— Нет, капкан был поставлен нарочно, тут нет сомнений, Шане ходил здесь каждый день.
— Кто нашел тело?
— Один из его служащих, некий Жан Ив Бийо.
— Ты допросил его?
— Да, но это было непросто, он в шоке. Хотя все-таки смог сказать нам, что обнаружил тело около половины одиннадцатого, Шане был уже мертв: он истек кровью.
— И разумеется, никто ничего не видел?
— Конечно. Мы оставили тело, чтобы вы сами увидели, но я уже сделал снимки.
— Пойду посмотрю.
Всем пространством полностью завладели криминалисты. Команда Бебена расставила пронумерованные бирки возле каждого следа. Жан Ив Бийо лежал на земле. Рядом стоял доктор Сельпрен. Несчастного свидетеля вывернуло наизнанку у одной из виноградных лоз. Кюш подошел к месту преступления, загороженному полотняной тканью.
Полчища журналистов держали объективы и камеры на вытянутых руках, стремясь преодолеть заслон из ширм. Каждый желал снять свой ракурс, сделать свое фото трупа. Плохо наведенный кадр с какой-нибудь помехой будет впоследствии, возможно, пользоваться большим спросом, его даже легче продать. Читатели проявляют нездоровое любопытство, а настоящие журналисты, занимающиеся расследованием, стали поистине редкостью. Тьерри Кюш ненавидел этих стервятников, которые питались падалью. Они вызывали у него отвращение.
— Черт, до чего омерзительно, как можно сделать такое!
Правая нога Шане держалась лишь на лоскутке плоти. Железная челюсть сделала свое дело выше щиколотки. На лице Шане застыло страдание, которое он, верно, унес с собой на тот свет. Шплинты капкана поцарапаны. Это давало основание предполагать, что хирург пытался разомкнуть металлическую пасть.
— Должно быть, он хотел сам отрезать себе ногу, чтобы освободиться. Видишь бирку номер три? Его нож нашли воткнутым в землю здесь, рядом с ним.
Заметив Кюша, судебно-медицинский эксперт препоручил Бийо инспектору службы криминалистов и направился к капитану.
Сельпрен был основателем службы судебной медицины Либурна. Его поле деятельности охватывало Сент-Эмильон, Либурн и отчасти Бержерак; женатый на ирландке, отец троих детей, этот слегка полысевший пятидесятилетний человек страстно увлекался своим ремеслом. Он постоянно разрывался между вскрытием трупов, подведением травматических итогов или оценкой последствий для живых и показаниями в судах.
— Привет, Кюш, скверное дело!
— Привет, Сельпрен, можешь определить время смерти?
— Априори между восемью и десятью часами утра, но надо еще уточнить. Медицинские познания позволили ему максимально отодвинуть наступление конца. Он перевязал себя своим ремнем, это ясно, об этом свидетельствуют следы. Зато — и это уже по твоей части — я не понимаю, почему вдруг он решил отказаться от этого. Он мог бы продержаться по меньшей мере два дня.
— В таком-то состоянии?
— Да, его нижняя конечность пропала бы, но зато он сумел бы спасти свою жизнь. А так он очень быстро потерял сознание и через несколько минут умер.
— Твои первые заключения?
— Думаю, не ошибусь, если скажу: перелом большой берцовой и малой берцовой костей. Подколенная артерия за большой берцовой костью рассечена.
— Именно это его и убило?
— Да, ведь это не больше и не меньше, как продолжение бедренной артерии. Если бы он не был врачом, то умер бы самое большее за пять минут.
Кюш поднес руку ко лбу, собираясь сосредоточиться, но тут к нему подошел Нгуен. В руках он держал ремень хирурга.
— Патрон, я не понимаю, почему он разрезал ремень.
— Черт возьми, да не приставай ты, это не он его разрезал, а убийца! И этот гад еще смотрел, как он подыхает! Дерьмо! ДЕРЬМО!
Вернувшись десять минут назад в кабинет, капитан рассматривал вместе с Нгуеном фотографии, сделанные Бебеном. В комнату вошла лейтенант Маджер:
— У меня сандвичи и еще кое-что.
Раздосадованные Кюш и Нгуен подняли головы:
— Давай выкладывай, Старски!
— В «Дубовой бочке» Мартен слышал разговор одного журналиста со своей редакцией. Анж будто бы публично угрожал убить Шане во время дегустации вина из его бывшего поместья.
— Черт!
— Мы с Мартеном проверили информацию, допросив Блашара.
Положив на письменный стол бутерброды с ветчиной, Надя достала блокнотик:
— Ребята в баре подтрунивали над Анжем по поводу продажи его владения. И, уходя, он будто бы сказал, я цитирую: «Пойду стребую с него должок. Он все мне возместит. Вот и посмотрим, станете ли вы тогда смеяться надо мной…»
— Черт, вот идиот!
