— Да… Да, вроде. Сам же знаешь, как добросовестны мои работники.
В этом она душой не кривила. Основная масса ее сотрудников, за исключением двух посвященных, оформляла все сделки с недвижимостью на законных основаниях.
Из двух посвященных в живых сейчас оставался один, но это тоже был вопрос времени. Так что можно было бы и перевести дыхание, и не нервничать так, и не психовать из-за визита налоговиков. Только вот если бы не случился он в канун ее отъезда. Как же все некстати!..
Тут еще Михалыч с чего-то вдруг закапризничал и на ее предложение провести вместе выходные ответил уклончивым «подумаю». А ну как не согласится, что тогда делать? Заново все планировать и переносить сроки? А вдруг… Вдруг он что-то заподозрил! Он же осторожен и подозрителен. Заподозрил и готовит ответный удар?! Тут мороз продрал Ингу вторично. Стать жертвой Михалыча она ни за что не хотела бы. Такой конец ей в самом страшном сне не мог присниться. Была одна надежда на то, что он все еще ее любит. И на то, что она все же сумеет его опередить.
Глава 25
— Все там чисто, Саня, — задумчиво произнес Игорь Леонидович Коротков. — Договора на куплю-продажу именно этой квартиры в документах нет.
— Как нет?! Он же должен быть… по идее, — потерянно пробормотал Назаров, ссутулившись на одном из стульев, длинной шеренгой выстроившихся у дальней стены в кабинете Короткова.
— По твоей идее, Саня, а не по факту. По факту совершенного преступления. А у нас с тобой ничего по этим ребятам! Ничего, кроме бредней полоумной старухи. Которая к тому же еще ухитрилась утонуть в собственной ванне.
— А как же Шершнев? Как же пропавшая Анна Степановна?!
— Шершнев мог вляпаться и без них — это первое. А что касается твоей Анны Степановны… — Коротков звучно поскреб макушку. — Она ведь могла сгинуть где-то еще, не обязательно в этом городе.
— Ну а звонок Хитцу! — Назаров не собирался сдаваться и снова и снова настаивал, хотя Коротков изо всех сил упирался и не хотел признавать причастность фирмы «Тагриус» к похищению Веры Хитц и ее сына, если таковое, по его словам, вообще имело место быть.
— Мог звонить кто угодно! Она могла продать квартиру в частном порядке? Могла!
— Саша, друг Данилы, утверждает обратное. И вещи, Игорь Леонидович!.. Вещи все в камере хранения на вокзале. Их должны были убить, но что-то пошло не так, понимаете! Или денег кому-то показалось мало, или… Ну не знаю, но я чувствую!
— Чувствует он! — вконец разозлился Коротков. — А куда я твои чувства пришпандорю?! В дело вошью?!
— Ну а что делать-то?! Что?! Геральд денег собрать не сумеет. Сроку осталось два дня! И что тогда?! — Назаров был на грани отчаяния.
Последняя его надежда на то, что проверка налоговых служб обнаружит какие-нибудь нарушения, не оправдалась. Как не нашлось в документах и договора на продажу Верочкиной квартиры.
Что делать дальше, Назаров не представлял. Ждать? Именно это советовал Коротков. Но ждать нельзя. Мало того, что каждый день ожидания сокращал по дюйму и без того крохотную надежду увидеть их когда-нибудь живыми, так еще и продлял мучения бедных пленников. Никто не знал, в каких условиях они содержались, и никто не был уверен в том, что они еще живы до сих пор…
— Все, Саня, ступай. — Коротков поднял на него багровое потное лицо. — Давление второй день стегает, до инсульта недалеко. Пойми меня правильно, не могу я дать тебе официально никаких полномочий. В связи с чем ты станешь закрывать и допрашивать хозяйку?! Сам же говорил, что светиться тебе нельзя, это может навредить Вере Ивановне, если она действительно похищена. А вдруг… Вдруг это простое разводилово, Назаров?! Может, эта Вера Ивановна решила с мужа бабки стянуть недурные за то, что он ее бросил! Что тогда?! Я же погон лишусь, пойми меня правильно. У меня же, кроме трупа Шершнева, ни-че-го больше нет!!! Давай договоримся так… Ты понаблюдаешь, Геральд пускай ждет звонка, как только что-то выяснится, появится хоть малейший намек на реальные подозрения, подкрепленные фактами, так мы стартуем. Идет?!
Назарову пришлось согласиться. А что было делать? Орать и биться головой о стену? Результата точно не будет. Приходилось… ждать. Но во время своих мытарств Назаров снова решил навестить бывших коллег Веры Ивановны Хитц…
— Опять вы?! — почти со стоном воскликнула директриса, приподняв на лоб стильные очечки и поправляя на груди шелковое кашне. — Ну что мне с вами делать, ума не приложу! Сколько раз вам говорить, уважаемый Александр Александрович, она не звонила, не писала, ничего о ее местопребывании мы не знаем.
