Какого хрена?
Вижу силуэт стола и вроде как лампы на нем. Слепо бреду к нему. На ходу спотыкаюсь обо что-то и чуть не падаю.
– Черт!
По ходу дела, в этой комнате вообще света нет; Кен и Карен как знали, что я сюда загляну. Подстава…
Наконец ощупью нахожу абажур. Бинго!
– А вот и я, – говорю Тессе и дергаю за цепочку на лампе. Маленькая, а горит ярко, просто ослепительно. Поморгав, осматриваюсь.
Это моя комната, которой я ни разу не пользовался. Ни разу.
Интерьер напоминает убранство какого-нибудь отеля: стены светло-серые, с белоснежной полосой вдоль потолка и плинтуса. На ковре борозды от щетки пылесоса. Кровать у дальней стены отвратительно велика; у дорогого изголовья из вишневого дерева – гора декоративных подушек. Если такая громадина и пригодится, то только если в самой середине, на темно-сером пуховом одеяле возляжет обнаженная Тесса. Жаль, но она не торопится возлечь на ней. Стоит у стола в масть кровати, на котором – новенький аймак. Выпендрежники хреновы.
Растираю шею и говорю:
– Это моя… комната. – Даже не знаю, что еще сказать.
– Так у тебя тут своя комната? – прикусив губу, спрашивает Тесса.
Фактически – да, но я здесь чужой. Кен столько раз говорил, что меня в доме ждет отдельная комната. Типа хотел впечатлить кроватью о четырех столбиках и компьютером с огроменным экраном.
– Ага… Я, правда, здесь в первый раз, – смущенно признаюсь я. Надеюсь, что больше вопросов не последует. Наивный.
У изножья кровати – вместительный ящик. Единственное его назначение, похоже, хранить кучу подушек. Надо использовать его с бо́льшим умом: сажусь на крышку и разуваюсь. Тесса смотрит на меня и, поди, уже составляет в уме список вопросов. Она же зануда и приставала… Сняв носки, запихиваю их в ботинки. На щиколотке – свежие порезы. По ходу, в ботинки набились мелкие осколки стекла. Ну зашибись.
Тесса, я смотрю, закончила составлять список. Она подходит ближе и произносит:
– О… почему же?
Вздохнув, я решаю все же с ней не сраться и ответить.
– Не хочу. Мне тут не нравится. – Мне тут и правда не нравится. В мамином доме я спал на засаленном матрасе, простыня с одеялом никогда не менялись, и это мне тоже не нравилось.
Пока Тесса переваривает мой ответ и готовит следующий вопрос, я расстегиваю джинсы и снимаю их. Сто́ит остаться в трусах и футболке, как взгляд Тессы из далекого становится ошарашенным.
– Ты что делаешь? – спрашивает она.
– Раздеваюсь, – говорю и выгибаю бровь с кольцом. Да, ей нравится задавать вопросы, но почему бо́льшая часть из них касается очевидного?
– Зачем? – Она смотрит мне на пах. Сразу видно: безуспешно пытается задавить желание и не думать о моем члене.
– Ну, – встретившись с ней взглядом, говорю я, – не люблю спать в узких джинсах и обуви.
Убираю со лба волосы.
– О, – тихо произносит Тесса.
Жду, что она еще что-нибудь скажет, однако Тесса молчит, скользя взглядом по моей груди, животу – по рисунку татуировки. Дольше всего она задерживается на дереве. Нравится оно ей? Или кажется самой непривлекательной частью? Что-то мне неуютно становится, слишком пристально она меня разглядывает. Не знаю даже, что делать.
Решив удивить Тессу, кидаю в нее футболкой. Она зачарована и не успевает увернуться. Как бы заставить раздеться и Тессу, чтобы уже я мог насладиться видом ее обнаженного тела, впитать глазами каждый его дюйм, разглядеть каждый недостаток, которого Тесса стыдится, но который не отвратит меня?
Хотелось бы знать, о чем она думает. Хотелось бы саму ее узнать лучше. Ловлю себя на том, что мне хотелось бы познакомиться с ней иначе, при других обстоятельствах: вот если бы она была моей соседкой, которая то и дело забегает одолжить того или этого, а я могу спросить ее о чем угодно. Я бы тогда поинтересовался, почему она задает так много вопросов и почему, смущенная, так вскидывает брови. Спросил бы, чего она ждет от судьбы, что ощутила бы, пропади я из ее жизни. Сумеет ли она найти в себе силы простить меня?
Однако мы в реальном мире, и я для нее чужак. Она почти не знает меня, а знала бы хоть половину из того, как я набедокурил в прошлом, не стала бы так живо мной интересоваться. Мои татуировки поблекли бы для нее; на мое поведение она отвечала бы уже не сарказмом, а желчью. Надо быть осторожным; вместе с моими тайнами пропадет и Тесса.
Черт, у меня от всего этого голова кругом. Опьянение постепенно проходит. Надо бы остыть, поскорее унять возбужденный мозг.
– Можешь и так лечь спать. – Улыбаюсь. – Хотя я предпочел бы увидеть тебя в нижнем белье.
– Нет уж, и так посплю, – говорит она неуверенно. Вряд ли Тесса хочет спать в мешковатой юбке и футболке, которая мне, однако, даже нравится. Светло-голубая, она хорошо сочетается с цветом ее глаз. И как мне в голову пришла эта мысль?.. Сочетается с цветом ее глаз. Какого хрена?
Тесса путает мне мысли даже сильнее, чем скотч.
– Отлично. Устраивайся. Если тебе по душе неудобства – воля твоя. – Беру с кровати первую попавшуюся подушку и швыряю ее на пол.
Тессу этот жест оскорбляет. Или ее оскорбляет мой полуобнаженный вид? Она подходит к изножью кровати и заглядывает в уродливый ящик.
– Не надо разбрасываться подушками, их место здесь.
Как будто я сам не знаю! Думает, я прежде таких подушек не видел? Если я жил с матерью-одиночкой, то я уже и не знаю, куда пристроить переоцененный тюк ваты?
Брось, Хардин, она просто помогает тебе… Разум произвольно выдает наихудший из вариантов. Ненавижу себя за это. Комплексы сведут меня в могилу. Хватаю вторую подушку, с рюшечками, и тоже швыряю на пол. Тесса нагибается за ней, ворчит.
Пока Тесса изображает из себя горничную, я забираюсь под одеяло. На этой кровати прежде не спали, сразу чувствуется. Я будто на облаке лежу. Тут даже лучше, чем в гостинице. Сложив руки под голову, смотрю на Тессу – она смотрит на меня. Она всегда на меня смотрит. А я – на нее.
Кладу ногу на ногу, а Тесса тем временем убирает в ящик последнюю подушку. Аккуратистка.
Так и будет всю ночь там стоять? Лучше бы разделась и забралась ко мне под одеяло.
– Ты же не станешь ныть по поводу того, что тебе придется спать со мной?
– Нет, кровать большая – места хватит. – Улыбается она хладнокровно, зато руки дрожат; Тесса теребит ногти. Какая она сейчас игривая. Мне это нравится.
– Вот такая Тесса мне по душе, – шутливо замечаю я.
Глаза у нее чуть округляются, но я стараюсь не думать почему. Только не сегодня – сегодня о таких вещах думать не стану.
Разувшись, Тесса неуклюже забирается на кровать. Она так и не разделась и ложится на самый край здоровенной постели, подальше от меня. Может, придвинуться к ней? Да нет, еще испугается и свалится на пол… Стоит представить эту сцену, как меня разбирает смех. Тесса оборачивается.
