Я посмотрел на Айнура и понял, что колдун прав.
Предводитель наш сейчас примерно это и обдумывал — как бы ему ловчее зарезать обоих парней. Тогда сразу все проблемы решатся, и голосовать не надо.
Развели, понимаешь, демократию!
Глава 25
Выбор
Я последовал совету колдуна. Привёл и его, и Акама из рода волков-охотников, в юрту Шасти. Уложил в разные углы, подальше друг от друга.
Охотник пытался объяснить мне, что спать не станет. Но попил травяного отвара и отрубился. Пусть отдохнёт парнишка, предыдущая ночь далась ему недёшево.
Нишай повозился, поудобней устраиваясь на кошме. Верёвка-змея вытянулась и спеленала его от шеи до пяток, но колдун улыбался.
— Радуешься лёгкой смерти? — я не смог скрыть удивления. Меня задевало простецкое отношение местных к возможной гибели.
— А зачем бояться? — тоже удивился Нишай. — Сколько себя помню — меня всегда пытались убить.
— Добрые родственники? — усмехнулся я понимающе.
Он кивнул.
— И родственники, и придворные. И дядя… — Колдун вздохнул и отвернулся к стене, резко обрывая разговор.
Однако поёрзал немного и снова повернулся ко мне, заговорил. Кто тут его ещё будет слушать, кроме меня, спрашивается?
— Вы, хоть и дикари, но лучше иных высокородных, — сказал Нишай, глядя сквозь меня. — Даже мучить, вроде, не собираетесь. А в остальном — смерть похожа на сон. Вот когда проснусь у чёрного озера Эрлика, тогда, наверное, сразу начну бояться. А сейчас — радоваться надо. Ещё почти день жизни до вечера.
Колдун замолчал, задумался о чём-то.
Шасти налила травяного отвара и для него, присела на корточки, чтобы напоить. Но Нишай мотнул головой, выбив миску и расплескав напиток.
— Не хочешь спать? — Я поднялся, чтобы помочь Шасти напоить колдуна. — Это ты зря. Подержать тебя за голову, да зажать нос — делов-то.
— Глупость — проспать последний день жизни, — Нишай посмотрел на меня пристально и попросил: — Не надо сонной травы. Лучше полежу и понаблюдаю, сумеет ли твоя… гм, жёнушка поменять нас местами. Задача-то не простая.
Я пожал плечами:
— Последнее желание? Ну, как хочешь. Смотри, кто тебе не даёт.
Шасти вздохнула, уселась у очага. Достала свои заметки, открыла магическую книгу и углубилась в расчёты.
Я сел между охотником и Нишаем, привалился к стене юрты.
Ситуация с казнью мне очень не нравилось, но ведь и колдун — не подарок.
Пощадить? Так он же хитрый, зараза. Такой и в верности поклясться сумеет «с зазором», и печать на него хрен наложишь.
Но как убивать парня не в честном бою? И чем мы тогда лучше вайгальцев?
Ладно бы, атака Нишая кончилась человеческими жертвами, но ведь выкрутились. Все наши — целы, хвала Ичину. Он понял, что происходит и обошлось без убийства своими своих.
А Симар — так вообще вылечился от спеси. Йорду помогает, дрова таскает. Хвастается, правда, по-прежнему, амбал недоделанный.
Нишай пытался нам навредить, но не смог. Даже Шасти не обижается на него. Мы победили, обезвредили врага, лишили магии. Выходит, мы убьём его просто за то, что он был колдуном?
Да, его надо судить. Заставить отрабатывать то, что он тут натворил. Лучшего учителя для мальчишек я в этой глуши не найду. Но как же этот парень опасен…
Шасти отложила книгу и стала высчитывать что-то, рисуя на земле возле очага палочки.
Мне казалось, что я наблюдаю за ней. И только когда меня разбудила особенно громкая фраза, понял, что задремал. Ночь-то пробегал.
— Да глупости ты говоришь!.. — Шасти ругалась шёпотом, но довольно громко.
— Почему глупости? — прошипел в ответ Нишай. — Глупость будет, если набухшая почка раскроется не так, как надо! Кривобокий мир — такого даже колдовские книги не знают! А мне — всё равно умирать, мне столько крови — без надобности!
— Вы о чём? — спросил я, окончательно просыпаясь.
Нишай замолчал и даже глаза прикрыл. Да, ерунда, мол.
