— Можно с ним поговорить? Я про Баловнева, — уточнил на всякий случай Назаров.
— А поговорить с ним нельзя, поскольку после сдачи этого сочинения он перестал ходить в школу. Классная руководительница звонила его старшему брату, тот занимается воспитанием Алексея, и ей пояснили, что Леша куда-то уехал. То ли к двоюродной тете, то ли бабушке. Так-то… — отчеканила директриса, в сердцах швырнув очки на гору ученического мусора. — Кто же знал, что это так важно!
Объяснять ей, что в разыскном деле может иметь значение даже вскользь сказанное слова, Назаров счел лишним. Попросил лишь адрес ученика и, когда его спустя пять минут ему торжественно вручили, поспешил откланяться.
Ждать прибытия городского транспорта Назаров не стал, вышел на обочину и призывно вскинул руку, останавливая частника. Тот без нудных разговоров довез его за десять до места, безропотно взял полтинник, потому что у Назарова больше не было, и укатил.
Дом, в котором до недавнего времени проживал Баловнев Алексей, находился в самом центре района новостроек и красовался новенькими застекленными лоджиями и не искореженными еще домофонами. Назаров долго топтался у запертой двери подъезда, прежде чем попасть туда. Звонить в квартиру он умышленно не стал. А вдруг пацан дома, и пока он станет подниматься к нему на шестой этаж, тот быстренько сделает ноги.
Выручила его молоденькая девушка. Она очень внимательно его осмотрела и даже попросила предъявить документы, прежде чем впустила следом за собой в подъезд.
— А зачем вы к Баловневым? — проявила она любопытство, поднимаясь вместе с Назаровым в лифте.
— Алексей меня интересует, — не стал он врать в ответ на ее вопрос.
— А-аа, так он уехал. Брат его отвозил. Сама видела, как он грузил его вещи в машину. Потом Лешка вышел, на окна свои посмотрел и тоже сел в кабину. Больше я его не видела. Только вы зря так разволновались.
— Почему это? — не понял Сан Саныч.
— Так у него брат сам в милиции служит, он и при должности, и при звании. Уж кому бдительность проявлять, как не ему.
Хрясь! Скрипнула в его голове одна из шестеренок, медленно сдвигаясь с места.
Баловнев, стало быть… Милиционер, значит, при должности, при звании…
— А зовут его?..
— Степан! Отчества не знаю, но что Лешка его Степкой звал, это точно. — И девушка, напоследок одарив его белозубой улыбкой, вышла на четвертом этаже.
А Назаров поехал выше. И пока ехал, думал. И чем больше думал, тем большим дураком себя считал. Как он сразу не догадался?
Неужели… Ох, Степа, Степа… Неужели ты завяз в чем-то… Хотя почему в чем-то? Все должно сойтись и наверняка сойдется на тех самых событиях десятилетней давности. Начинать нужно именно оттуда, зацепиться бы еще за что…
Когда Назаров подходил к дорогой металлической двери, облицованной дубом, он откровенно нервничал. Что станет говорить Степке, открой тот ему дверь, он пока не придумал. Но говорить все равно что-то нужно, и он нажал кнопку звонка.
Долго не открывали. Потом дверь распахнулась, и на пороге выросла массивная Степкина фигура.
— Во, а ты че тут делаешь? — осклабился тот, поддергивая резинку широких трусов. — За мной, что ли? Так я как бы в отгулах, Игореша же знает. А ты, я слыхал, вернуться надумал. Ну что же, одобряю! Скоро сразу два назначения и обмоем. Да ты заходи, Саня, заходи, посмотри, как живу…
Жил Степка шикарно, перестроив сразу две квартиры в одну и под завязку забив их дорогой мебелью и техникой. На окнах сплошь жалюзи и дорогие портьеры. Повсюду кожаные диваны, кресла, хрусталь, дорогой фарфор.
— Однако… — Назаров изумленно прищелкнул языком. — Оброс ты вещами, Степа, скажу я тебе.
Тот сарказма не почувствовал и тут же принялся хвастать. Заливался минут десять, без устали демонстрируя достоинства японской техники. Открывал шкафы, сплошь забитые одеждой, и все тащил Сан Саныча на кухню, пытаясь угостить его на посошок.
— А ты че, вообще, пришел-то? — вроде как обиделся Степа, когда Назаров категорически отказался с ним пить.
— Я-то… А я не к тебе, а к твоему брату. Имеется такой? — И он впился взглядом в Степкины бегающие глаза.
— К брату? — Степка делано хохотнул, звучно шлепнув себя по голым ляжкам. — А нету брата-то, Саня. В том смысле, что имеется такой, но уехал.
— А что так-то, Степа? — елейно, совсем не как будущий подчиненный у будущего руководителя, спросил Назаров. — А мне он ох как нужен. Может, телефончик имеется? Как-то ты с ним общаешься же. Уж не откажи по старой дружбе.
