Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ДОЛГО, СЛИШКОМ ДОЛГО, АМЕРИКА
© Перевод А. Сергеев
Долго, слишком долго, Америка,Путешествуя по дорогам гладким и мирным, ты училась только у радости и процветания,Но теперь, но теперь настала пора учиться у горестей, бороться со страшными бедами и не отступать,И теперь только можно понять и показать миру, каковы твои дети в массе своей(Ибо кто, кроме меня, до сих пор понимал, что являют собой твои дети в массе своей?).
ПРОЩАЛЬНОЕ СЛОВО СОЛДАТУ
© Перевод Б. Слуцкий
Прощай же, солдат,С тобой мы делили суровость походов,Быстрые марши, житье на бивуаках,Жаркие схватки, долгие маневры,Резню кровавых битв, азарт, жестокие грубые забавы,Милые смелым и гордым сердцам, вереницу дней, благодаря тебе и подобным тебеИсполненных войной и воинским духом.Прощай, дорогой товарищ,Твое дело сделано, но я воинственнее тебя,Вдвоем с моей задорной душойМы еще маршируем по неведомым дорогам, через вражеские засады,Через множество поражений и схваток, зачастую сбитые с толку,Все идем и идем, все воюем — на этих страницахИщем слова для битв потяжелее и пожесточе.
КОГДА ВО ДВОРЕ ПЕРЕД ДОМОМ ЦВЕЛА ЭТОЙ ВЕСНОЮ СИРЕНЬ
© Перевод К. Чуковский
IКогда во дворе перед домом цвела этой весною сиреньИ никла большая звезда на западном небе в ночи,Я плакал и всегда буду плакать — всякий раз, как вернется весна.
Каждой новой весной эти трое будут снова со мной!Сирень в цвету, и звезда, что на западе никнет,И мысль о нем, о любимом.
IIО, могучая упала звезда!О тени ночные! О слезная, горькая ночь!О, сгинула большая звезда! О, закрыл ее черный туман!О жестокие руки, что, бессильного, держат меня! — О немощное сердце мое!О шершавая туча, что обволокла мое сердце и не хочет отпустить его на волю.
IIIНа ферме, во дворе, пред старым домом, у забора, беленного известью,Выросла высокая сирень с сердцевидными ярко-зелеными листьями,С мириадами нежных цветков, с сильным запахом, который мне люб,И каждый листок есть чудо; и от этого куста во дворе,С цветками такой нежной окраски, с сердцевидными ярко-зелеными листьями,Я ветку, всю в цвету, отломил.
IVВдали, на пустынном болоте,Притаилась пугливая птица и поет-распевает песню.Дрозд одинокий,Отшельник, в стороне от людских поселений,Поет песню, один-одинешенек, —Песню кровоточащего горла,Песню жизни, куда изливается смерть (ибо хорошо, милый брат, я знаю,Что, если бы тебе не дано было петь, ты, наверное, умер бы).
VПо широкой груди весны, над страною, среди городов,Между изгородей, сквозь вековые чащи, где недавно из-под земли пробивались фиалки — крапинки на серой прошлогодней листве,Проходя по тропинкам, где справа и слева полевая трава, проходя бесконечной травой,Мимо желтых стеблей пшеницы, воскресшей из-под савана в темно-бурых полях,Мимо садов, мимо яблонь, что в розовом и в белом цвету,Неся мертвое тело туда, где оно ляжет в могилу,День и ночь путешествует гроб.
VIГроб проходит по тропинкам и улицам,Через день, через ночь в большой туче, от которой чернеет земля,В великолепии полуразвернутых флагов, среди укутанных в черный креп городов,Среди штатов, что стоят, словно женщины, облаченные в траур;И длинные процессии вьются за ним, и горят светильники ночи,Несчетные факелы среди молчаливого моря лиц и обнаженных голов,И ждет его каждый поселок, и гроб прибывает туда, и всюду угрюмые лица,И панихиды всю ночь напролет, и несется тысячеголосое могучее пение,И плачущие голоса панихид льются дождем вокруг гроба,И тускло освещенные церкви, и содрогающиеся от горя орга́ны, — так совершаешь ты путьС неумолчным перезвоном колоколов погребальных,И здесь, где ты так неспешно проходишь, о гроб,Я даю тебе ветку сирени.
VII(Не только тебе, не тебе одному, —Цветы и зеленые ветки я всем приношу гробам,Ибо свежую, как утро, хотел бы пропеть я песню тебе, о светлая и священная смерть!
Всю тебя букетами роз,О смерть, всю тебя покрываю я розами и ранними лилиями,Но больше всего сиренью, которая цветет раньше всех,Я полной охапкой несу их тебе, чтобы высыпать их на тебя, —На тебя и на все твои гробы, о смерть.)