— Я подумал… а вдруг что-нибудь, — промямлил Назаров, топчась у порога и не решаясь пройти дальше. Он и сам понимал, что достал всех своим упорством, но отступать не собирался. — Ну, ладно, вы уж меня извините. Пойду я, да?.. Извините еще раз.
И он почти открыл дверь, оттянув до самого низа красиво изогнутую блестящую ручку. И уже даже отвернулся от директорского стола, когда она вдруг спросила:
— А с чего это у доблестных органов такой неусыпный интерес к нашей скромной Вере Ивановне?
В вопросе было больше сарказма, нежели чего-то еще, но Назаров повернулся и плотно прикрыл дверь.
— Не помню, говорил я или нет, но у меня есть личные подозрения, что она с сыном попала в беду. Вот я и пытаюсь все это время убедиться в обратном, — проговорил он проникновенно, самыми честными глазами глядя на директора школы, повидавшей на своем веку много чего, лжи в том числе.
— Личный, стало быть, интерес, — хмыкнула директриса несколько недоверчиво. — То-то я смотрю, вы чересчур радеете… От милиции ведь, когда нужно, помощи не дождешься. Я не о вас, конечно, конкретно, но сама система ваша, стиль работы оставляют желать лучшего.
— Понимаю, — смиренно бормотнул Сан Саныч.
— И чем же подкрепляются ваши подозрения? — не дав ему опомниться, спросила она, перебирая на столе кучу разных безделушек, очевидно, конфискованных у учеников.
— Вера продала квартиру. Продала спешно вместе с мебелью и вещами. С собой взяла очень немного. Но…
— Но? — Директриса снова приподняла очки над глазами.
— Но те немногие вещи, что они решили взять с собой, так и остались в камере хранения на вокзале. В чем мне пришлось лично убедиться. Вы как считаете, это нормально?
— Ну… я не знаю… — несколько неуверенно протянула она. — Если учесть, что у Веры на руках целая сумка с деньгами, то пару капроновых колготок можно оставить и не тащить с собой. А так… Подождите-ка, минутку, Александр Александрович. Тут у нас мальчик один учится. Скажу честно, сплошное наказание, а не мальчик. Так вот он недавно отмочил такое… Вы присядьте пока.
Назаров присел к столу и с напряженным вниманием слушал, как директриса разыскивает по телефону какую-то Эллу Федоровну. Как, отыскав, долго объясняет ей, что конкретно от нее требуется.
А требовалось сочинение неизвестного Назарову Баловнева Алексея. Понять, зачем это самое сочинение вдруг понадобилось, Назарову помогла все та же директриса. Положив трубку на место, она потерла переносицу, в который раз вернула очки на место и задумчиво пробормотала:
— Может, и зря мы отмахнулись от его очередной выходки…
— А в чем дело? — Назаров, обеспокоенный ее озадаченностью, заерзал на стуле.
— А дело в том, что Вера Ивановна задала их классу на каникулы сочинение. Сроку написания дала неделю, сочинение собрала за день до увольнения и проверить не успела. Пока готовили ей замену, пока пришла другая учительница, пока суд да дело… одним словом, сочинение проверили с большим опозданием. Тетради так и лежали у Веры Ивановны в столе. Проверяли их с проволочками, старшие классы, объемы и все такое…
— Так что там с Баловневым?
— В его тетради было написано: «Вера Ивановна, вас хотят убить».
— И вы?.. И вы до сих пор молчали?! — воскликнул Назаров с болью, а в голове вдруг начало все ломаться и перестраиваться. Имена, фамилии, события, сроки, все крутилось и мелькало, как огромные чудовищные шестеренки, сметая прежнее и нагромождая новое.
— Знаете что! — вскинулась было директриса, но быстро сникла под его укоряющим взглядом. — Этот Баловнев!.. Он просто выродок какой-то, а не ребенок. Грех такое говорить. Но от него мы терпели и кое-что похуже! А тут фильм недавно транслировался по телевизору, «Первая учительница». Там аналогичная ситуация. Вот мы и подумали, что это очередной его закидон…
Элла Федоровна оказалась совсем еще молодой девушкой, вчерашней студенткой. Запыхавшись, она влетела в кабинет директора. Пробормотала скудное «здрассти» и тут же протянула директрисе тетрадь.
— Вот, пожалуйста…
Тетрадь переадресовали Назарову.
Все оказалось так, как ему и рассказали. Слова о готовящемся убийстве были выписаны аккуратным мелким почерком в самом финале сочинения, точнее, через строчку от него. И ни слова больше. Если учесть, что парень был грозой всего преподавательского состава, то обращать внимание на очередную его выходку вряд ли стали бы, но… Назарову-то уж точно могли об этом рассказать. А если бы он не зашел теперь?..
