— Как дела? — спросила она.
С явным беспокойством в голосе Дэниел произнес:
— Сестра Рэйчел, мне кажется, что мир наш недостаточно разумен и набожен. Многие люди совершенно не хотят знать свое место. Вот, например…
— Помолчи, пожалуйста, — жестом остановила его Риар.
— Я не могу молчать, — упрямо ответил Дэниел, — мы смотрим по-разному на одни и те же проблемы. Я даже не знаю, как начать.
— Тогда ничего не говори, — снова сказала ему Риар. — Если об этом услышит мистер Маккэми, то даже я не могу себе представить, что может произойти.
— Что будет — то будет, — ответил Дэниел, — сестра Рэйчел, может быть, ты нам подскажешь, что делать с Селестой?
Рэйчел сложила руки на груди и неодобрительно покачала головой.
— Эта Селеста — грешница с самого рождения. Когда-нибудь ее заберет дьявол, и нам ничего не останется делать, как бросить ее ему на съедение.
— Но она все время преследует мистера Маккэми с того самого момента, когда он здесь появился. Судя по всему, он ее боится и избегает, как избегают прокаженных. Это может принести несчастье для всех нас.
— Не так уж он ее боится. Рассказываешь тут сказки, — прервала его Риар.
Надсмотрщик имел неограниченную власть над рабами на плантации, поэтому вряд ли кто-либо мог подумать, что он боится Селесту.
Няня Рэйчел нахмурилась. Конечно, она пользовалась влиянием и уважением среди белых, но есть такие вещи, в которые лучше не вмешиваться. Она сурово посмотрела на Сэма. Тот слушал с видом человека, явно не подчиняющегося надсмотрщику.
— Ты ничего не слышал, — сказала она ему.
— Ты же знаешь, я все равно никому ничего не расскажу, — ответил Сэм. — Мистер Поль должен отослать Селесту.
— Насколько я знаю, мистер Поль никогда никого не отсылал, кроме троих негров, — продолжала Рэйчел. — Вы знаете, что, пока жива ее мать, мистер Поль не отошлет Селесту.
Мать Селесты была старой и больной женщиной, дочь почти не ухаживала за ней, но Поль не мог разлучить их.
— Я не могу говорить об этом мистеру Полю. Вы пока ничего не предпринимайте, а я посмотрю, что можно сделать.
Так как Рэйчел занимала высшую ступень в иерархии домашних слуг, она почти не общалась с надсмотрщиком. Как и большинство домашних, она не очень-то уважала белого «пастуха», особенно еще и потому, что он был янки. Когда на следующее утро под предлогом того, что ей нужны две помощницы для уборки по дому, она пошла на плантацию, то ужаснулась при виде Маккэми. С бледным, осунувшимся лицом он сидел в тени дубов, и Рэйчел показалось, что он прячется от негров, работающих на плантации. Приблизившись, она заметила Селесту, которая метнулась между деревьями и остановилась в нескольких шагах от Маккэми. Надсмотрщик бросился в другую сторону как ошпаренный. Ни он, ни Селеста не обратили внимания на Рэйчел. Она чувствовала, что является свидетелем чего-то неестественного, ненормального.
Селеста заговорила, и Рэйчел поразил насмешливый тон ее голоса. С провокационным видом Селеста задрала юбку, Маккэми с диким, невидящим взглядом выставил руки вперед, словно обороняясь.
«Совсем сошел с ума», — подумала Мама Рэйчел и подошла поближе. Маккэми увидел ее, свидетельницу своего унижения.
— Мистер Маккэми, я пришла одолжить у вас пару людей для помощи по дому. Вы можете дать мне пару ребят?
Маккэми собрался с духом. Руки его еще тряслись.
— Да, конечно.
И он бросился бежать к полю, на котором работали его люди.
Рэйчел подошла к Селесте.
— Я все видела, — сурово произнесла она. — Я видела, как ты задирала юбку как последняя шлюха.
Глаза Селесты сузились в две щелки.
— Занимайся своим пением в церкви и молитвами, а меня оставь в покое.
Рэйчел размахнулась и резко хлестнула ее по щеке.
— Я молилась за то, чтобы Господь дал здоровья твоей маме, а теперь буду молиться, чтобы он поскорее забрал ее к себе, чтобы она не видела такого позора.
Глаза Селесты зло сверкнули. Она сжала кулаки, но было видно, что Рэйчел все же напугала ее, пусть немного.
— Ты так говоришь, потому что уже не молодая и не такая красивая, как я!
— Дура! Оставь этого человека в покое, или ты об этом пожалеешь!
Рэйчел замахнулась еще раз, но Селеста увернулась и пустилась бежать к полю.
Мама Рэйчел подумала, что даже если ей и удалось нагнать страху на Селесту, то страх ее продлится день-два, не больше. Селеста не из тех женщин, которые отказываются от своих желаний из страха пред возможным наказанием.
Мама Рэйчел вернулась в дом.
В гостиной Фелисия наигрывала «В свете луны». При виде няни она прекратила игру и встала.
— Продолжай, продолжай, — махнула ей рукой Рэйчел.
— Не хочу. Что-то голова болит.
Мама Рэйчел пощупала лоб Фелисии и подозрительно посмотрела на нее.
— Я принесу тебе что-нибудь освежающее.
Когда она вернулась со стаканом апельсинового сока, Фелисия рассеянно взяла бокал с подноса и поставила его обратно, так и не прикоснувшись к напитку.
— Выпей, а то так не долго и в обморок упасть.
Фелисия улыбнулась няне.
— Ты же знаешь, что я никогда не падаю в обморок.
— Вот еще глупости! — проворчала Мама Рэйчел. — Замуж тебе пора, вот что.
Фелисия вздохнула.
— Я никогда не выйду замуж. Ни один из моих знакомых молодых людей меня не интересует.
— Ну, знаешь ли! Помимо твоих знакомых, на свете существует еще очень много молодых людей, и не только здесь в «Прекрасной Марии», которые с удовольствием женятся на такой девушке, как ты. Вот мистер Баррет, например…
— Не смей! — закричала Фелисия.
— Да-да, именно мистера Баррета я и попрошу тобой заняться. Тогда ты, может быть, перестанешь выглядеть, словно дохлая рыба, похоронившая своих ближайших друзей.
XII. ПРЕДВЫБОРНЫЕ БАТАЛИИ С ГНИЛЫМИ ПОМИДОРАМИ
Взглянув на Поля, Баррет Форбс ухмыльнулся.
— Я просто уверен, что ты способен справиться с любым соперником. Что бы там ни было, я пойду с тобой до конца.
— Мне бы твою уверенность, — ответил Поль. — Я позволил Роману и его людям вовлечь меня в эту дискуссию и вот теперь сижу и думаю: когда же они удосужатся запереть меня в моем собственном доме, как бедняжку тетушку Зизи. Похоже, что она и вправду возомнила из себя Франсуа Вийона, которого якобы никак нельзя было вызволить из заточения.
— Без всякого сомнения ты будешь великолепен, — сказала Салли. — Даже если мое присутствие на собрании покажется тебе неуместным.
— Послушай, Салли, все это мы уже проходили.
— Да что ты говоришь?! — воскликнула, наморщив носик, Салли. — Впрочем, с тех пор, как вы лишили женщин права голоса, мол, «недоросли еще», мне стало все равно!
