Может быть, и здесь он воспользовался тем же самым кодом?
Катя приподнялась на цыпочки и набрала на панели шесть заветных цифр — 30-11-04. Тридцатое ноября две тысячи четвертого года.
Она помнила этот день, как будто это было только вчера… помнила дивный голос Паваротти, помнила, как Виталий протянул ей программку, помнила его взгляд, полный неприкрытого мужского восхищения…
Неужели и это было фальшью?
Набрав заветный код, Катя нажала кнопку ввода.
И ровным счетом ничего не произошло.
Она почувствовала разочарование. Разочарование и горечь.
Ну с чего она взяла, что муж в этом сейфе использует тот же самый шифр? С чего она взяла, что знает своего мужа? Ей уже пришлось узнать о нем много нового, так что еще одна мелочь ничего не изменит…
Она машинально оглянулась. За спиной, на противоположной стене комнаты, висело большое зеркало. В нем отражалась она сама, с растерянным и несчастным лицом, отражались отставленная в сторону картина, дверца сейфа, хранящего свои тайны…
Женщина на отражении картины стала совершенно другой. Оттого что она смотрела в другую сторону, неуловимо изменилось выражение ее лица. В нем появилась какая-то тревожная неправильность…
Отражение…
Катя снова повернулась к сейфу и набрала на панели зеркальное отражение кода.
40-11-03.
Вместо тридцатого ноября две тысячи четвертого года несуществующее сороковое ноября две тысячи треть—его. Только месяц остался тем же, а год и число изменились.
Едва дыша от волнения, Катя нажала на кнопку ввода.
Она снова представила себя женой Синей Бороды, которая проникает в страшную тайну мужа.
И вспомнила, что Седрик, тот симпатичный бельгиец, с которым она познакомилась накануне, приходится отдаленным потомком этому сказочному персонажу…
Раздался отчетливый щелчок, и дверца сейфа открылась.
Катя не почувствовала радости, торжества от того, что ее догадка подтвердилась. Она почувствовала только страх, страх перед неизвестностью. Но нужно было делать следующий шаг. Она запустила руку в сейф, пошарила там…
Сейф был почти пуст. Только в самой его глубине, возле задней стенки, Катя нащупала какой-то конверт.
Она вытащила конверт и удивленно уставилась на него.
Конверт был адресован ей.
На нем были напечатаны ее адрес и имя — Е. А. Неверовой.
А обратный адрес…
Обратный адрес Кате тоже был знаком: Садовая-Триумфальная, дом четыре, офис двадцать шесть. И имя отправителя — С. С. Ольховский.
Катя вспомнила запрокинутое лицо мертвого адвоката, пулевое отверстие на его виске.
Она хотела узнать правду… какой бы страшной та ни оказалась. И вот теперь она находится в одном шаге от этой правды и медлит, потому что решимость ее тает на глазах.
Конверт был вскрыт.
Катя задержала дыхание, как будто собралась прыгнуть в ледяную воду, и вытащила из конверта единственный листок тонкой бумаги.
Она бессмысленно переводила взгляд по строчкам, не понимая написанного.
Она понимала только одно: все то, что она считала своей жизнью, — ложь, подлая и унизительная ложь.
Ей пришлось сосредоточиться и перечитать письмо, чтобы понять его содержимое.
В этом письме адвокат Ольховский уведомлял ее, Екатерину Антоновну Неверову, что она является наследницей скончавшейся в Швейцарии мадам Норы Мерсье и что ей надлежит явиться в его офис двадцатого августа сего года для ознакомления с завещанием мадам Мерсье и для начала процедуры вступления в права собственности, предусмотренные этим завещанием. Далее следовали уже известный Кате адрес офиса и телефоны адвоката.
— Двадцатого августа… — машинально перечитала Катя. — А вчера он позвонил и сказал, что документы готовы… как будто я уже была у него в офисе и он начал оформлять вступление в права…
Она растерянно стояла возле открытого сейфа, разглядывая прочитанное письмо, и пыталась понять.
И вдруг за ее спиной раздался голос:
— Нашла? Ну что ж, тебе же хуже! Знаешь поговорку — любопытство кошку сгубило?
Этот голос… Когда-то, совсем недавно — или бесконечно давно? — от одного звука этого голоса сладко замирало ее сердце, холодели руки, кружилась голова, от одного звука этого голоса у Кати словно вырастали крылья… Но теперь она не почувствовала ничего, кроме страха. Да и сам этот голос звучал теперь совершенно иначе, он казался холодным и беспощадным, как металл на сорокаградусном морозе.
Этот голос… голос Виталия, ее мужа, которого она считала своим единственным мужчиной. Которого, как выяснилось, она совершенно не знала.
