Шрифт:
Интервал:
Закладка:
______________
* 3 По смерти иерусалимского короля Балдуина III, умершего бездетным, взошел на престол брат его, граф ионнийский Амальрик, и, с разрешения апостольского престола расторгнув брак с дочерью эдесского графа Иосцелина Агнесой, женился на Марии Комниной, дочери протосеваста Иоанна Комнина. Это было в 1167 г. Will. Tyr. L. 20, с. 1 et 24.
** 1 Под именем искусственного огня Киннам разумеет, без сомнения, так называемый греческий огонь, о котором говорит Leo in Tact. с. 10, n. 6.
*** 2 Об отравлении Стефана в Зевгмине говорят также Nicetas et Tworoczius и относят это событие к 1173 году, к 5 числу апреля.
14. Как скоро царь получил об этом известие, тотчас, несмотря на жестокую тогдашнюю болезнь царицы, со свойственным ему удивительным рвением устремился к войне и, прибыв в митрополию Иллирии Сардику, стал там собирать войско. Поднявшись отсюда в исходе июня, пришел он к Дунаю и, намереваясь переправиться через него, распорядился следующим образом. Все, что было лучшего в его армии по вооружению и воинским способностям, поставил он против гуннского города Храма, делая вид, что здесь имеет намерение совершить переправу; когда же увидел, что на противоположной стороне расположилось гуннское войско, вдруг на рассвете отплыл оттуда к Белграду. Таким образом, неприятели, чтобы противостать той и другой части римского войска, должны были разделиться. Впрочем, и римляне приступали к переправе слишком нерешительно. Заметив это, царь сел в лодку и, плывя впереди других,- на что он уже не раз отваживался,- перешел на противоположный берег, а за ним, пристыженная его решимостью, взошла на корабли и римская армия. Видя, что царь переправился, гунны расстроили свой {266} боевой порядок и отступили. В это время случилось, что царь, при вступлении на неприятельскую землю прыгнув далее чем следовало (ибо мелководье не позволяло притянуть корабль к берегу), повредил себе одну ногу и чувствовал себя худо; однако ж и тут не умерил он своей ревности, но целый день провел в трудах, стараясь отвести течение реки, пока поврежденная часть его ноги не стала пухнуть. Между тем защищавшие Зевгмин варвары, выйдя в великом множестве за его стены, готовились противостать римлянам; но как скоро увидели они царя, тотчас в беспорядке и смятении, перегоняя друг друга, побежали к городу и уже не смели показываться. Затем римляне стали приготовляться к приступу и на третий после того день принялись за дело. Сражаясь со стен, варвары наполняли воздух криками и ничего не выражавшими воплями, непрестанно бросали стрелы и в свою очередь сами были поражаемы ими. В этом прошел настоящий и следующий день; но ни римляне, ни гунны не сделали никакого успеха. Многие события во время этой осады возбуждали мое удивление, но отважность царя в сии дни была такова, что если бы я не был личным свидетелем тех событий, то с трудом поверил бы рассказу о них. Римляне построили деревянную башню и задумали идти посредством ее на город, чтобы вступить в рукопашный бой с бывшими на стенах варварами. Царь желал взойти на эту башню прежде других и говорил: "Римляне! {267} Вы представите величайшее из всех доказательство вашего ко мне благорасположения, если не помешаете мне взойти". Но его желание не исполнилось, потому что главные из окружавших его военачальников сильно воспротивились этому. Тогда, обойдя кругом стену, он высмотрел место, откуда удобнее всего было сделать нападение, и приказал опоясывавшие город довольно глубокие и широкие рвы наполнить, за неимением фашинника и хвороста, камнями, чтобы затем подкатить машины. Однако же для взятия города и этого было недостаточно. Гунны хотя и значительно пострадали от римских воинов, но еще громче прежнего пели песни и питали себя надеждой, что скоро придет к ним другое гуннское войско.