— Подожди, это еще не все, сегодня утром Монлор рассказал о продолжении подвигов нашего механика. Потом он явился к Шане и угрожал ему, а вместе с ним и сенатору, и владельцу гаража. Мартен пошел за Монлором, чтобы взять у него показания. Они скоро придут.
— В ту минуту он был не в себе, капитан, но я не думаю, что он способен совершить такое.
Эрве Монлор рассказывал капитану и его команде о событиях, свидетелем которых ему довелось стать накануне.
— Возможно, но у меня еще один труп в пластиковом мешке, так что насчет добрых чувств придется позабыть.
— Он слишком много выпил. Впрочем, когда я вошел в библиотеку, профессор как раз говорил ему об этом.
— Вы можете подтвердить мне цель его визита?
— Я слышал, как он требовал миллион евро в качестве вознаграждения за свои владения. Но это стало уже делом привычным, и ничего нового тут не было. Он часто говорил нам, что у него украли его землю.
— В котором часу это происходило?
— Должно быть, в девять, и через полчаса я проводил Элизабет до двери ее дома. Она была в шоке.
Кюш внимательно слушал Монлора. И опять тому явно было не по себе. Он нервно тер руки о брюки. Чтобы успокоить его, капитан предложил ему сигарету. Аптекарь схватил ее и сделал две затяжки. Полицейский думал про себя, что это был бесспорный образец слабого человека. С женой у него не ладилось, зато с другими он вел себя любезно. В тихом омуте, как говорится, черти водятся. Он дружил со всеми и знал секреты каждого. Вот, по сути, отличный подозреваемый!
Полицейский «пежо-307» скромно остановился за два дома от жилища Анжа Дютура. Ни вращающихся фонарей, ни сигнальных огней. Маджер с Мартеном вышли из машины и осторожно направились к зданию. Это был маленький дом, не очень ухоженный, с невозделанным садом. Красивый дельфиниум в цвету, на северо-восточном углу — клумба аронника. Спереди все еще сопротивлялись запустению несколько кустов шиповника. Они из сил выбивались от обилия своих цветов и плодов, ибо уже не один год их никто не обрезал. Сзади довольно большой участок необработанной земли тянулся до первых деревьев леса.
— Это здесь.
Двое полицейских, миновав аллею, безуспешно звонили в дверь.
— Мартен, обойти вокруг на случай, если он надумает сбежать от нас.
— О'кей! Будь осторожной.
Оба достали оружие. Маджер снова позвонила:
— Полиция! Открывайте, Дютур.
Не получив ответа, она попыталась войти и нажала на ручку двери, которая оказалась незапертой. Надя медленно продвигалась вперед, остерегаясь на каждом шагу. Здесь, внутри, все точно такое же, как снаружи. Не убрано и не проветрено. Бесшумно двигаясь, Надя вошла в маленькую гостиную со старинной мебелью. Все древнее. Анж, верно, оставил себе фамильную мебель. Из глубины коридора послышался какой-то шум. Она снова пошла вперед, затаив дыхание и прижимаясь к стене. Вошла в тесную комнату, где на стене висела литография Тоффоли. Надя снова услышала шум и угадала его происхождение: это скрипела дверь в глубине слева. Осторожно сделав несколько шагов, она прижалась к стене и тихонько повернула ручку двери. С оружием в руках она бросилась на приступ комнаты:
— Полиция! Не двигаться! — И столкнулась нос к носу с лейтенантом Мартеном. — Вот глупый, я могла бы прикончить тебя!
— Сзади было открыто. И я подумал…
— О'кей, забудем. Иди за мной, ты меня прикроешь. Обойдем весь участок.
— У меня такое впечатление, что владелец в данный момент далеко.
В кабинет примаса Аквитании вошел викарий, и лицо архиепископа просияло. Клеман не приходил сюда две недели, ему это показалось вечностью.
Этим утром монсеньор Леру в своей фиолетовой шапочке выглядел похудевшим и усталым. Совершенно очевидно, что его потрясла потеря старинного друга Анисе. Клеман стоя ждал, пока тот закончит телефонный разговор. Прелат обсуждал с прокурором Пуаре последние события. Наконец он положил трубку и посмотрел на своего гостя:
— А-а, Клеман, как я рад вас видеть…
— Спасибо монсеньор.
— Пуаре поведал мне о деталях расследования… Как все драматично… Вам удалось помочь полиции?
— Увы, я помогаю капитану Кюшу, но не в той мере, как хотелось бы. Я уже говорил вам во время нашего последнего телефонного разговора, что у полиции есть несколько версий, но, похоже, ничего определенного. Я, со своей стороны, сообщал все, что мог. Я целиком прочитал переписку, которую отец Анисе вел с руководителями содружества. К несчастью, мне не удалось обнаружить никаких улик.
