Мои пальцы ползут вверх по его затылку и снимают напряжение с его мышц останавливаясь там и перебираясь на линию роста волос. Единственный ответ Ронана — тихое одобрительное ворчание, но оно звучит как самая сладкая мелодия, которую я когда-либо слышала. Я массирую его голову и нежно целую в плечо.
— Я порчу твою идеальную прическу, — говорю я.
— Мне все равно, — отвечает он.
Когда я опускаюсь ниже, то замечаю глубокий шрам на его голове сбоку. В желудке все переворачивается, когда я прослеживаю пальцем шрам за ухом.
— А это откуда? — шепчу я.
— Другой парень пытался его отрезать, — отвечает он. — А потом я убил его.
Я киваю, хотя он меня не видит, потому что боюсь, что если заговорю, то мой голос выдаст меня.
Так что некоторое время я просто прикасаюсь к нему. Вытягивая напряжение из его тела и наблюдая, как тепло Ронана растворяется во мне. Ему это очень нравится. Он мне доверяет. И теперь я знаю без тени сомнения, что никогда не смогу отпустить его.
Я приказываю ему лечь на кровать. Он делает это, и на этот раз я опускаюсь на колени рядом с ним и работаю над его ногами. Как и любая другая его часть, они чистые и гладко выбритые. Но на подошвах его ног я обнаруживаю еще несколько десятков давно заживших шрамов. Еще больше ожогов и порезов. Глубоких и незабываемых. Учитывая то количество боли, которую он должен был вытерпеть, чтобы ему нанесли такие увечья, просто непостижимо.
— Они все еще болят? — хриплю я.
— Иногда, — тихо отвечает он.
Голос у него сонный. Шок от того, что я вижу всё это, больше не беспокоит его. Он находится под чарами моих пальцев, полностью забыв обо всем остальном. Я иду дальше, подавляя свои эмоции, когда ужасы детства Ронана обнажаются. Шрамы на коленях. Бедрах. На его животе, груди и плечах. Нет ни одной его части, которая не была бы затронута насилием, которое он познал.
Я стараюсь держать это в себе. Задвинуть глубоко. Держать себя в руках. Но чем больше я вижу, тем тяжелее мне становится. Так много раз я допрашивала этого человека. Кто он такой и какие у него были причины для такого поведения. Я не могла этого знать. Мой разум никогда бы никогда не догадался до такого. Но теперь я все понимаю.
Я понимаю это настолько сильно, что тихие слезы стыда и гнева текут из моих глаз, обжигая меня, как кислота. Рыдание вырывается из моих легких прежде, чем я успеваю остановить его, и Ронан растерянно моргает. Я смахиваю с лица предательские слезы и качаю головой.
— Мне очень жаль, — говорю я ему. — Мне очень жаль. Я вовсе не хочу плакать. Просто я их ненавижу. Я ненавижу их за то, что они сделали с тобой. И за то, что дала тебе пощечину. Мне не следовало тебя бить… никогда.
Ронан берет меня за руку и сплетает наши пальцы вместе. Он смотрит на эту связь, и она ему нравится. То, что я всегда считала само собой разумеющимся, маленькая доброта человеческого прикосновения, слишком чуждо ему.
У него их никогда не было. Никто не касался его так.
Я собираюсь загладить свою вину перед ним. Я собираюсь возродить его мир и заставить его прочувствовать все. Все хорошее.
Я оседлала его бедра и положила свое тело поперек его, превосходящего мое по размерам тела, пристально глядя на него.
— Может быть, ты снимешь очки?
Он так и делает. Его взгляд мягкий и напряженный, впитывает каждую деталь, которая включает в себя женщину, лежащую на нем. Он уже знает меня, но мне пора узнать его самого. Поэтому я прикасаюсь к его лицу, исследуя каждую его черточку. Огонь, который выковал его, был чудовищным и жестоким, но я никогда в жизни не видела ничего прекраснее. Когда я говорю ему об этом, он хмурится.
— Я мужчина, — отвечает он.
Я просовываю руку между нами и сжимаю его член.
— Я знаю.