15. Когда дело находилось в таком состоянии, пришли римские соглядатаи и донесли о приближении к ним огромного войска, потому что заметили высоко поднявшуюся в воздухе пыль. Притом один из знатнейших гуннов, по имени Васак, перешедший на сторону римлян, утверждал, что король пэонский снаряжается невдалеке, что, кроме других многочисленных войск, он ведет с собой также скифов и тавроскифов и что, кроме того, с ним опять идет со всеми своими силами правитель чехов. Выслушав это, царь советуется со своими вельможами, как поступить в настоящих обстоятельствах. "Римляне! - сказал он.- Свойство настоящих обстоятельств требует не того только, чтобы иметь смелость, {268} но и того, чтобы к смелости не присоединить дел, ей несоответственных. Мне кажется, что имеющий и немного ума должен очень много думать об этом. Итак, если этот народ под благоприятным влиянием какой-то непонятной вышней судьбы восстал со страшной силой на Римское государство, то да не подумаем, будто для нас довольно и того, чтобы только вести войну на его земле. Мы должны всякому времени жертвовать чем следует и настоящим обстоятельствам отдавать то, чего они требуют; ибо я не думаю, чтобы одни и те же действия равно были приличны и счастливым, и несчастным. На этом основании Римскому государству, которое, конечно, не достигло еще древнего благосостояния, а только (с Божьей помощью) приведено нашей защитой в лучшее состояние, никак не поставится в бесчестие отступить перед гуннским королем, который, по рассказам, идет с многочисленным войском как из туземцев, так еще более из дружин, присланных ему союзниками. Посему теперь пусть каждый внимательно рассудит, как сохранить Римскому государству то и другое: и славу, которую оно уже приобрело, и силу, которую должно унести отсюда невредимой". Так говорил царь, и одни из бывших в совете римлян полагали, что следовало бы перенести лагерь на Саву и там окопаться, чтобы оттуда можно было безопаснее противостоять неприятелю, а другим это отнюдь не нравилось, напротив, казалось лучшим - оставить осаду города и со всеми силами идти на {269} приближающегося неприятеля. Но царь не одобрил ни того, ни другого совета: один осудил как голос трусости, а другой - как выражение неблагоразумия. "Если мы оставим осаду города,- говорил он,- то занятые его защитой гунны будут иметь возможность собрать большие, чем теперь, силы и достаточно снабдить их продовольствием". Итак, он приказал, чтобы слабейшие в войске и прислужники вооружились и остались у города под начальством нескольких не очень замечательных военачальников, а все остальные вместе с ним шли сражаться против других гуннов. Когда это мнение одержало верх, римляне готовились на следующий день выступить оттуда, но, не получив никаких верных известий, вооружились утром и сделали уже третий приступ к городу. Опять завязывается сражение: гунны со стен бросают в римское войско камни, стрелы и все что ни попало, а римляне более прежнего подкапывают основания и посредством метательных машин засыпают неприятелей камнями. С той и другой стороны слышны непрерывные ободрения и увещания, раздаются вопли и стоны и несется глухой шум. Заметив, что римляне колеблют основания, гунны решились сделать следующее. Внутри стены лежал камень огромной величины; подложив под него бревна и привязав к нему веревки, они старались втянуть его на деревянную предбашенную галерею, которая устроена была у них по протяжению стен, и хотели оттуда спустить его на римлян. Но лишь толь-{270}ко камень вкачен был в башню, как она, не выдержав его тяжести (потому что он был чрезвычайно велик), вдруг повалилась на землю со многими гуннами, так что ни один из них не избежал бедствия. Тут снова поднялся шум, и битва закипела еще сильнее. При этом рассказывают, как царь, заметив, что один из римлян непременно подвергался удару удачно пущенной стрелы, подбежал и, поставив над ним щит, сохранил его от стрел.
16. Наконец гунны, видя, что дело их находится в весьма затруднительном положении, послали просить царя, чтобы по сдаче ему города им позволено было выйти из него невредимыми. Но царь сказал, что не прежде сделает это, как тогда, когда Григорий и другие между ними жупаны явятся к нему с веревками на шеях, с необутыми ногами и с непокрытыми головами. Между тем как он посылал им ответ, римляне, еще более разгоряченные, взяли город. Когда же был он взят, Григорий и находившиеся с ним военачальники гуннов предстали перед царем с бесчестием и плачем, в упомянутом нами виде и в жалких одеждах. Царь до некоторой поры не удостаивал их и взгляда и уже позднее, по усиленному ходатайству Белы, отменил смертную казнь и отправил их в темницу. Между тем римляне, вступив в город, с великим ожесточением убивали там людей, будто баранов. Размышляя тогда о жизни человеческой, мне пришлось плакать,- каким {271} бедствиям произвольно