Что нам ещё ожидать?! Как вернуться домой?!
— Не знаю… По крайней мере, мы нашли друг друга, — сказала я. — Каждая из нас теперь не одна.
И тут я обняла её. Она была не против. А потом сказала:
— Слушай! Ты прости уж, что мы там тебя оставили, в гостинице-то в этой, на окне! Честно, мы не специально! Эта лестница сама свалилась…
— Знаю, — улыбнулась я. — Проехали. Теперь уж не до этого.
— Слушай, а когда ты там в окно его видала — ведь он был с бородавкой на руке, а?
Я задумалась.
— Не помню. Не уверена.
— Но тогда он настоящий был, ведь верно? Там был точно настоящий?
— Я надеюсь…
И тут я поведала Донне про то, как певец вдруг заговорил со своими друзьями на беззвучном языке, и как после этого мне стало плохо.
— Час от часу не легче, — среагировала та. — Слушай, давай вынесем за скобки этот случай. Что бы ни произошло там, в гостинице, сейчас наша задача — разобраться, кто такие джентльмены, нас сюда привезшие, и в чём, конце концов, их цель.
— И выжить, — добавила я.
— Да, и выжить. И домой еще вернуться.
На решение всех этих задач у нас была неделя — именно столько оставалось до парада физкультурников. Мы с Донной условились встретиться следующей ночью на этом же месте и в то же время. А за следующий день мы обе должны были предпринять усилия к тому, чтоб разобраться: чей же Элвис настоящий?
45. Я фотолюбитель
Говорят, что объектив фотоаппарата более зоркий, чем человеческий глаз. По крайней мере, основная часть известных мне историй о пришельцах, приведениях и прочем в этом духе состоит в том, что кто-то увидел на фотографии нечто потустороннее, скрытое от невооружённого взгляда. Потому я и решила, что хорошим способом узнать, является ли мой спутник настоящим Элвисом Пресли, будет сфотографировать его. Может быть, на плёнке отпечатается нечто, что не видно моим ослеплённым фанатством глазам.
В сущности, фотографии Грега Нолана уже были: я ведь рассказывала о том, как Лида снимала нас с ним у Кремля и на Красной площади. Достать другой фотоаппарат, помимо того, что имелся у нашего гида, возможным не представлялось. Понятия не имею, продавались ли они в СССР свободно или на каждый требовалось разрешение и талон, но денег у меня не было всё равно: с момента, как я убежала из психбольницы, все покупки совершал на свои деньги тот, с кем я жила. Если бы я неожиданно попросила у него несколько долларов или рублей, это, несомненно, вызвало бы его подозрения. Словом, задача моя была в том, чтобы заполучить фотоаппарат Лиды. А точнее, просто плёнку из него.
Вернувшись в номер после ночной встречи с Донной, я кое-как поспала полчаса или час. Остальное же время лежала и думала, как провернуть это всё. И как будто придумала.
В шесть утра, пока «муж» мой еще не проснулся, я поднялась на этаж для гидов и постучалась в комнату Лиды. Та открыла мне в ночнушке и зевая: кажется, она действительно готова была услужить нам в любое время дня и ночи, но довольна столь ранним началом рабочего дня не была. Я сказала, что в восторге от гостиницы, от номера и никогда не видала подобной роскоши в США.
— Мне бы очень хотелось сделать несколько фотографий наших комнат, чтобы показать нашим родственникам в Америке! Они-то и понятия не имеют, как прекрасно обустроены советские гостиницы! Сейчас, на рассвете, наш номер выглядит просто как картинка. Позвольте мне, товарищ Лида, взять ваш фотоаппарат на пятнадцать минут, чтобы запечатлеть эту красоту!
— Миссис Нолан, вы ведь знаете, что фотографироваться разрешается только в присутствии гида. Я не могу просто отдать вам этот фотоаппарат. Подождите минут двадцать, я умоюсь, оденусь, завьюсь и спущусь к вам…
— Но через двадцать минут освещение изменится! Понимаете, я художница, я очень тонко вижу освещение, и вот сейчас, в лучах рассвета, оно именно такое, как мне нужно! С запада надвигаются облака, так что, боюсь, если буду ждать вас, я упущу идеальный кадр!
— Сожалею, миссис Нолан, мне нельзя давать вам фотоаппарат…
— Но товарищ Лида, речь идёт всего лишь о пятнадцати минутах! Если я украду фотоаппарат, то вы будете знать, что он у меня…
— О, миссис Нолан, я ни в коем случае не думаю, что вы его украдёте!
— … А если вы опасаетесь, что я сниму что-нибудь запрещённое, что-нибудь секретное, то какие государственные тайны могут быть внутри гостиницы для иностранных туристов? К тому же, власти всё равно проверят плёнку…
— Уверена, что у вас нет никаких дурных намерений, мэм! И всё же…
— Тогда дайте мне этот аппарат, Лида, и я верну вам его через четверть часа, клянусь! Мне всего лишь не терпится снять красивый интерьер в лучах рассветного солнца. А вы могли бы выспаться получше вместо того, чтобы сейчас одеваться и тащиться сопровождать меня заради такой мелочи.
— Ладно, будь по-вашему, — вздохнула Лида. — Только, мэм, если вы его унесёте или снимите что-нибудь незаконное, с меня голову снимут!
— Лида, я не подведу вас, уверяю! И огромное спасибо! Правду говорят, что советские люди добрее американцев: они всегда готовы прийти на помощь!
Лесть моя ей, кажется, понравилось. Лиде определённо очень хотелось поспать ещё: не сомневаюсь, что, если бы дело происходило посередине дня, она не нарушила бы инструкцию. Я же дала ей обещание не подвести с лёгким сердцем: красть фотик или снимать что-то запрещённое я правда не собиралась. А про плёнку речь у нас не шла.
Пять минут спустя я была в номере. Элвис (или как мне теперь называть его?) всё ещё спал. Каким образом сматывается плёнка у незнакомой мне модели советского фотоаппарата и можно ли сделать это вообще, пока она не отснята до конца, я понятия не имела. Так что пришлось запереться в уборной без света, открыть аппарат и вытащить плёнку на ощупь. Через пятнадцать минут я вернула фотик его хозяйке, думая о том, что сниматься теперь надо бы поменьше, а то скоро Лида решит, что плёнку пора менять, и увидит, что её нету. Идеально было бы, конечно, где-нибудь добыть новую плёнку, выпросить аппарат ещё раз и заправить её туда, чтобы окончательно замести следы…
Впрочем, главная задача была всё-таки не в этом. Надо было как-то проявить свою добычу. Ну, и в идеале — напечатать фотографии.
Вскоре Элвис, кажется, не заметивший всей моей ночной и утренней беготни,