— Он говорит, — начала Шасти обиженно. — Что росток нового мира нужно кормить человеческой кровью. Что миры могут расти только на крови.
— А в книге что написано? — спросил я.
— И в книге — про кровь, — вздохнула Шасти. — Но мне кажется, что Нишай меня где-то обманывает. А где — никак не пойму. Ну почему новый красивый мир надо кормить кровью? Неужели нельзя иначе? Молоком? Мёдом? Аракой, в конце концов!
Нишай фыркнул.
— И много надо крови? — спросил я.
— Много. Я пыталась вчера рассчитать… — Она протянула мне свои записи. — Восемь мер. Боюсь, это будет почти вся кровь человека.
— Пять литров, что ли?
Шасти уставилась на меня с недоумением.
Нишай опять фыркнул в своём углу.
— Ну, так можно же взять понемногу у разных людей? — предложил я.
— Нет, — помотала головой Шасти. — В книге написано: маг должен дать миру «всё то, что течёт у него внутри». Это кровь. А мага у нас два — я и Нишай. Вот видишь? — она указала на рисунок на кожаном «листке». — Здесь учитывается вес и возраст семени. Но человек умрёт, если отдаст столько мер крови, сколько у меня выходит по расчётам.
— Может, книга врёт? — мне попадалось много книг, не стоивших бумаги, на которой их печатали.
— Книга не может врать! — скупо рассмеялся Нишай. — Она — подарок Белой горы, не люди её писали. Но книга может скрывать за словами истинный смысл.
— Это как?
— Говорить с нами языком сна.
Я помотал головой: не понимаю.
— В магический мире — иные законы, не похожие на те, что ты видишь вокруг, — пояснил колдун. — Огонь нового мира может гореть внутрь, а вода — идти дождём в небо. Понять эти законы можно, если умеешь думать во сне. Мир сна — тоже иной. Иногда мне кажется, что магический мир — это сны какого-то древнего мага. Ты же видишь сны, Кай?
Пришлось пожать плечами. Дома-то сны я видел. А вот здесь?..
Наверное, слишком уставал. Проваливался как в яму. Только в самом начале моего пробуждения мне здесь что-то вроде бы снилось? Или нет? А дух барса?
Я до сих пор не понимал до конца, снился ли мне поединок с горным барсом?
А что если дух барса, явившись мне где-то во сне, вышел из него в явь? Если так бывает, конечно.
Нишай улыбнулся криво, словно у него не было иной гримасы, кроме улыбки, и он заменял ею и слёзы, и страх, и отчаяние.
— Язык снов часто бывает непонятным и лишённым обычного смысла, — сказал он. — Вот в книге написано, что маг отдаёт новому миру всю свою кровь, но не разом, а постепенно. Это иносказание. Я думаю, это значит, что нужно вскрыть вену, и пусть себе течёт потихоньку, пока мир не наполнится кровью. И тогда он сам даст понять, что ему довольно. А крови мне совершенно не жалко.
— Фиг тебе! — отрезал я. — Если мир вырастет на твоей крови — это будет твой мир, верно?
— Ну, нет — улыбнулся Нишай. — Не я посадил семя в горшок. Но немного моего сна в нём всё-таки будет, это ты угадал.
— Последнего сна перед казнью? — уточнил я. — С Эрликом и болотными тварями? Знаешь что, Нишай? — слова про мать я сумел не произнести вслух. — Лежи лучше тихо, не зли меня? А то соглашусь на мешок!
— Кай? — раздалось от двери.
В юрту робко засунул физиономию мальчишка из самых мелких.
— Чего тебе?
— Там у костра воины в чёрной одежде. Сказали — пришли к Каю. Майман велел тебя срочно звать. Даже разбудить, если спишь!
Воины? Только тут я вспомнил про бывших охранников Нишая. Так вот кто будет возить нам из города оружие! — осенило меня.
А что, это идея. Пока в ставке считают Нишая живым — препятствий его людям чинить не будут!
Я встал, потянулся и предупредил колдуна:
— Лежи молча, родной. Будешь лезть к Шасти с разговорами — вечером полезешь в мешок!
— А почему — родной? — спросил он, ни капли не испугавшись.
— Потому что я не хочу при жене плохими словами ругаться. А родной — слово гибкое: где — род, а где и — урод, — ухмыльнулся я и пошёл договариваться с воинами, с которых спала печать колдуна.