VIIIО плывущая в западном небе звезда,Теперь я знаю, что таилось в тебе, когда месяц назадЯ шел сквозь молчаливую прозрачную ночь.Когда я видел, что ты хочешь мне что-то сказать, ночь за ночью склоняясь ко мне,Все ниже поникла с небес, как бы спускаясь ко мне (а все прочие звезды глядели на нас),Когда торжественной ночью мы блуждали с тобою (ибо что-то не давало мне спать),Когда ночь приближалась к рассвету и я глядел на край неба, на запад, и увидел, что вся ты в истоме тоски,Когда прохладною прозрачною ночью я стоял на взгорье, обвеваемый бризом,И смотрел, где прошла ты и куда ты ушла в ночной черноте,Когда моя душа, вся в тревоге, в обиде, покатилась вслед за тобою, за печальной звездой,Что канула в ночь и пропала.
IXПой же, пой на болоте,О певец, застенчивый и нежный, я слышу твою песню, твой призыв,Я слышу, я скоро приду, я понимаю тебя,Но я должен помедлить минуту, ибо лучистая звезда задержала меня,Звезда, мой уходящий товарищ, держит и не пускает меня.
XО, как я спою песню для мертвого, кого я любил?И как я спою мою песню для милой широкой души, что ушла?И какие благовония принесу на могилу любимого?
Морские ветры с Востока и Запада,Дующие с Восточного моря и с Западного, покуда не встретятся в прериях, —Эти ветры — дыхание песни моей,Их благовоние я принесу на могилу любимого.
XIО, что я повешу на стенах его храмины?Чем украшу я мавзолей, где погребен мой любимый?Картинами ранней весны, и домов, и ферм,Закатным вечером Четвертого месяца, серым дымом, светозарным и ярким,Потоками желтого золота великолепного, лениво заходящего солнца,Свежей сладкой травой под ногами, бледно-зелеными листьями щедрых дерев,Текучей глазурью реки — ее грудью, кое-где исцарапанной набегающим ветром,Грядою холмов на речных берегах с пятнами теней и с большим изобилием линий на фоне небес,И чтобы тут же, поблизости, — город с грудой домов, со множеством труб дымовых,И чтобы бурлила в нем жизнь, и были бы мастерские, и рабочие шли бы с работы домой.
XIIВот тело и душа — моя страна,Мой Манхаттан, шпили домов, искристые и торопливые воды, корабли,Разнообразная широкая земля, Юг и Север в сиянии, берега Огайо, и сверкающая, как пламя, Миссури,И бесконечные вечные прерии, покрытые травой и маисом.
Вот самое отличное солнце, такое спокойное, гордое,Вот лилово-красное утро с еле ощутимыми бризами,Безграничное сияние, мягкое, постепенно растущее,Чудо, разлитое повсюду, омывающее всех, завершительный полдень,Сладостный близкий вечер, желанная ночь и звезды,Что сияют над моими городами, обнимая человека и землю.
XIIIПой же, пой, серо-бурая птица,Пой из пустынных болот, лей песню с укромных кустов,Бесконечную песню из сумерек лей, оттуда, где ельник и кедр.
Пой, мой любимейший брат, щебечи свою свирельную песню,Человеческую громкую песню, звучащую безмерной тоской.О звенящий, и свободный, и нежный!О дикий, освобождающий душу мою, о чудотворный певец,Я слушаю тебя одного, но звезда еще держит меня (и все же она скоро уйдет),Но сирень с властительным запахом держит меня.
XIVПока я сидел среди дня и смотрел пред собою,Смотрел в светлый вечереющий день с его весенними нивами, с фермами, готовящими свой урожай,В широком безотчетном пейзаже страны моей, с лесами, с озерами,В этой воздушной неземной красоте (после буйных ветров и шквалов),Под аркою неба предвечерней поры, которая так скоро проходит, с голосами детей и женщин,Я видел неугомонные приливы-отливы морей, я видел корабли под парусами,И близилось богатое лето, и все поля были в хлопотливой работе,И бесчисленны были людские дома, и в каждом доме была своя жизнь,И вскипала кипучесть улиц, и замкнуты были в себе города, — и вот в это самое время,Обрушившись на всех и на все, окутав и меня своей тенью,Надвинулась туча, длинный и черный плащ,И мне открылась смерть и священная сущность ее.
И это знание сущности смерти шагает теперь рядом со мною с одной стороны,И эта мысль о смерти шагает рядом с другой стороны,И я — посредине, как гуляют с друзьями, взяв за руки их, как друзей,Я бегу к бессловесной, таящейся, все принимающей ночи,Вниз, к морским берегам, по тропинке у болота во мраке,К темным торжественным кедрам и к молчаливым елям, зловещим, как призраки.И певец, такой робкий со всеми, не отвергает меня,Серо-бурая птица принимает нас, трех друзей,И поет славословие смерти, песню о том, кто мне до́рог.Из глубоких, неприступных тайников,От ароматных кедров и елей, таких молчаливых, зловещих, как призраки,Несется радостное пение птицы.И чарующая песня восхищает меня,Когда я держу, словно за руки, обоих ночных товарищей,И голос моей души поет заодно с этой птицей.
Ты, милая, ты, ласковая смерть,Струясь вокруг меня, ты, ясная, приходишь, приходишьДнем и ночью, к каждому, ко всем!Раньше или позже, нежная смерть!
