ты должна лишь взяться за книгу, чтобы мы все могли работать дальше. — Мэллори спокойно встретила свирепый взгляд Кендалл. — После выходных я уеду.
Недовольное лицо Кендалл стало несчастным.
— Нет, нет, пока ты в себя не придешь, я с места не сдвинусь! — тотчас пообещала Мэллори. — И проект ни за что не брошу. Я даже попросила продлить мне срок, чтобы сосредоточиться на твоей книге. Но мне нужно в Нью-Йорк! — Мэллори потупилась, чтобы Кендалл не заметила в ее глазах панику. — Крису не нравится, что меня так долго нет.
— Боже, прости меня, Мэл, прости! — Из Кендалл словно воздух выпустили. — Я и не думала…
— Все будет в порядке. Я действительно верю в успех «Брани на вороте». Книга получится классная. Только мне нужно уехать, а я не смогу, не убедившись, что ты вошла в рабочий ритм.
Кендалл в последний раз взглянула на шкафчик, где обычно лежал пояс для инструментов.
— Даже не надейся, — покачала головой Мэллори. — Не найдешь, хоть все утро ищи! — Почувствовав, что Кендалл готова сдаться, она обняла подругу и усадила за стол. — Или давай немедленно берись за работу. Может, тебе и пары часов хватит, чтобы написать свои страницы. Что на это скажешь?
«Много чего скажу, и все невежливо, — подумала Кендалл, устроилась поудобнее и решила еще немного поворчать. — Ну или с благодарностью».
При мысли о благодарности Кендалл жаловаться расхотелось. Мэллори приехала ее спасать, бросила работу и мужа. На ферме она уже десять дней, за которые успела вызвать Фэй и Таню, устроить мозговой штурм и отправить Кендалл к адвокату. Если бы не Мэллори, она бы до сих пор лежала на кровати, свернувшись калачиком, сидела на террасе или занималась ненужным ремонтом, распрощавшись с мыслью сдать книгу в срок.
— Ладно, — с деланной неохотой кивнула Кендалл, — твоя взяла. Пять страниц так пять страниц. — Только учти: за качество не ручаюсь.
— Учту. — Мэллори еще раз ее обняла, унесла кофе с ноутбуком на террасу и приняла свою любимую позу.
Какое-то время Кендалл просто сидела перед ноутбуком. В голове царил полный бардак, как в нем разберешься? Она думала о голубой сойке на дереве, о солнечном свете, который лился сквозь утреннюю дымку и золотил волосы Мэллори, об Энн Джастисс и горошинах Зеленого Великана, о Кэлвине и его риелторше, о детях, Зануде Джейн и Лейси Сэмюэлс.
— Хватит! — Кендалл решительно выбросила из головы посторонние мысли и даже представила, как они, одна за другой, стираются из сознания, превращая его в чистый лист.
Во время мозгового штурма они с подругами уже обсудили, с чего начнется книга. Для писателя крайне важно принять верное решение. Начнешь слишком издалека, углубишься в предысторию — потеряешь читателя. Сведешь предысторию к минимуму или вовсе проигнорируешь — получится то же самое. Внимание читателя нужно привлечь с первых же страниц — и уже не отпускать.
Всю неделю Кендалл создавала образ Кеннеди Эндрюс, своей героини, и делала заметки. У Кеннеди был неверный муж, близкие подруги писательницы, дети-близнецы, только что уехавшие в колледж, и карьера, внезапно покатившаяся под откос. Другими словами, Кендалл старалась максимально уподобить героиню себе, но не превращать книгу в автобиографию.
Чтобы сделать Кеннеди главной героиней-рассказчицей, следовало не только создать ее образ, но и вжиться в него настолько, чтобы читатели воспринимали выдуманную Кеннеди как личность. Героини Тани, Мэллори и Фэй в первой главе тоже появлялись, но очаровывать читателей предстояло именно Кеннеди, именно ее глазами читатель смотрел на происходящее.
Кендалл вздохнула. По мнению большинства, чтобы сразу заинтересовать читателя, повествование нужно начинать незадолго до ключевого события. Для Кендалл таким событием стала конференция «ВИНК», на которой она так и не получила вожделенную «Зельду». Однако если читатели сразу попадут на церемонию награждения, то не поймут, кто такая Кеннеди и почему ей так важна премия. Следовательно, начинать надо с вечера пятницы, когда Кендалл умирала от волнения, но еще надеялась на успех.
Кендалл боялась нажать на первую клавишу. Для книги нет ничего важнее вступления. Абсолютно ничего.
Быстро, чтобы не струсить, Кендалл набрала первое предложение, но, перечитав, стерла. Сильно заныло под ложечкой. Вдруг она не сумеет? Вдруг даже одного предложения не напишет? Вдруг…
Нет, этого не может быть!
Кендалл решила не торопиться и набрала второй вариант. Он получился слишком вялый. Третий — слишком заумный, не отражающий ни ее чувств, ни характера. Дела ведь и в пятницу были из рук вон плохи, хотя надежда еще теплилась.
— Так напиши! — велела себе Кендалл. — Хватит сопли жевать, возьми и напиши, что чувствовала. — Она сделала глубокий вдох и, глядя на экран, стала печатать. Из букв складывались слова, они появлялись на экране словно по своей собственной воле, а не по воле Кендалл.
«Дело было июльским вечером, в пятницу. Кеннеди Эндрюс спешила по Шестой авеню к нью-йоркскому «Хилтону», а ее писательская карьера стремительно летела под откос».
Да, вот оно самое! Вполне достаточно, чтобы заинтересовать читателя и не выдать себя с головой. Сравнение с летящим под откос поездом казалось к месту, и Кендалл печатала дальше, умело используя яркие эпитеты. Вскоре она увидела себя в фойе «Хилтона», Мэллори, пробирающуюся сквозь толпу, подруг, решивших поднять за нее тост.
Пальцы Кендалл все увереннее порхали по клавишам, и через какое-то время она перестала видеть Кеннеди, а начала ее чувствовать.
Глава 22
В первую очередь хорошему писателю необходим встроенный ударопрочный фальшдетектор.
Эрнест Хемингуэй— Господи, Труди, почему при Бретте ты ведешь себя как вменяемая взрослая женщина, а стоит мне вернуться, превращаешься в ходячий ужас?! — Разочарование давило на Таню свинцовой гирей, наполняя ее слова горечью, которую она обычно сдерживала. Какая же она дура! С рождения видеть, что представляет собой мать, и тешить себя надеждой, что она изменится!