подверг себя этот бедный род. Воины уносили сокровища, одежды, серебряные вещи; расхищалось всякое добро; каждый забирал даже и оружие неприятелей - оружие этих обнаженных и обезоруженных ратоборцев. Там найдена была и одна несчастная женщина со стрелой, вошедшей в заднюю часть тела. Как это случилось с нею, сейчас объясню. Упомянутая женщина, пока еще не был взят город, стояла на стене и сыпала золу1*. В это время, поднимая без всякого стыда платье, она отворачивалась и, показывая римскому войску заднюю часть тела, беспрерывно приговаривала какие-то пустые слова в намерении этим дьявольским колдовством связать римлян. Но один из воинов, пустив стрелу, попал бедной в то место, где природа образовала проход для извержения нечистот. Найден был также в грязной и мрачной темнице один злосчастный узник из римлян, заключенный по следующей причине. Гунны, взяв его в плен, принуждали, как искусного стрелка, бросать со стены стрелы в римлян. Он хотя не без умысла, однако же часто стрелял, только всякий раз невпопад. Заметив это, гунны многократно секли его и потом держали под караулом в темнице. Таким-то образом Зевгмин взят был и во второй раз. В то время много было и дру-{272}гих, которые совершили дела, достойные имени дел доблестных; не менее отличился и Андроник2** Дука. Так, видя, что римляне по лестнице взбираются на стену, он пришел к племяннику царя Андронику, под начальством которого служил, когда последний, возвратившись из Тавроскифии, получил от царя прощение, и просил его, чтобы и ему также дозволено было попытаться взойти на стену. Получив дозволение, Дука с великим рвением принялся за это. Некоторые из латинян, лезших позади, старались было, по соревнованию, опередить его, но он сильно спорил с ними и никак не хотел уступить своей чести. Тогда как это происходило, лестница нечаянно упала на землю и разлетелась, но Андроник снова возвратился к обычной своей смелости, ибо, видя, что некоторые опять взбираются по другой лестнице, рысью взбежал на нее и сам. Вот что здесь происходило. Между тем король Стефан, уверенный в безопасном состоянии Зевгмина,- ибо, кроме всего другого, он напоен был водой проведенного из Дуная канала, который прежде тянулся по городу под открытым небом, а потом, во время войны царя с этим самым Стефаном, протекал уже под землей,- не хотел верить, чтобы он мог быть так легко взят римлянами. Но когда царь, выступив отсюда, построил другую крепость и по-{273}селил в ней многих взятых из Сирмия гуннов, которые обыкновенно называют себя халисиями, а это, как я говорил, иноверцы, одного вероисповедания с персами,- тогда Стефан, получив уже подробное сведение о том, что случилось с Зевгмином, отправил к царю посольство из мужей знаменитых, в числе которых один имел власть епископа той страны, и соглашался возвратить римлянам как Сирмий, так и всю Далмацию. Послы допущены были пред лицо царя и, высказав ему все, что было им предписано, наконец стали просить его оставить свой гнев. Но он сперва отказывал и говорил им так: "Почтенные послы! Уступка была бы, конечно, весьма важная, если бы кто изволил отдать нам то, что мы уже отняли. Сирмий в наших руках, Зевгмин в нашей власти, Далмацией тоже владеем мы. Мы господа над всем тем, что вы нам теперь столь милостиво отдаете. Разве есть у вас другой Сирмий? Разве где-нибудь есть другой Зевгмин и другая Далмация, для отдачи которых вы пришли к нам? Если есть, покажите, чтобы мы тотчас протянули к ним свои руки и взяли их. Знаем, конечно, что не владеть нам спокойно и тем, что мы получили от вас, ибо действовать противозаконно для вас ничего не значит; однако же своей силой, при Божией помощи, надеемся как-нибудь удержать полученное. Если же все это - в нашей власти, то у вас не остается ничего, чем, по вашим словам, хотите вы одарить нас. Стало быть, какие же {274} условия? На чем помиримся?" Так сначала отвечал им царь, но потом, переменив тон речи, сказал: "Вы должны знать, что мы желаем примириться с вами безвозмездно, как с христианами; произнесите клятву". Так сказал Мануил, и посланные, подтвердив все клятвой, удалились к своим, а царь возвратился в Византию.
- Галерея римских императоров. Принципат - Александр Кравчук - История
- Санкт-Петербург. Автобиография - Марина Федотова - История
- История малороссии - 4 - Николай Маркевич - История
- История малой россии - 2 - Николай Маркевич - История
- Митридат против Римских легионов. Это наша война! - Михаил Елисеев - История
- Интимная жизнь римских пап - Которн Найджел - История
- Извлечения о жизни и нравах римских императоров - Секст Аврелий Виктор - История
- Петербург накануне революции - Лев Яковлевич Лурье - История
- Клеопатра: История любви и царствования - Юлия Пушнова - История
- История государства Российского. Том 9. Продолжение царствования Иоанна Грозного. 1560-1584 гг. - Николай Карамзин - История