Слава бездонной ВселеннойЗа жизнь и радость, за любопытные вещи и знанияИ за любовь, за сладкую любовь, — но слава ей, слава, славаЗа верные и хваткие, за холодящие объятия смерти.
Темная мать! Ты всегда скользишь неподалеку тихими и мягкими шагами,Пел ли тебе кто-нибудь песню самого сердечного привета?Эту песню пою тебе я, я прославляю тебя выше всех,Чтобы ты, когда наступит мой час, шла твердым и уверенным шагом.
Могучая спасительница, ближе!Всех, кого ты унесла, я пою, радостно пою мертвецов,У тонувших в любовном твоем океане,Омытых потоком твоего блаженства, о смерть!
От меня тебе серенады веселья,Пусть танцами отпразднуют тебя, пусть нарядятся, пируют,Тебе подобают открытые дали, высокое небо,И жизнь, и поля, и громадная многодумная ночь.
Тихая ночь под обильными звездами,Берег океана и волны — я знаю их хриплый голос,И душа, обращенная к тебе, о просторная смерть под густым покрывалом,И тело, льнущее к тебе благодарно.
Над вершинами деревьев я возношу мою песню к тебе,Над волнами, встающими и падающими, над мириадами полей и широкими прериями,Над городами, густо набитыми людом, над кишащими людом дорогами, верфямиЯ шлю тебе эту веселую песню, радуйся, радуйся, о смерть!
XVВ один голос с моей душойГромко, в полную силу пела серо-бурая птица,Чистыми и четкими звуками широко наполняя ночь.Громко в елях и сумрачных кедрах,Звонко в сырости и в благоуханье болот,И я с моими товарищами там, среди ночи.
С глаз моих спала повязка, чтобы могли мне открытьсяБесконечные вереницы видений.
И забрезжили передо мною войска,И, словно в беззвучных снах, я увидел боевые знамена,Сотни знамен, проносимых сквозь дымы боев, пробитых картечью и пулями,Они метались туда и сюда, сквозь дымы боев, рваные, залитые кровью,И под конец только два-три обрывка остались на древках (и всё в тишине),Вот и древки разбиты, расщеплены.И я увидел мириады убитых на кровавых полях,Я увидел белые скелеты юношей,Я увидел, как трупы громоздятся над грудами трупов,Но я увидел, что они были совсем не такие, как мы о них думали,Они были совершенно спокойны, они не страдали,Живые оставались и страдали, мать страдала,И жена, и ребенок, и тоскующий товарищ страдали,И бойцы, что оставались, страдали.
XVIПроходя мимо этих видений, проходя мимо ночи,Проходя один, уже не держа моих товарищей за руку,Проходя мимо песни, что пела отшельница-птица в один голос с моей душою, —Победная песня, преодолевшая смерть, но многозвучная, всегда переменчивая,Рыдальная, тоскливая песня, с такими чистыми трелями, она вставала и падала, она заливала своими потоками ночь,Она то замирала от горя, то будто грозила, то снова взрывалась счастьем,Она покрывала землю и наполняла собой небеса —И когда я услышал в ночи из далеких болот этот могучий псалом,Проходя, я расстался с тобой, о сирень с сердцевидными листьями,Расцветай во дворе у дверей с каждой новой и новой весной.
От моей песни я ради тебя оторвалсяИ уже не гляжу на тебя, не гляжу на запад для беседы с тобою,О лучистый товарищ с серебряным ликом в ночи.
И все же сохраню навсегда каждую, каждую ценность, добытую мной этой ночью, —Песню, изумительную песню, пропетую серо-бурою птицей,И ту песню, что пропела душа моя, отзываясь на нее, словно эхо,И никнущую яркую звезду с полным страданья лицом,И тех, что, держа меня за руки, шли вместе со мною на призыв этой птицы,Мои товарищи и я посредине, я их никогда не забуду ради мертвого, кого я любил,Ради сладчайшей и мудрейшей души всех моих дней и стран, — ради него, моего дорогого.Сирень, и звезда, и птица сплелись с песней моей душиТам, среди елей душистых и сумрачных, темных кедров.
О КАПИТАН, МОЙ КАПИТАН!
- Мы рождены для вдохновенья… Поэзия золотого века - Федор Николаевич Глинка - Поэзия
- Собрание сочинений. Том 1 - Константин Симонов - Поэзия
- Том 2. Стихотворения и поэмы 1891-1931 - Максимилиан Волошин - Поэзия
- Продрогшие созвездия - Анатолий Бергер - Поэзия
- Избранные стихотворения - Уистан Хью Оден - Поэзия
- Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 4. Стихотворения. Поэмы (1918–1921) - Николай Степанович Гумилев - Поэзия
- Разрыв-трава - София Парнок - Поэзия
- Старая тема - Андрей Коровёнков - Поэзия
- В ожидании музыки - Юрий и Аркадий Видинеевы - Поэзия
- Вечный день - Георг Гейм - Поэзия