Катя медленно повернулась.
Виталий стоял на пороге комнаты, и лицо его было искривлено странной гримасой, в которой совместились презрение и ненависть, разочарование и отчаянная решимость.
— Нашла? Тебе же хуже, — повторил он и медленно двинулся к Кате.
— Не подходи! — вскрикнула она и попятилась, прижалась спиной к стене.
Он, не обращая внимания на ее слова, пересек комнату, подошел к Кате, не сводя с нее прямого, пристального, гипнотизирующего взгляда, взял из ее руки зеленый пластмассовый ключ, криво, одними губами усмехнулся и спросил:
— Где ты его нашла?
— Около трупа Лиды… Лиды Дроздовой… — ответила Катя едва слышно.
— Надо же! А я-то думал, где его потерял… Надо быть аккуратнее…
— За что… — прошептала Катя, не сводя с него круглых от ужаса глаз, — за что?
— За что? — Виталий на секунду прикрыл глаза. — За то, что она была слишком болтлива… она могла растрепать тебе, что это я просил ее позвать тебя в тот день… выманить из дома.
— Но почему? Почему это все? — повторяла Катя, пытаясь достучаться до него, пытаясь понять причину всего этого кровавого кошмара. Она спрашивала его не о Лиде, и даже не о себе. Она спрашивала его о разрушенной, искалеченной жизни.
— Почему? — переспросил Виталий с внезапным раздражением. — Конечно, ты жила в тепличных условиях! Ты не знала, откуда берутся деньги! У тебя было все, чего только захочет душа! А деньги, между прочим, нужно зарабатывать! Они не появляются сами собой!
— Не понимаю… — Катя прикрыла глаза, чтобы не видеть этого ненавидящего, безумного взгляда. — Не понимаю, зачем все это… как все это связано… при чем тут деньги…
— Ты никогда ничего не понимала! — прошипел Виталий, вырвал из ее рук письмо адвоката, отбросил его в сторону. Белый листок медленно спланировал на ковер. — Тебе все это было неинтересно! А дела банка шли все хуже… мне пришлось влезть в долги… И тут — так кстати! — это твое наследство… оно могло все исправить…
— Наследство? — удивленно переспросила Катя. — Но почему ты ничего мне не сказал? Если там такие большие деньги, если я могла помочь тебе, неужели…
— Просить? Одалживаться у тебя? — Он рассмеялся сухим, мертвым смехом. — Нет уж, спасибо! Да ты и не дала бы, если бы все узнала… Короче, дело сделано, и нечего говорить о том, что уже прошло. Нам с тобой осталось еще одно дело… мы должны поставить точку…
— Точку? Какую точку? — переспросила Катя дрожащим голосом, хотя она уже понимала, что он имеет в виду.
Она вспомнила мертвую Лиду, свернувшуюся на полу калачиком, как спящий ребенок…
Теперь и ее ждет такая же судьба.
— Ты ведь никому не говорила, куда едешь? — не столько спросил, сколько уточнил Виталий.
Не дожидаясь Катиного ответа, он схватил ее за плечо. «Точно так же, как во сне», — отстраненно подумала Катя.
Она видела всю эту сцену со стороны, как будто ее это все не касалось. Видимо, так ее сознание пыталось защититься от ужаса происходящего. Иначе она просто сошла бы с ума.
Она видела, как Виталий тащит измученную, слабо сопротивляющуюся женщину через комнату — ту самую комнату, в которой только вчера они занимались любовью, — как он выволакивает ее в коридор… ноги у нее подогнулись, она упала, Виталий выругался, рывком поднял и потащил дальше.
Они оказались на кухне, и здесь Виталий сделал что-то странное.
Он усадил Катю на жесткий металлический табурет, а сам распахнул дверцу холодильника.
Катя следила за ним как зачарованная.
Она не пыталась понять его действия, не пыталась их объяснить. Она следила за ними, как зритель следит за захватывающим спектаклем.
Виталий нажал на скрытую внутри холодильника кнопку.
Массивный агрегат неожиданно отъехал в сторону, а на том месте, где он только что стоял, открылся в полу квадратный люк. Вниз, в непроглядную темноту, вела крутая металлическая лестница.
Виталий снова схватил Катю за плечо, рывком поднял на ноги, подтащил ее к люку.
— Ты точно никому не говорила, куда едешь? — повторил он вопрос.
Катя понимала, что от ответа зависит ее жизнь.
Она хотела солгать… но под этим пронизывающим, безжалостным взглядом всякая ложь казалась бесполезной, бессмысленной. Он все равно видит ее насквозь…
