Но цели у этого общества были те же, что и у Самоусовершенствователей: излечить рабочих от нелепой привычки вечно думать о повышении заработной платы. Мистер Найф и многие другие набожные предприниматели участвовали в обеих организациях, рассматривая это как своего рода моральное и финансовое страхование от огня.
Работа с мистером Уильямом Найфом была сопряжена только с одним весьма неприятным обстоятельством: от его бесконечных рассуждений о вреде алкоголя у доктора Плениша разыгрывалась невероятная жажда, и вечером, вернувшись в свой пансион, он поглощал такое количество виски с содовой, что приходилось опасаться, как бы этот режим благочестивого усердия не довел его до белой горячки. А Пиони, отнюдь не сторонница воздержания и строгости, была всегда готова составить ему компанию.
Однажды субботним вечером они сидели в кафе Пита в Манхэттене, споласкивая космическую пыль трудовой недели, и вдруг перед ними предстал Хэтч Хьюи*, тот тощий, долговязый тип, который в адельбертские дни пришпоривал воображение юного Гида Плениша и сбивал с него спесь.
Сейчас, в сорок лет, он уже не был тощим; на макушке у него просвечивала лысина, и лицо порядком постарело. Он мимоходом глянул на доктора Плениша, не узнал его и проследовал к стойке. Только что он с привычной ловкостью опрокинул порцию неразбавленного, как доктор ткнул его в плечо и шепнул:
— Хэтч! Гид Плениш!
Хэтч сидел за их столиком и во все глаза смотрел на Пиони.
— Ну как, одобряете жену старого друга? — смеясь, спросила она.
Хэтч важно кивнул, потом повернулся к доктору Пленишу и важно произнес:
— Славная женщина.
Доктор Плениш осведомился:
— Ты что, теперь, вероятно, издатель журнала, или вашингтонский корреспондент, или редактор воскресного выпуска? Я ведь всегда считал тебя самым талантливым на нашем курсе.
— А я всегда разделял твое мнение, но вот Нью — Йорк моих талантов не признал. Да, я всего лишь рядовой репортер в «Геральд тайме». Больше по части политики и рабочего движения. А ты? Я ведь ничего не слыхал о тебе с тех пор, как мы кончили.
— Вот как? — Пиони была возмущена. — Доктор не более, не менее, как совершил переворот в сельском образовании Среднего Запада, и положил начало цивилизации Гренландии, и был деканом колледжа, и мог быть ректором десятка других колледжей, но не захотел. Не более не менее.
Хэтч изумился:
— Ах ты черт. Гид, до чего ж она в тебя верит! Я даже не знал, что на свете еще водятся подобные женщины. Где ты ее нашел? Нет ли там еще таких?
— Нет. Бог как отлил ее, так сейчас же и разбил форму! — Доктор Плениш посмотрел на Пиони, словно, к собственному удивлению, сам поверил в это. Хэтч вздохнул, и доктор вдруг понял, что у Хэтча сварливая, неуютная жена.
Доктор дал Хэтчу несколько более скромный отчет о своих достижениях, не сочтя, впрочем, нужным упоминать о том, что из Хескетовского института его выгнали, а его совместная деятельность с капитаном Гисхорном и с мистером Уильямом Г. Найфом отличалась от разбоя на большой дороге главным образом тем, что была менее плодотворной. Он говорил тоном человека, настолько не уверенного в себе, что Хэтч воскликнул, обращаясь к Пиони:
— Видно, ваш муженек научился не слишком серьезно относиться к искусству делать карьеру и вмешиваться в чужие дела.
— Но я хочу, чтобы он относился к этому серьезно! — взъярилась Пиони. — Если бы вы только знали, что ему однажды сказал полковник Чарльз Б. Мардук!
Но так как полковник Мардук никогда не говорил ему ничего, кроме «Ах, вы из Чикаго? Хороший город», ей не пришлось развить эту тему, и она замолчала с чувством, искони составляющим привилегию жен, — чувством неприязни к дореформенным товарищам мужа.
— Ну, я очень рад, что мы встретились, — сказал Хэтч. — Надо будет теперь встречаться почаще.
Но так как это был Нью-Йорк, они не встречались еще четыре года.
В разговоре о разных компаниях Хэтч упомянул последнюю просветительскую аферу в городе — «Бюро Современных Знаний», которое торговало новой энциклопедией, которая… нет, нет, бюро ничем не торговало. Оно просто содействовало распространению культуры.
Была создана обычного типа организация с правлением, составленным из любителей рекламы, куда вошли благомыслящий доктор Кристиан Стерн, профессор Джордж Райот и ученый доктор Элмер Гентри. Приятно отметить, что эти лица не обременялись никакими обязанностями, кроме разрешения украсить своими именами список, гарантирующий солидность учреждения, за что каждому уплачивалось пятьдесят долларов.
