свет. Казалось бы: ну, наконец-то, сейчас я посплю! Но не тут-то было. Как назло, сон сбежал от меня. Около получаса я провалялась в роскошной советской постели, вслушиваясь в советскую тишину и пытаясь отгонять всякие мысли. Потом сдалась и тихо позвала:
— Грег! Спишь?
— Не сплю, — раздалось из-за стенки.
— Знаешь, чего мне сейчас не хватает больше всего? Чего у меня давно не было и по чему я ужасно соскучилась?
— И чего же?
— Музыки хорошей.
— Музыки?
— Да. Песен всяких модных, понимаешь ли… — Надеюсь, что он понял мой намёк. Господи, я живу с Элвисом Пресли, но не слушала его уже целую вечность. — Помнишь, ты раньше пением увлекался? Как насчёт колыбельной, а, Грег?
— Эвелина, мы это уже обсуждали.
Помню, помню. Он бесплатно не поёт. Но я же не какая-то девчонка из Билокси, он ведь сам писал! Я его подруга. И соратница. Да ладно, я ни за что не поверю, что он не поёт для друзей и близких!
— Неужели нельзя это сделать разок для любимой жены?
— Прекрати, Эвелина. Я спать хочу. Ты мне уснуть не даёшь.
Спать он хочет! В душе шевельнулась обида. Да как он со мной обращается?!
— Придётся мне уснуть неудовлетворённой, — сказала я, поворачиваясь на другой бок.
Пускай коммунист, который сейчас нас подслушивает, решит, что молодой муж продемонстрировал половую несостоятельность.
44. Я встречаю вторую себя
Ещё час я провалялась. Сон не шёл категорически, а голова лихорадочно перебирала плохие мысли. Наконец, мне это надоело, и я встала.
Тихонько, не включая света, пробралась в соседнюю комнату. Там у стены на диване сопело завёрнутое в плед нечто, о чём я знала, что оно должно быть Элвисом. Раньше он всегда был бодр и на ногах, словно совсем не спал; теперь мы поменялись. Я подумала о том, что можно было бы налезть на него сверху и целовать, сколько влезет: даже если он начнет сопротивляться, то не сразу. Наверное, пару недель назад я с ума бы сошла от счастья при виде такой возможности и, не думая ни секунды, бросилась бы её реализовывать… Но сейчас мне не хотелось. То ли от привычки, то ли нервов, связанных со страшным планом и нашим приездом, я совершенно перестала испытывать перед Элвисом тот восторженный трепет, которым упивалась на концерте. То есть, в смысле, я его не разлюбила. Он по-прежнему был классным. Я всё так же понимала, что он лучший из певцов. Но ощущение того, что он не такой, как все остальные люди, что каждый его жест, каждый взгляд, каждый волос имеют огромную ценность, что просто смотреть на него это счастье, а служить ему — счастье втройне, испарилось куда-то… Всё чаще посещала меня мысль, что мой спутник — это просто человек. А теперь я вдруг додумалась до того, что ведь у Элвиса могут быть и недостатки!..
В общем, трогать его я не стала. Оделась в темноте и тихо вышла, аккуратно прикрыв дверь в наш номер так, чтобы она не заперлась.
И пошла я бродить по гостинице.
Некоторое время бесцельно слонялась по коридорам, не встретив там ни единой души. Затем притащилась в пустой ресторан. Потом зашла в бар: там за стойкой стоял грустный бармен, а напротив сидел джентльмен, положивший на стойку лицо и так, видимо, спавший. Дальше я разведала, где находятся Спортивный зал и Зимний сад: они были закрыты, но через стеклянные двери я убедилась, что и они тоже сделаны с той же пугающей роскошью, что и всё, что я видела в этой стране до сих пор.
Затем мне пришла мысль подняться на самый верх, до самого шпиля. Оказалось, у его подножия, на последнем этаже, оборудована специальная смотровая площадка. Сверкающая электрическими огнями Москва походила на необъятную рождественскую ёлку. Я без труда разглядела места, где мы нынче гуляли. Нашла Кремль и Красную площадь. Представила, как над этой площадью поднимается мною устроенный маленький ядерный гриб…
А потом я увидела Донну!
Да, ту самую Донну из Вилко. Ту, с которой мы были на крыше гостиницы. Ту, с которой мы лежали в психбольнице.
Донна стояла одна, опираясь на ограждение променада, и, как и я, любовалась ночною Москвой.
Несколько секунд я простояла потрясённая, уставившись на Донну, и не в силах сказать ни слова. Наконец, она сама меня заметила:
— Ава?! А ты что здесь делаешь?
— А ты? — спросила я.
— Нет, ответь ты сначала! Как ты вообще оказалась в Москве?
— Прилетела в самолёте. Полагаю, как и ты.
— Давно ты здесь?
— Сегодня прибыла. Верней, вчера, поскольку уже за полночь.
— Ясно. Я два дня назад. Через Лос-Анджелес.
— А я через Нью-Йорк. Зачем ты здесь?
— Ава, прости, я не могу тебе этого рассказать… И, кстати, пожалуйста, не называй меня по имени! Меня здесь зовут Дороти.
— Понятно. Меня — Эвелина. А ты здесь по секретному заданию, не так ли?
Донна потрясённо посмотрела на меня. К удивлению в её взгляде постепенно прибавился ужас. Через несколько секунд она спросила:
— Что, ты тоже?
— Да.
— Ты должна… ликвидировать… этого… ну?..
— Да, его.
— На параде? Из бомбы?
— Всё так, — подтвердила я, словно бы даже не удивляясь, что Донна воспроизводит мои секреты. — Тебя привезли для того же?
— Да, тоже для этого, — шёпотом проговорила моя собеседница. — А с кем ты приехала?
— С Элвисом.
— Я тоже с ним!
Мы вновь встретились взглядами. Думаю, до этого момента нам обеим казалось, что всё самое безумное, что можно, друг от друга мы уже услышали. Теперь стало ясно, что нет.
— Когда он успел-то? — растерянно проговорила Донна. — Он ведь никуда надолго не отлучался… Вы точно вместе летели? Вы много общаетесь?
— Точно, — ответила я. — Мы живём в одном номере.
— Мы тоже в одном номере живём… — сказала Донна. — Он там спал, когда я уходила.
— И мой спал, — ответила я. — На диване.
— Выходит, их двое?.. Какой же тогда настоящий?
— Понятия не имею.
— Слушай, ты ведь знаешь, что у Элвиса был брат-близнец, который умер до рождения? А что, если по-правде он не умер? Что, если их двое, они оба выступают, одинаковые?
— Это слишком сложно. Думаю, что есть настоящий Элвис и есть двойник.
— Думаешь, я бы не отличила двойника от настоящего?!
— Я тоже уверена, что отличила бы! Однако получается, что их двое, и каждый дал каждой из нас одинаковое задание… Боюсь, мы не так хорошо его знаем, как сами считали…
— Да… — Донна вздохнула. — Выходит, что так… Слушай, твой Элвис не делал
