— Что ты, милая?
— Ничего. Я разрешила им оберегать его, только просила подождать, пока он родится. Пока он во мне, я и сама могу защитить его. Они согласились. Согласились ждать. Потом они ушли, оставив меня одну. Мне стало чуть-чуть одиноко… — Она чуть помолчала и добавила уже без всякого перехода: — Я хочу заняться любовью. Прямо здесь и сейчас! — Анжела начала торопливо снимать платье, не сводя глаз с Рашида.
— Как скажешь, милая… — Рашид придвинулся вплотную к Анжеле, обнял её и начал целовать. Она откинула назад голову и закатила глаза. Потом она оторвалась от губ Рашида и прильнула к его шее. Когда Рашид почувствовал на коже её зубы, он ловким движением вытащил из кармана шприц, и воткнул его в бедро Анжелы… Она ещё успела укусить его туда, где пульсировала артерия…
Рашид уложил обмякшее тело Анжелы на диван, вытер кровь с шеи и заклеил рану пластырем. Что она собиралась сделать? Неужели хотела загрызть его, как волчица? Он ведь явно сильнее её… бедная девочка! Она больна, тяжело больна! Скорее всего, она виновата в смерти Полины, хотя та и без неё держалась на тонкой ниточке… никто не виноват… Рашид вздохнул, взял телефон и набрал номер.
Санитарная машина приехала быстро. Двое дюжих мужчин хотели положить Анжелу на носилки, но Рашид взял её на руки и сам спустился с ней вниз.
Когда ворота дорогой частной психиатрической лечебницы закрылись за ним, Рашид пешком побрёл домой. Конечно, её нужно было остановить! Проклятая жизнь! Какой урод испортил такую девушку! Рашид беззвучно рыдал…
Женщина средних лет с гладко зачёсанными волосами сидела на скамейке, уставившись в одну точку. Руки её были сложены на коленях, а ноги сдвинуты вместе, отчего она казалась похожей на школьницу, сидящую за партой. Внезапно взгляд её оживился и стал осмысленным. Она начала постукивать пальцами по колену и что-то тихо напевать. Потом резко замолчала и стала нервно крутить головой. На соседней скамейке она заметила женщину — то была медсестра — и улыбка тронула её бескровные губы. Женщина подняла вверх подбородок и обратилась к медсестре:
— Лилит! Ты слышишь меня, Лилит!
Медсестра была сама кротость. Она улыбнулась и ответила:
— Я слышу вас.
Женщина скривила губы.
— Прошу, сколько можно тебе повторять — не обращайся ко мне на вы! Мы ведь подруги. Очень давние подруги. Скажи: «Я слышу тебя, Ангел!».
Медсестра послушно повторила:
— Я слышу тебя, Ангел.
— Так-то лучше… принеси мне скрипку. И прошу, не ешь больше сердце! Оно ведь совершенно не вкусное, сырое. Обещаешь?
— Да, конечно.
— Ты можешь говорить нормально? Что значит: «да, конечно»?! Скажи — я не буду есть его сердце!
— Я не буду есть его сердце. — Медсестра встала. — Я принесу скрипку.
Женщина на скамейке снова перестала обращать на неё внимание, она замолчала и уставилась в одну точку. Когда сестра вернулась, та сидела, запрокинув голову и закатив глаза. Сестра тронула её за руку. Женщина очнулась и непонимающе уставилась на неё.
— Откуда ты здесь? Что тебе нужно, чудовище? Не трогай меня! Это он мог жить без сердца, а я не могу! Уйди, слышишь! — Женщина начала стучать зубами.
Чтобы успокоить её, сестра показала ей скрипку.
— Я принесла то, что ты просила. Возьми, поиграй!
Женщина переключила внимание на инструмент, взяла его в руки и провела по струнам смычком. Волшебные звуки полились так легко и непринуждённо, словно были частью самой природы, и этой лечебницы, и частью всего живого и неживого вокруг. Те, кто находился в это время в больничном парке, замерли и стали прислушиваться к этим звукам, словно животные, услышав зов своих сородичей. Сестра тоже заслушалась, она знала это давно: её пациентка — гений. А сумасшествие гению не помеха…
Когда женщина закончила играть, то без сил рухнула на траву, ровно и аккуратно подстриженную, и осталась лежать там, не подавая признаков жизни. Сестра сбегала за креслом-каталкой и санитаром. Вдвоём они подняли женщину и усадили её в кресло. Сестра сделала ей укол. Дыхание женщины стало ровным, а лицо, до этого перекосившееся от непонятной злобы, разгладилось. Сестра медленно покатила кресло в сторону здания лечебницы. Старушки в больничных халатах, мимо которых она проезжала, обернулись ей вслед и помахали руками с зажатыми в них платочками.