В качестве возможных подписчиков бюро Джордж Райот назвал все имена, значившиеся в Списке Карасей № ХМ27Е, индекс Просвещение-Благотворительность. Бюро обратилось к каждому из них с письмом, извещавшим, что известный профессор Райот выдвинул его кандидатуру, и это, естественно, привело к единогласному избранию его в качестве привилегированного члена-учредителя Бюро Современных Знаний (ежегодный взнос 8 15.00, при уплате в течение одного месяца — скидка 5 %), «что дает вам право на получение красиво оформленного для окантовки членского диплома, нашего собственного общеобразовательного журнала, регулярных и поучительных писем на ведомственных бланках, а также право на СОВЕРШЕННО БЕСПЛАТНОЕ получение по мере выхода отдельных томов огромнейшей, от А до Z, НОВОЙ ВСЕМИРНОЙ ЭНЦИКЛОПЕДИИ СОВРЕМЕННЫХ ЗНАНИЙ, первой Энциклопедии по ФИЛОЛОГИИ, БИОЛОГИИ, АГРОНОМИИ, ПЕДАГОГИКЕ и КОММЕРЦИИ, составленной крупнейшими в мире специалистами НА НОВЫХ НАУЧНЫХ ОСНОВАХ — роскошно иллюстрированного справочника, представляющего событие в издательской практике».
Подготовка этой энциклопедии являлась не таким уж трудным делом, как можно было предположить. С десяток диверсантов умственного труда, обосновавшись в обшарпанном древнем строении на 23-й улице, на антресолях, где некогда процветало мирное производство штанов, просматривали комплекты старых энциклопедий, списывали, сокращали, резали, клеили и обильно уснащали всю эту стряпню фотоиллюстрациями, приобретенными оптом, пачками по сто штук.
Некоторые статьи заказывались на стороне, и тут открывались перспективы для доктора I идеона Плениша и еще целого роя захудалых деятелей просвещения. (Ведь новые здания для колледжей стоят больших денег, и нельзя требовать, чтобы администрация все ухлопывала на жалованье преподавателям.)
Услыхав от Хэтча об этой культурной авантюре, доктор Плениш немедленно послал за проспектом бюро, с радостью увидел на первом месте имя Джорджа Райота и добился, что Джордж рекомендовал его «финансовому секретарю» бюро, который был также его единственным владельцем, — симпатичному джентльмену, окончившему одну из лучших начальных школ в Джерси — Сити. У него доктору Пленишу удалось получить кое-какую сдельную работенку. Она оплачивалась не бог весть как, но все же пополнила бюджет Пленишей, не мешая основной работе над мемуарами Найфа, тем более, что все статьи писала Пиони, а доктор только ставил свою подпись.
Итак, их благополучие восстановилось. Они привезли из Чикаго всю свою обстановку, чиппендэйлевский шкафчик, и ковер, и холодильник, и сняли в Маунт — Верноне домик, значительно менее удобный, чем кинникиникский коттедж, откуда они некогда отправились в поход за славой и могуществом.
Кэрри была довольна и целыми днями резвилась в саду, но Пиони жаловалась, что, живя в предместье, они видят не больше «интересных людей», чем в Кинникинике, и когда мистер Г. Сандерсон Сандерсон-Смит пригласил доктора в свой Гракон, помещавшийся в Вашингтоне, она развила бешеную энергию.
— Гид, я тебя умоляю! — кричала Пиони. — Вашингтон! Мы будем встречаться с сенаторами, с генералами, с самим президентом, и, может быть, в результате ты наконец попадешь в политику. Ги-и-и-д! Разве ты совсем забыл наш план о том, чтобы тебе сделаться сенатором США?
Но доктор Плениш чувствовал, что ему уж очень не по душе шайка Сандерсон-Смита. Хотя в списке директоров Гракона значились члены конгресса, и владельцы газет, и знаменитые адвокаты, и одна писательница, и одна деятельница ДАР,[94] все же это была самая настоящая антипрофсоюзная клика, почти не скрывавшая своих истинных целен. Он нервничал:
— Я знаю, что среди рабочих-организаторов попадаются мерзавцы, но все-таки я привык стоять за Права Рядового Гражданина, права фермеров и фабричных рабочих.
— Ох, пожалуйста, не читай мне лекцию номер двадцать восемь! — перебила его жена с несвойственной ей резкостью. — А может, ты как раз больше пользы принесешь, если вступишь в эту Гражданскую Конференцию и научишь их там лучше относиться к меньшим — братьям. И затем, я что-то не видела, чтобы какой-нибудь профсоюзный организатор очень беспокоился о том, что нам нужен новый радиоприемник или башмачки для Кэрри!
