– Я.
Доктор почесал кончик носа.
– Видите ли… – он замялся, не зная, как обращаться к Тине.
– Профессор… – подсказал ему нарочно Барашков. Тина подняла на него возмущенные глаза.
– Видите ли, профессор, – уже увереннее сказал незнакомый врач, – у больного была очень значительная кровопотеря. И это количество жидкости только ее замещает.
– Он у вас выделяет очень мало, – ткнула Тина в листок дужкой от очков. – Аркадий, смотри сам! Мозг сдавлен жидкостью, поэтому сознания и нет. Дай посмотреть компьютерную томограмму.
– Ты думаешь, ее уже сделали? – спросил Аркадий и повернулся к коллеге.
– Не удалось, – развел тот руками. – Днем я был на операции, некому было больного везти.
Тина шумно выдохнула, обхватила ладонями обе щеки.
– Аркадий, – сказала она, – ты уверен, что не пропустил черепно-мозговую травму и очаг контузии?
Незнакомый врач только хмыкнул и отошел в сторонку.
– Ты думаешь, что все еще находишься в своем отделении? – раздраженно ответил Барашков. – В том самом, в котором мы отработали столько лет? Сейчас все по-другому. Это тогда мы могли рассуждать, как хотели. Сейчас у нас есть обязательное медицинское страхование. И если раньше мы сами решали, что нам делать с больным, теперь у нас в компьютере имеются инструкции на все случаи жизни, которые мы обязаны неукоснительно выполнять. – Барашков подошел к другому столу, сел и постучал по клавишам открытого ноутбука. Угол рта у него мелко дергался. – Пожалуйста. Черепно-мозговая травма. Все виды исследований. В порядке очереди. Какая у нас очередь? – спросил он у коллеги.
– Я туда еще не звонил, но думаю, запишут на послезавтра.
– На послезавтра. Это хорошо, что не на следующую неделю.
– Послезавтра может быть уже поздно, – тихо проговорила Тина.
– Черт его принес сюда из этой Америки, – отозвался Аркадий. В палату заглянула постовая сестра и утянула куда-то незнакомого доктора за рукав.
– «Нас двое у постели больного, – тихо процитировала Тина, – болезнь и врач…»
– Нас трое, – процедил Барашков. – Ты еще меня забыла. Только вот и я здесь ни черта сделать не могу. Похоже, в мозге все-таки развиваются необратимые изменения. Иначе ничем не объяснишь отсутствие сознания.
Тина так и сидела за столом, подперев щеки ладонями. Но вот она сделала такое движение, будто наконец проглотила что-то противное, но необходимое.
– Аркадий, раньше у нас никакой компьютерной томографии и в помине не было. Но мы же вытаскивали больных? Давай-ка для начала все-таки сведи к минимуму ток жидкости в капельнице и введи мочегонное. Нормально так введи. Не до судорог, конечно, но чтобы он выделил полную бутылочку.
Аркадий взглянул на нее:
– Я буду должен записать это в истории болезни. Страховая компания меня сожрет. В инструкции четко записано – постоянное вливание…
Тина побелела:
– Тебе компания важнее или Ашот? Делай, что говорю.
Аркадий ввел мочегонное в трубку капельницы и до минимума подкрутил ее вентиль выше места введения. Подошел и сел рядом с Тиной. – Знаешь, какая теперь собачья работа? Одни инструкции. И только попробуй, не соблюди. Зароют.
– Кто?
– Кто-кто… Все! Контролирующие органы от тех же страховых компаний, родственники, да и сами больные. Теперь жалобы в прокуратуру не пишет только тот, кому сильно лень.
Тина помолчала.
– А зачем ты меня назвал профессором?
– А иначе ты права бы не имела здесь находиться. Кстати, надень халат.
– А как профессор я такое право имею?
– Имеешь. Я же тебя пригласил. Кстати, я имею теперь право на правах родственника приглашать кого угодно. Хоть попа, хоть папу римского. Видишь, тут по всем углам иконы понаставлены?
– Вижу, – сказала Тина. – А пыль за этими иконами у вас начальственные органы не проверяют?
– Эта пыль вреда принести не может, – сказал Аркадий. – Она божественная.
– Ну-ну.
Оба они встали и подошли к Ашоту. Тина взяла его за руку.
– А рука не холодная. Прохладная только. – Она стала считать пульс.
– Что ты считаешь? Вон, монитор все высвечивает… – кивнул Аркадий.
– Мне так привычнее. – Она села на край постели Ашота и стала гладить его руку повыше запястья, как делала раньше, когда работала. – Знаешь, ты предупреди своего врача, что я тут останусь на всю ночь, и поезжай домой. Поспи хоть немного до завтра. Если что – я тебе позвоню.
– Справишься?
– Какие наши годы. Только дверь к нам в палату закрой, чтоб никто не глазел. А то тебе еще влетит.
– Да никто сюда не полезет. У доктора моего полно других проблем. Он даже рад, что ты здесь побудешь. Кстати, там, внизу, сейчас проходит банкет по случаю Восьмого марта. Я думаю, ему там приятнее, чем здесь. А больше никому наш Ашот не интересен.
– Ну и хорошо. Я сделаю все, что нужно. Привет супруге.
Барашков ушел. Тина посмотрела на часы – ровно девять. Нужно ждать примерно час, чтобы вытекшая из мочевого пузыря жидкость хоть чуть-чуть освободила мозг.
– Миленький мой! – Она вглядывалась в перебинтованное лицо и не узнавала. А может быть, она уже просто забыла, как выглядел раньше Ашот? Нет, не забыла. Просто никогда не было в его чертах этой смертельной неподвижности. Живой, как ртуть, подвижный, как ручеек, – она помнила его смеющимся, усталым, довольным, растерзанным, но никогда неподвижным.
Она повторила:
– Миленький мой! – и снова перевела взгляд на часы. Одна минута прошла. Нет, она должна успокоиться и ждать. И попутно соображать, что следует делать, если он через час, два или под утро все-таки в сознание не придет.
* * *
Ашот сидел с Надей у старого мексиканца, и она держала его за руку повыше запястья. Он говорил ей, что хочет уехать в Москву.
Всю осень он звал ее поехать вместе с ним. Хотя бы на пару недель. Просил показать ему Питер.
– Поезжай один! Я не поеду. Мне очень некогда, я должна работать. Родители встретят тебя и все тебе покажут. Они будут рады тебя принять. Расскажешь им о моем житье-бытье. Только не говори, какая у меня плохая комната, а то они расстроятся. Скажи, все нормально. Работаю. Скоро буду полноценным врачом даже по американским меркам.
– Тебе тоже нужно отдохнуть, – не унимался Ашот. Почему-то ему хотелось вырвать Надю из этого жаркого американского климата, из этой больницы, оторвать ее от этого безумного – ее мужа. Хотелось вернуть ее назад – к любящим родителям, которые без нее стали быстро стареть, к набережной Обводного канала, к пронзительным чайкам. Ей были просто необходимы нормальный сон и нормальная еда. С каждым днем, Ашот это с ужасом замечал, бледнело, несмотря на солнце, Надино лицо.
Вот прошел оранжево-фиолетовый Хэллоуин, пролетело зеленое Рождество. Билет для Ашота в Москву уже был заказан, документы приготовлены. Вылет был из Нью-Йорка.