Я дважды дергаю его за член у основания, чтобы спровоцировать. Мое исследование окончено, и время для разговоров истекло. Ронан уже на шаг впереди меня, когда он хватает меня за бедра и переворачивает. Он устраивается между моих ног так, чтобы занять доминирующее положение, там, где ему и положено быть. Он прижимает мой живот к кровати и выгибает мои бедра, пока скользит в меня.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я чувствую себя наполненной, довольной и ненасытной одновременно. Прижимаясь к его рукам и вдыхая его. Он установил со мной связь, которой никто не имел до этого. Мое тело дремало, а он снова вернул меня к жизни. Мы — симфония безумия. Темная жажда и дикая одержимость. Моя любовь к нему жарче солнца. Это так глупо. Это полный пиздец. И самое главное, он настоящий.
Я обхватываю его ногами и притягиваю его лицо к своему. Ронан клеймит меня поцелуем. А потом его губы оказываются на моем горле, наслаждаются вкусом моей кожи. Он не мог знать, как близко к краю я уже нахожусь, когда он наклоняется между нами и касается моего клитора.
Это заводит меня, я взрываюсь подобно пробке, выпущенной из бутылки, и он кончает вслед за мной. Он снова входит в меня. И с одной стороны мне легче, потому что не нужно беспокоиться об оргазме. Вместо этого мне интересно, что он будет делать, когда рухнет рядом со мной. Потому что обычно это тот момент, когда он убегает. Только теперь я в его доме. На его кровати.
Он лениво смотрит на меня и притягивает к себе, целуя в лоб. Я расслабляюсь на нем и рисую круги на его груди, а мои глаза буквально слипаются.
— Никуда не уходи, — бормочу я в его кожу, проваливаясь в сон. — Просто оставайся со мной.
Что он и делает.
ГЛАВА 31
Саша
Когда я снова просыпаюсь, сначала думаю, что Ронана нет рядом. Но потом я поднимаю глаза и вижу, что он прислонился к спинке кровати и читает.
В какой-то момент он, должно быть, оделся, только на нем футболка и спортивные штаны. Его волосы все еще растрепаны, начиная с того места, где я массировала его голову, и надо признать, он никогда не выглядел более сексуально.
Он чувствует, что я смотрю на него, и его взгляд устремляется на меня. Они без очков и излучают спокойствие, что заставляет меня выдохнуть. Я беспокоилась о том, что после событий, произошедших между нами, того единения, он снова отгородится от меня. Но пока он, кажется, совершенно доволен, что я здесь с ним.
Затем он одаряет меня одной из своих маленьких улыбок. И все внутри меня просто тает. Не обращая внимания на книгу в его руке, я забираюсь к нему на колени и целую его, как сумасшедшая.
Но прежде чем мы сможем окончательно увлечься этим занятием, я отстраняюсь, продолжая улыбаться ему как идиотка.
— Я сейчас вернусь, — говорю я ему.
Он смотрит на меня, когда я иду к его комоду роюсь в ящиках в поисках майки, прежде чем выбежать из двери спальни. Я иду на кухню и беру полкило мороженного Ben and Jerry’s, которое я заставила Конора купить, прихватив две ложки, и возвращаюсь в спальню.
Когда я снова сажусь на кровать рядом с Ронаном, он смотрит на меня, как будто я сумасшедшая, поэтому я чувствую необходимость объяснить ему.
— Я не смогла съесть свой ужин. — Я покачиваю контейнером в его направлении. — Когда-нибудь пробовал такое?
Он проверяет этикетку и качает головой.
— О Боже, ты должен попробовать его, — настаиваю я.
Я набираю мороженное в ложку и пытаюсь передать ее ему, но он колеблется.
— Хочешь понюхать его для начала? — спрашиваю я. — Думаю, тебе понравится. Это как пирожные и печенье. Лучшее из обоих миров.
— Но здесь же есть сахар, — говорит он.
— И что?
— А то, что, сахар — это…, — он не может подобрать слов, и снова хмурится.
Чувствую, что это как-то связано с его детством.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ты попробуешь его ради меня? — спрашиваю я.
Его взгляд перемещается с мороженого на меня, а затем он кивает. И я узнаю что-то новое о Ронане. Я думаю, что, если я скажу что-нибудь подобным образом, он, скорее всего, скажет мне «да».
Я подношу ложку к его рту, и он пробует содержимое на вкус. Через мгновение черты его лица разглаживаются, а на смену любопытству приходит что-то еще.
