Я нашел свою майку, надел носки. Ноги у меня были в крови. Непонятно, где я мог так порезаться? Может, перепачкался в крови людей, лежавших теперь в коридоре. Один был совсем молодым и смотрел в потолок таким недоумевающим взглядом, что я не выдержал. Вышел и закрыл ему глаза. А потом взял простыню и накрыл обоих. В вагоне были дети, ни к чему им видеть все это. Нехорошо.
Я надел рубашку, куртку, взял дорожную сумку Людмилы, высыпал из нее все вещи, сложил туда оружие, собранное у убитых. Потом полез в куртку Людмилы и забрал деньги. Да, я знаю. Я подонок и ублюдок, укравший деньги у любимой женщины. Мне нет оправдания, я свинья. И если я превратился в зомби, то почему думал об этих деньгах? Если я был такой бесчувственный, то почему полез в ее куртку? Я не должен был так поступать. Я не должен был этого делать.
Но как в таком случае я мог добраться обратно до Москвы? Как в таком случае я мог вернуться на работу? У меня не было денег. Я был зомби, но уже нацеленный на определенный результат. И я взял деньги как оружие, которое мне было нужно для достижения поставленной цели. Я не крал деньги на удовольствия.
Теперь я точно знал, что должен умереть. Что не могу не умереть. Я переступил грань, отделяющую живых людей от живых мертвецов. Я убил слишком много людей, пусть даже преступников и бандитов, чтобы боги могли сохранить мне жизнь. Я обязан был умереть.
Но именно сознание близкой смерти сделало меня таким. Я взял деньги для того, чтобы вернуться домой-. Я даже оставил Людмилу, не став дожидаться, пока за ней придут. Я поднял с пола телефон, отключая его питание. Взял ее сумку и, подумав немного, все-таки наклонился и поцеловал ее в губы.
Если честно признаться, я ее и не любил. Просто в последние часы нас сблизила наша общая беда, и она вдруг стала для меня самым близким человеком. А я должен был ее защитить.
— Уже подъезжаем, — сказал начальник поезда. Я дал ему один пистолет.
— Будешь стоять здесь, — строго сказал я ему, — и никого, кроме милиции, не пускай. Если полезут, начни стрелять. Скажи, тебе разрешил старший лейтенант Никита Шувалов. Ты меня понял? Старший лейтенант Никита Шувалов, — повторил я, чтобы он запомнил мое имя. Громко повторил, чтобы и остальные запомнили.
Теперь я точно знал, чего хочу. Теперь я знал, что мне нужно возвращаться в Москву. Остановить меня уже было нельзя. Меня можно было убить.
И то разорвав на мелкие кусочки, которые тоже будут цеплять горло гадов, устроивших мне такой Судный день. Я поднял сумку и пошел по коридору.
Испуганный начальник поезда и ничего не понимавший проводник смотрели, как я ухожу. Я спрыгнул через минуту, когда поезд уже подходил к какой-то станции. На часах было четыре часа. Начинался вторник. Может, он будет не таким тяжелым, как понедельник? Впрочем, мне уже было все равно.
Глава 37
В кабинете Горохова уже второй час шло совещание. Но это было специфическое, очень закрытое и очень напряженное совещание. Они сидели втроем.
Сам хозяин кабинета, начальник МУРа и подполковник Звягинцев. Больше никому в этом здании Горохов теперь не доверял. Они обсуждали только один вопрос: какие меры следует предпринять, чтобы обезопасить оставшихся сотрудников Звягинцева, раскрыть уже совершенные преступления и выявить подлеца, оказавшегося в группе Звягинцева? Остальные офицеры этой группы сидели в приемной, никуда не отлучаясь. Горохов приказал оцепить приемную и никого из нее не выпускать. Это были самые напряженные часы в его жизни.
— Утром во всех газетах появятся статьи, — объяснял Горохов своим собеседникам, — и мы пока не знаем, в чью пользу. Либо это будут статьи о подлеце Липатове, у которого были огромные счета в зарубежных банках и который через Скрибенко был связан с бандитами и рецидивистами, а покрывал их полковник Горохов. Либо это будут статьи о попытках части руководства ФСБ и МВД, действующей по прямому заказу, подставить руководство Кабинета Министров, чтобы свалить премьера. Может получиться так, что вообще будут напечатаны обе статьи.
А может, и ни одной. Но при любом варианте они уберут Баркова. Мы должны взять его до тех пор, пока кто-то не сообщит им, что мы знаем фамилию человека, отдавшего приказ замести следы в квартире на Усачева. У нас в запасе всего несколько часов.
— Но как ты предлагаешь забрать этого Баркова? Поехать к нему домой? — спрашивал Звягинцев. — Ты же понимаешь, что он сейчас в здании ФСБ и тоже не спит этой ночью. Как мы его оттуда вытащим? Возьмем штурмом здание ФСБ?