Когда пациентка была уложена в кровать, сестра вернулась на крыльцо и закурила сигарету. Пожилой доктор в белом халате подошёл к ней.
— Ну что, Танечка, не замучила тебя наша музыкантша?
— Да нет… — Танечка пожала плечами. — Она может поправиться?
Доктор махнул рукой.
— Абсолютно безнадёжна. Я бы сказал — полнейшая деформация личности. Интересный, с точки зрения медицины, случай. Возможно, если бы она не была так гениальна, был бы какой-то шанс, но у неё, увы, его нет!
— Что, из-за гениальности?
— Да, из-за неё. Все гении безумны, дорогая Танечка. Разве вы не знали? Неужели вы думали, что нормальный человек может извлекать из куска дерева и парочки отрезков проволоки такие волшебные звуки?
Танечка выкурила сигарету, бросила её на пол и затушила носком туфельки.
— Ладно, я пошла! Дел много. До конца своих дней теперь буду благодарить Бога, что не вручил мне какой-нибудь дар, не подумав!
Врач засмеялся.
— О да! О да… но не спешите радоваться! Те, кто много общается с безумцами, сам в конце концов тоже становится таким. В нашем деле главное — вовремя покинуть палубу!
— Я учту. — Танечка улыбнулась.
Доктор остался стоять один. Он проводил Танечку глазами, а потом перевёл взгляд в больничный двор. По дорожке шёл мужчина восточной внешности с лёгкой сединой в чёрных волосах и дорогом костюме. Доктор поспешил ему навстречу.
— Ну как она? — Мужчина пытливо смотрел на доктора.
— Как? Нормально. То есть для её состояния, разумеется… приступы не повторялись, но гарантий дать не могу. Она устойчиво ненормальна… так можно сказать.
— Что за идиотское выражение! Устойчиво ненормальна!
— Согласен. Но улучшений нет, если вы это имели в виду. И не надейтесь на это, мой дорогой! Не хочу подпитывать вас ложной верой.
— Я всего лишь хочу, чтобы за ней был надлежащий уход, и она ни в чём не нуждалась. Я перевожу вам ежемесячно немалые суммы, и смею думать, что вы используете их по назначению.
— Конечно, вы можете не сомневаться! Я дам вам отчёт в любой момент, как только вы пожелаете. Не стоит оскорблять меня подозрениями.
— Я не пытаюсь. Напротив, я вам доверяю. Если бы было иначе, я разговаривал бы с вами не так и не здесь. И моей протеже здесь бы не было.
— Я понял вас. Мы делаем всё, что в наших силах. Как ваш сынок?
— Нормально. Растёт. Очень умный мальчик. Слава Богу, музыка ему совершенно безразлична. Он играет в шахматы. Кстати, она ничего не спрашивает о нём?
— Нет, ничего.
— Ну и хорошо. — Мужчина потёр висок, и доктор увидел, что его указательный палец забинтован.
— Что у вас с пальцем?
— Да так, пустяки… я выиграл партию в шахматы… у сына… нечаянно как-то получилось. В общем, он разнервничался и укусил меня за палец… Он ненавидит проигрывать… очень целеустремлённый характер…
— Ну, помилуйте! Разве можно поощрять такое?! Тем более, что мать…
— Хватит! Он совершенно нормален. Покажите мне ребёнка, который с радостью примет поражение в игре? Только другие хнычут, а он действует. Согласен, немного резко и неадекватно, но это поправимо. Не давайте совета, пока его у вас не попросят. Вам понятно?
— Вполне. — Доктор развёл руками.
— Я рад, что мы поняли друг друга. До свидания. Когда я могу увидеть её?
— Она сейчас спит. Был небольшой срыв, но сейчас всё нормально. Нам пришлось сделать укол, и теперь она проспит до утра. Заходите… никогда нельзя сказать точно, что будет завтра. Обычно она днём гуляет в саду.
— Хорошо. Я буду навещать её, по-возможности. А сейчас мне пора. Как вы думаете, она сможет когда-нибудь узнать меня?
— Откуда мне знать? Человеческая психика — это тайна за семью печатями, и мы не можем читать в ней, словно в открытой книге, чтобы там ни говорили. Я ведь не Бог. Да и зачем вам это?
— Сам не знаю. Наверное, незачем. До свидания.
Мужчина развернулся и быстро зашагал в сторону выхода. Доктор вытащил из кармана леденец и сунул его в рот — он пытался бросить курить.