Фамильярность Степа уловил и отсутствие субординации отметил, сразу посуровел и взглядом, и лицом, подобрался, прокашлялся и, раскинув волосатые ручищи на кожаной диванной спинке, вальяжно произнес:
— Ну, а ты, Саня, уж просвети меня по той же старой дружбе, что за базар у тебя к моему братану имеется? Ты просвети, а я подумаю, стоит ли его беспокоить в такое неурочное время.
Время было нормальное. Что ни на есть самое оптимальное время для общения — почти шесть часов вечера. Но раз Степа затупил, значит, надо идти на компромисс, и Назаров ему рассказал и про сочинение, и про предостережение, выписанное аккуратным почерком его хулиганистого братишки. И мало того, даже показал ему сочинения.
Степа излишне поспешно выхватил из рук Назарова тетрадь брата. Полистал, почитал, очень долго и подробно вчитывался в последнюю страницу, в частности, в слова о готовящемся убийстве. Потом тетрадь захлопнул и вернул ее Назарову, слишком беспечно пожав плечами.
— Ну и что? Тебя в школе, случайно, не просветили насчет моего оболтуса? Наверняка что-нибудь такое говорили, наверняка… Так вот, подобное с ним, Саня, происходит всю его жизнь. Хулиганит, стервец! Я не знал, что и делать. Потому его к двоюродной бабке и отправил, что сил с ним больше не стало. И чем старше, тем он наглее. Жена в слезы, начала грозить, что разведется, и все такое… У меня, сам знаешь, работа и так не сахар, дома не бываю почти. А тут еще и братец фортелей подкидывает…
Степа сидел лицом к окну, в которое лупило агрессивное весеннее солнце. Стильное покрытие стен, причудливой формы шкафы и светильники между ними — все тонуло и искрилось в этом яростном сиянии. Но самым ярким пятном во всей этой световой композиции, несомненно, был хозяин дома.
С голым волосатым животом, широко разметавший руки по черной коже дивана, он изо всех сил старался казаться спокойным и беззаботным. Но у него это ох как плохо выходило.
Капли пота мелким бисером сверкали на его лбу, губы нервно подергивались, глаза метались по комнате, перепрыгивая с предмета на предмет и старательно обходя Назарова стороной. Тому даже стало казаться, что для полноты картины Степа сейчас начнет насвистывать что-нибудь веселенькое, типа «а нам все равно» и все такое, но вместо этого тот стал настойчиво и без лишних реверансов выпроваживать Сан Саныча из дома.
— Ладно, я уйду сейчас, Степа, — поднялся тот со своего места и пожал вялую влажную ладонь Баловнева, после чего ему непременно захотелось вытереть свою руку прямо о брюки, но он сдержался. — Но я ведь могу вернуться, понимаешь?
— Да что ты привязался с этим сочинением, ей-богу! — Степа снова очень ненатурально рассмеялся. — Кто она такая-то, вообще, его учительница? Чего такой сыр-бор разгорелся?
— А разгорелся он с того, что я люблю ее, Степа, — почти ласково произнес Назаров, ненавидя своего коллегу еще больше, чем тогда, десять лет назад. — И через день после того, как твой братец сделал эту запись в тетради, эта женщина пропала вместе с сыном. Пропала! Исчезла, понимаешь! И твой брат что-то об этом исчезновении знал или догадывался. Можешь не признавать этого, мне плевать. Я могу пообещать тебе одно… Я не отступлюсь, Степа! Я не повторю прежней ошибки…
— Что?! Что ты сказал?! — дернулся тот, словно от удара, неловко вскочил с дивана и, нависнув над Назаровым и потрясая кулаками перед его лицом, злобно зашипел: — Ты мне грозить, что ли, вздумал, неудачник хренов!!! Да я тебя… Я тебя в порошок сотру, если захочу. Ты у меня сроду не отмоешься, паскуда! Грозить мне пришел?!
— Предупредить, — Назаров, решив быть лаконичным, медленно двинулся к двери.
— В гробу я видел тебя с твоими предупреждениями. Приказ о твоем переводе уже подписан, не спорю. Но и мой приказ будет готов уже через неделю, и вот тогда посмотрим, кто кого! Рыть он под меня надумал… Пшел вон! — Баловнев, все это время следовавший за ним по пятам, широко распахнул тяжелую входную дверь и заорал прямо на лестницу, в спину удаляющемуся Назарову: — Не вздумай дергаться, Саня… Добром прошу, не смей… Тебе же дороже… И пацана не тронь! Слышишь, пацана не тронь!..
Глава 26
Назаров стоял под окнами квартиры, в которой не был вот уже десять с лишним лет. Когда-то здесь жил Ваня Самойлов, отличный парень, надежный друг и прекрасный семьянин. Неспроста же его жена до сих пор не вышла замуж. Не смогла, наверное, сравнить его ни с кем. Ваня погиб, забрав все свои тайны в могилу. Но его Аленке было что-то известно, что-то сообщила она Короткову на кладбище в десятую годовщину их гибели. Что-то такое, от чего тот опешил и не стал этим ни с кем делиться. Вот за этим-то Назаров и пришел к ней сегодня. Никогда бы не смог он подняться к ней на этаж, если бы не необходимость. Алена должна его понять и простить, может быть, теперь-то уж чего…
