уже достаточно много в первой когорте.
Все, победа. Клавдия тяжело вздыхает, показывает глазами дочери на выход. Женщины встают, сдержанно прощаются. Жена Галерия тоже находит уважительный повод уйти. Дальше пир пойдет исключительно в мужской компании. Которая с каким-то странным выражением лиц разглядывает меня. Редко когда религиозные вопросы становятся столь сильным аргументом в споре с римскими женщинами. Это очень непривычно.
Неловкую ситуацию разряжает неожиданное появление в зале Гая Руфа Тиллиуса.
* * *
— Аве, префект Галерий! Аве, префект Пилат! Приветствую всех, сидящих за столом, да пребудут ваши дни долгими, а еда на вашем столе изобильной!
— Гай, дружище, какими судьбами? — радостно бросаюсь я обнимать толстяка, заметно похудевшего за то время, пока мы не виделись. Лицо его сильно загорело и обветрилось, но глаза задорно блестят, и вообще весь вид римлянина стал каким-то более здоровым.
— Не зря я спешил, надеясь застать вас в Александриии! — смеется фрументарий, обнимая меня в ответ — Все-таки успел!
Пока я знакомлю Тиллиуса с Сенекой, Пилат в нетерпении приподнимается с ложа.
— Гай, не томи, порадуй же нас хорошими вестями из Кесарии!
— Префект, новости у меня для тебя не просто хорошие, а превосходные! Мы с Мароном нашли лагерь зилотов в горах и уничтожили его. Иудея очищена от этой скверны! — с пафосом произносит Тиллиус.
Ну… заявление, конечно, сомнительное — сикариев и зилотов в Иудее одной удачной операцией точно не искоренить. Причин их появления слишком много, а истоки явления слишком глубоки, чтобы уничтожить всех одним махом. Вылезут они еще, обязательно вылезут, и на место убитых придут новые озлобленные иудеи. Наступившее затишье вряд ли будет долгим. Но не портить же сейчас фрументарию настроение — пусть человек наслаждается своим заслуженным триумфом.
— А купцов, поставлявших им оружие, нашли?
— Да, Марк, схватили этих негодяев! Как ты и предлагал, мы сделали вид, что не знаем о сыне Елеазара. Сначала на невольничьем рынке появились их подручные, а потом и сама крупная рыба попалась на крючок.
— И кто они?
— Купцов было двое, но действовали они сообща — один из них грек из Македонии, другой сириец из Эфеса. В пригороде Кесарии у них был схрон, где мы нашли много копий, мечей и луков, готовых к отправке в горы.
— Мерзавцы! — стукнул кулаком по столу обозленный Пилат — торговали оружием прямо под нашим носом!
Ага… а, раньше никому не приходило в голову, откуда у зилотов берется оружие? Нужно было обязательно дождаться того момента, пока в Иерусалиме по римлянам уже из гастрафета начали стрелять. Увидев усмешку на моем лице, Тиллиус виновато отводит глаза. Ну, да… вот именно этот фрументарий и должен был в первую очередь отследить, как к зилотам попадает оружие. Проворонил…
— И чем же все закончилось? — нетерпеливо подгоняет его Сенека.
— После проведенного дознания легат Марон приказал всех виновных развесить на крестах вдоль дороги в Иерусалим. Шуму в городе было…! — довольно улыбается Тиллиус — зато греки попритихли. Купцы-то эти были уважаемыми людьми в Кесарии, сначала даже никто не понял, за что их схватили.
— Все не живется им спокойно — проворчал Пилат — мало они в Иудее зарабатывают на караванах со специями и шелком!
— Торгаши, что ты хочешь… — вступил в разговор Галерий — надо бы и нам заняться торговцами оружием, кто-то же снабжает им буколов?
Я приглашаю фрументария за стол, безмолвный раб уже стоит наготове с полотенцем и чашей воды, в которой плавают лепестки роз. Пока Тиллиус моет руки, другой раб наливает ему вино в кубок, еще один ставит перед ним расписное глиняное блюдо и тенью застывает за спиной в ожидании его приказаний.
Нет, никогда не привыкнуть мне к римской манере вести важные разговоры в присутствии рабов. Префект собрался заняться торговцами оружием в Александрии? Так нахрена об этом говорить при посторонних?! Неужели не понятно, что уже завтра об этом будут знать все, кому надо и не надо? С таким же успехом можно об этом и на городской площади во всеуслышание объявить. Рабов они считают за говорящую мебель, а потом сами долго удивляются, что их дворцы и дома наводнены шпионами. Да, здесь и шпионить не нужно — вы сами при них все свои секреты выбалтываете. Удивительная беспечность…
После увлекательного рассказа фрументария о том, как они с легатом Мароном лично отправились во главе когорты в поселение ессеев, и неподалеку в горах нашли таки лагерь с остатками прятавшихся там зилотов, у меня оставался только один важный вопрос:
— Ессеи-то, надеюсь, никак не пострадали?
— Нет! Как и обещали Аврааму, мы сделали вид, что не знакомы, ни с ним, ни с его людьми.
— Молодцы. Доверие ессеев к римлянам — это важно. А мы, кстати, с Луцием сегодня в селении их собратьев — терапевтов побывали. Матфей тут у нас умудрился с местными жрецами поссориться — теперь со сломанной рукой у лекаря отлеживается.
Тиллиус хлопает себя по лбу.
— Марк, я же не сказал тебе самого главного! Со мной на корабле прибыли Иаков с Андреем!
— Ну, что ж ты молчал?! — вскакиваю я из-за стола — А где они?
— Отправились ночевать к друзьям в еврейский квартал, завтра с утра обещали прийти во дворец.
А вот это уже действительно отличная новость!!!
* * *
Утром я едва дождался, когда в воротах дворца покажутся две фигуры в скромных поношенных хитонах. Умывшись и проведя службу для легионеров, я уже собрался идти встречать апостолов, как меня перехватил посланник от Пилата — префект приглашал на ипподром, посмотреть на первых римских «рыцарей». Я уже и забыл о стременах, которые «подарил» Понтию и легату Марону, но не таков был наместник Иудеи, чтобы спустить это важное дело на тормозах.
— Братья…!
Мы обнимаемся с апостолами под ошалелыми взглядами легионеров 3-го Киренаикского. Они уже знают, кто я, знают о легионерах-христианах 6-го Железного, в курсе и наших приключений в Мемфисе. Но зачем я обнимаюсь с какими-то нищими иудеями — для них загадка. А уж когда с ними начинает обниматься подошедший к нам примипил Лонгин… тут уже у
