сублимация) и при этих открытиях мои студенты часто размышляли!; при изучении психологии личности кого-то привлекали конституциональные концепции Э.Кречмера и У.Шелдона (используемые культуристами в своих тренировочных комплексах), а кого-то Я-концепции Э.Шпрангера (выбирая свою ценностную ориентацию), Э.Бёрна (увлекаясь транзакциями «родителя», «ребенка» и «взрослого») и М.Розенберга (определяя свои основные образы из шести), правда, Я-концепция К.Роджерса сократит их до трёх: Я-реальное, Я-должное и Я-идеальное, объяснив, к чему может привести их несогласованность между собой: между первым и третьим — к депрессии, а между первым и вторым — к тревоге, НО всё зависит от отношения человека к величине рассогласования (такое отношение может привести даже к исчезновению Я-должного — к полной безответственности или Я-идеального — нарцисс в нем не нуждается: он лучше всех!); а проблема кризиса идентичности (Э.Эриксон) способствовала глубоким размышлениям и даже необходимости индивидуальных психологических консультаций; проблема когнитивного диссонанса (Л.Фестингер) вызвала шок от понимания того, что он встречается везде, вызывая порой глубочайшее разочарование: хотя, конечно, весь его принцип строится на очень разных тонких дифференциациях как в логике, так и в психологии, а также в культуре, часто он возникает даже не потому, что мы чего-то сами не знаем или не понимаем, но и потому что нас обманывают (примером может служить фильм «Что скрывала ложь» (2000) — где героиня испытывает мощнейший когнитивный диссонанс!), но прежде всего еще и из-за социальной установки, которая может быть как положительной, так и отрицательной, превращающейся в ловушку (как научная категория была разработана У.Томасом, Ф.Знанецки, Л.Ланге: были описаны все три компонента ее структуры (когнитивный, аффективный, поведенческий), которые вроде бы должны между собой коррелировать, но этого может и не происходить и тогда между установкой и поведением может существовать расхождение (парадокс Р.Лапьера) — но, если посмотреть на это глубоко, то парадокса никакого нет, а есть дисфункции интеллекта и нравственной сферы личности (это напоминает ошибку рефлексии (Г.В.Гегель) — См. мое эссе «Моя диссертация»). Привожу два примера из собственной практики.
Пример из реальной жизни: осень 1997 года. Моя прелестная приятельница кандидат психологических наук и заведующая кафедрой в педе Татьяна Александровна Саблина (уже давно живет в Москве), любительница интеллектуальных розыгрышей, организовала фуршет и пригласила врачей и психологов для интересного общения. Но, как иногда это бывает, в центре внимания оказался довольно неприятный тип, который всё время хвастался, как он ездил по Америке. И вдруг я решила его спросить: «А в каких штатах Вы были?». Он почему-то занервничал, а потом вдруг выпалил: «Тоже мне — психологи! Уже полчаса вам тут всем лапшу на уши вешаю — а вы все и поверили!». Но я отреагировала сразу: «Потому что мы все здесь считаем, что здесь собрались только — порядочные люди» (социальная установка). Он слегка дернулся, резко отодвинул стул, встал и быстро покинул комнату. Меня спросили, как я догадалась — чисто интуитивно, а вопрос решила задать такой, чтобы остановить его трёп (но не думала, что он не сможет ответить на такой простой вопрос). Но всё равно нам всем было, конечно, неприятно (вот уж действительно — когнитивный диссонанс!).
Второй пример настолько интересный, что достоин отдельного рассказа:
Пример из реальной жизни (из моей преподавательской деятельности и психологической практики) — это апофеоз когнитивного диссонанса: 1991 г. Декабрь. В тот год заведующая отделом иностранной литературы в нашей областной библиотеке уговорила меня вести английский в кружке при ее отделе раз в неделю (по субботам). Я была сверхзагружена и отказывалась, но она меня все-таки уговорила, зная, что у меня всегда будет полная аудитория. И, конечно, туда ринулись и мои студенты из СХИ (группа оказалась довольно большая, но было очень интересно). Там были и взрослые слушатели (читатели библиотеки) и среди них — очень хайповый настоящий режиссер из НЭТа (я взяла его по просьбе своей подруги: он ведь — друг их семьи!). Мы там даже ставили Оскара Уайльда (а этот тип — режиссировал). Мне он был не очень приятен (а меня, как позже выяснится, он вообще терпеть не мог!). Но как-то так случилась, что в один поздний субботний вечер мы все дружно, как обычно, вышли из библиотеки, а мне именно с ним оказалось по пути (в сторону железнодорожного вокзала). Погода была сказочная! Шел снег. Фонари были в легком тумане и на режиссёра вдруг снизошло какое-то умиротворение. И — он разоткровенничался. Говорил что-то вокруг да около и — вдруг: «Вы поймете лучше, о чём я, когда я Вам прочту …» и вдруг стал читать свои стихи (а я мгновенно выхватила из сумки блокнот и быстро стала всё записывать, пока он томно закатывал глаза к фонарям). Когда он понял, что я все успела записать, он попытался, шутя, блокнот у меня отнять, но к этому я была почему-то готова и держала блокнот крепко, потом быстро спрятала в сумке. Он немножко занервничал, но я его заверила, что никому его показывать не буду (тогда — слово сдержала!). Вот этот очень трогательный стишок:
«Где ты раньше был? Я б не носился по весне, как тополиный пух / Где ты раньше был? Я б не бесился на фазендах Волгоградских шлюх! / Где ты раньше был? Я бы не дрался, вырубая всех, кто не со мной! / Где ты раньше был? Я бы не знался с пьяной Волгоградскою шпаной! / Где ты раньше был? Ведь я послушный! Только было всем не до меня! / Где ты раньше был? Мне так был нужен тот, кто ждет и не гасит огня! / Я не знаю, что со мною будет. И впишусь ли я в вираж судьбы. Жму под 200 — только шепчут губы: Где ты раньше был? Где ты раньше был?» (он даже сказал, какому юноше (мне незнакомому) он его посвятил!).
Я ехала домой под сильным впечатлением (а стишок сохранила навсегда!). Но я не знала, что настоящий шок — еще ждет меня впереди: через недельку ко мне в институте подходит мой студент Саша Ш. и так хвастливо говорит: «А знаете, меня Эдуард Александрович пригласил к себе домой!! Не кого-нибудь! Никого из наших! Даже — не Вас! (так и сказал!!!) А — меня! Что мне посоветуете с собой принести? Коньяк?». Я оторопела: «Ни за что! Возьмите шоколадку!». Меня раздирали амбивалентные чувства: рассказать — не рассказать? А вдруг это преувеличение? И Саша мне не поверит? И я ничего Саше не сказала (он ведь взрослый человек!). И Саша, сияющий, со своими круглыми щёчками, танцующей походкой от меня отошел. На следующей лекции Саша не появился. И
