дождешься.
Жена и дочь в недоумении смотрели на него.
— Папа, разве ты знаешь Вадима?
— Немножко знаю — мой бывший связной.
Камчатов раскрыл планшет. Под целлофаном Елена Павловна увидела пропавшую из альбома фотокарточку. Теперь ей стало ясно, куда утром уходил муж, для кого он поставил стакан, и крепко, по-матерински, обняла Вадима.
В семье Камчатовых это был самый радостный вечер за последние годы, но он был такой короткий, а так много нужно рассказать друг другу. Чай стыл в стаканах и чашках. Пришлось полковнику, к удовольствию Тамары и Вадима, не раз выходить на кухню, разуваться и сапогом раздувать угли в самоваре.
30
Трудно поверить, что лежавшие на инструментальной тумбочке шестерни, отливающие зеркальным блеском, и обожженные поковки у станины — близнецы! Вадим спешил до перерыва проточить еще одну шестерню. Удивительно удачный день, не заедал ремень, резец оказался на редкость хорошо заточенным. Молочный раствор охлаждающей жидкости ровной струйкой сбегал на дымящийся металл, стружка, ломаясь, падала в противень.
Не сводя глаз с суппорта, Вадим ощупью выбрал на тумбочке подрезной резец. Останется, пожалуй, время, чтобы установить, выверить четвертую поковку, а проточит он ее сразу после обеда. Праздничное настроение испортил вызов к директору. Николай Федорович только в исключительных случаях отрывал учеников от занятий.
В кабинете стояла духота, кочегар перестарался, вовремя не перекрыл пар. В раскрытую форточку клубами врывался морозный воздух. Николай Федорович, задумавшись, стоял у окна. Антон сидел в кресле, нервно ломая спички. Он перестал курить, но всегда имел при себе коробок спичек. Если ребята видели, что Антон молча ломает спички, то даже самые задиры не осмеливались его тревожить, в таком состоянии он мог нагрубить, даже ударить.
— Прибыл по вашему приказанию, — напомнил о себе Вадим. В нем еще сказывалась военная выучка.
— Из угрозыска звонили, — Николай Федорович нахмурился. — Что это значит? Напакостили и воды в рот набрали?
— Мы напакостили?
Николай Федорович недовольно махнул рукой и снова взглянул в окно, кого-то поджидая. Вадим не смел шелохнуться. Рассказать сейчас же, немедленно обо всем, что произошло в ту памятную ночь, когда он выследил Антона… Но вещи возвращены, а логово Кутка они сами указали милиции…
В дверь постучали. Николай Федорович, продолжая смотреть в окно, крикнул: «Можно!». В кабинет вошел лейтенант милиции.
— Горелов. По служебному делу.
В училище он, видимо, собирался долго пробыть, повесил шинель на крючок, и, грея озябшие руки у батареи парового отопления, пожаловался на внезапно наступившее похолодание. Николай Федорович не слушал словоохотливого лейтенанта и, как Вадим успел заметить, был настроен крайне неприязненно к нему.
Обогревшись, Горелов сел за маленький столик, не спеша переставил с письменного стола чернильницу, вынул из портфеля несколько канцелярских папок и, поглядев на ребят, тоном следователя больше по привычке, чем по нужде, спросил:
— Который из вас Мураш?
— Я, — тихо ответил Антон, чуть приподнявшись с кресла.
В эту минуту он жалел только об одном: зачем его берут из училища, лучше бы-просто вызвали в уголовный розыск и отправили в колонию. Ожидая прихода агента, он уже сжился с мыслью, что его арестуют, и даже сам статью определил: за бродяжничество. Вот в чем Вадим провинился, это ему было неясно.
Аккуратно разложив свои папки, лейтенант продолжал допрос.
— А твоя, паренек, фамилия?
— Хабаров.
Раскрыв томик в сером переплете, Горелов бегло прочитал статью о каре за ложные показания. Со стесненным сердцем Вадим нагнулся над предложенной ему бумагой, роспись получилась неуклюжая, от сильного нажима чернила расплылись на бумаге.
— Почему меня не пригласили в угрозыск? — вдруг загорячился Николай Федорович. — Там бы и разобрались. Неужели вас, офицера милиции, не научили понимать разницу между базаром и училищем?..
— Простите, наша служба, — примирительно возразил Горелов. — Без их показаний не можем закончить важное следствие. Начальник не разрешил вызывать ребят в уголовный розыск.
Шумно придвинув телефон, Николай Федорович одной рукой расправлял шнур, другой нажимал на кнопку. Он резко протестовал против допроса, кому-то горячо доказывал, что если и провинились ребята, то он может их сам наказать. Неожиданно с ним произошла разительная перемена. На его лице разгладились складки. Он спокойно слушал, иногда вставляя совершенно не подходящие по началу разговора слова: «хорошо», «очень рад», «спасибо…».
Теперь Антон и Вадим почувствовали, что приход лейтенанта не предвещает им беды. Тревогу сменило жгучее любопытство: что же будет дальше.
Закончив разговор, Николай Федорович выпрямился, оправил гимнастерку. Ремесленники снова увидели директора таким, каким всегда его знали: спокойным, в слегка прищуренных глазах исчез злой огонек. Он старался загладить свою грубость.
— Эх, батенька мой, отчего же сразу не выложили суть дела? Я поспорил справедливо. Мои ребята неспособны на подлость, — Николай Федорович старался дословно вспомнить приказ, который начальник угрозыска только что прочел ему по телефону: «Ученики сто двенадцатого ремесленного училища Хабаров и Мураш оказали содействие в задержке Кутка — бандита, имеющего восемь судимостей»… — А дальше знаете, что сказано в приказе?
Антон и Вадим переглянулись в совершенной растерянности.
— Начальник угрозыска благодарит преподавателей и мастеров училища, а вас награждает ценными подарками.
Заметя, как Горелов старательно чистит совершенно новое перо, видимо, еще собираясь снимать с ребят какие-то дополнительные показания, Николай Федорович предложил:
— Выпьем-ка лучше чайку. Чудное варенье из нервной смородины, сам за Лемболовским озером собирал.
Наказав повару заварить чай, Николай Федорович продолжал оправдываться:
— У каждого человека бывают ошибки. Но меня тоже нужно понять. Видите ли, милый человек, в училище у многих ребят нет матерей, отцы воюют. Кто за них заступится в случае беды! Я за каждого ученика ответ несу.
Теперь лейтенант спокойно допросил ребят. Николай Федорович едва удержался, чтобы не обнять Вадима, когда Антон рассказал, в какой момент Вадим бросился ему на помощь.
В субботу днем нарочный привез в училище пакет под пятью сургучными печатями. На вечернее построение мастера привели из мастерских и классов все группы. Андрей Матвеевич подал команду:
— Смирно! Ученики Хабаров и Мураш, два шага вперед!
Не помнил Антон, как он сделал эти два шага и как вернулся на свое место. Вадиму было привычно выходить вперед строя, в танковом полку это случалось. Николай Федорович вручил им обоим именные наручные часы.
Спустя неделю Антона вызвали в райком.
До последней минуты он не верил, что его примут в комсомол. Но вот секретарь райкома вручил ему книжечку с