— А как вы вытащили оттуда майора Шурыгина? — спросил Краюхин.
— Обманом, — честно сказал Звягинцев, — настоящим примитивным обманом.
Заслуга исключительно принадлежит Никите Шувалову, который и выманил Шурыгина.
— Второй час заседаем, — недовольно проворчал Краюхин, — и ничего определенного. А этот гад сидит в приемной и над нами потешается.
— Может, мы еще раз пленку послушаем, — предложил Горохов, — может, Михалыч найдет какие-нибудь неточности.
— Сначала нужно решить, что делать, — пробормотал Звягинцев, — а если будет самый худший вариант?
— Сколько лет я тебя знаю, а ты все никак не избавишься от этой привычки, — проворчал Горохов, — всегда исходить из худшего.
— А зачем исходить из лучшего? — пожал плечами Звягинцев. — Всегда нужно предполагать худшее, так я и ребят своих учу. Поэтому я и предполагаю, что завтра произойдет самое худшее. Утром станет известно, что ты. Стае, связан с бандитами и взяточниками. А я или садист-убийца, или твой пособник. Ну это уже зависит от их фантазии. Будешь бегать оправдываться? Говорить всем, что не верблюд? Ты видел, как сегодня тебя встретили здесь, рядом с твоим родным местом работы, где было несколько сот вооруженных офицеров. А что будет, когда ты окажешься в другом месте? Тебя убьют и все на тебя же свалят.
— Тогда предлагай варианты, — разозлился Горохов, — или давай возьмем автоматы и пойдем брать штурмом здание ФСБ.
— Надеюсь, вы шутите, — пожал плечами Краюхин, — из-за одного Баркова такой шум. У вас ведь есть доказательства вины Шурыгина. Теперь предъявите вашу записную книжку, изъятую у Липатова.
— Петрашку изъял ее незаконно, — напомнил Звягинцев, — она вполне годится для поисков, но никак не подходит в качестве вещественного доказательства. Мы не можем ее показывать. Иначе наших офицеров сразу обвинят еще и в убийстве Липатова. А там, кроме Петрашку, был еще и Шувалов. Значит, на него все и свалят. А я этого не хочу.
— Тогда выйди и скажи своим людям, чтобы расходились по домам, — окончательно разозлился Горохов, — и пусть их перестреляют поодиночке.
— Я этого не предлагал. Нужно иметь четко выработанный план, а не стихийную концепцию надуманной защиты офицеров. Их не нужно защищать, наоборот, нужно послать их куда-нибудь, чтобы выявить предателя.
— Что ты сказал? — задумчиво переспросил Горохов. — Может, это наш шанс?
— Какой шанс?
— Послать их всех на операцию. А потом проверить, кто и куда позвонит.
— Как ты проверишь?
— Вот это и нужно продумать. Нужно выявить сначала предателя, а потом уже заставить его выманить Баркова из здания ФСБ и арестовать его, привезя сюда, в наше здание. Они же тоже не пойдут на нас штурмом.
— Хорошая идея, — осторожно кивнул Краюхин.
— А как определить, кто из них тот самый сукин сын? — спросил Горохов.
— Ты же, Михаил, своих людей знаешь. Вот ты и решай, как определять. Я же не могу подбегать к каждому и заглядывать в глаза, узнавая, врет он или не врет.
— Может, проверим на детекторе? — предложил вдруг Краюхин. — У нас же есть такой аппарат.
— Пока настроим и начнем проверять, уйдет вся ночь. И потом он не всегда показывает точно. Еще никто не знает, как его правильно настроить. А что, если обвиним невиновного и отпустим виновного? Представляешь, что будет? — спросил Горохов.
— Тогда я не знаю, пожал плечами Краюхин, — может, пойдем на прием к министру?
— А если он тоже с ними? — мрачно спросил Звягинцев.
— Тогда идем к Панкратову.
— Он ничего не решает. И в любом случае все отложит до утра. А мы ждать не можем.
— У меня кружится голова, — признался Горохов, — давайте заканчивать.
Раздался звонок. Это был телефон Панкратова.
— Решили что-нибудь? — спросил генерал.
— Решаем, — честно признался Горохов.
— Мне уже министр позвонил, — сказал в сердцах генерал, — надоела вся эта ваша игра. Заканчивайте поскорее. Неужели так трудно вычислить убийцу? Мы же никого отсюда не выпускали. Убийца здесь, и его можно найти.
— Понимаю. Мы все сделаем, — пообещал Горохов, положив трубку. — Его больше всего волнует убийство Дятлова, — покачал головой он, обращаясь к товарищам, — самое важное для него — это найти убийцу и доложить обо всем министру.
