Пока меня не было, мои драгоценные питомцы решили, что раз хозяйка не съела – значит и не хочет, так что они не могут позволить пропасть добру.
Блюдце из-под варенья уже стояло на полу, и Вафля стоящая на четвереньках занималась тем, что старательно его вылизывала всеми тремя языками сразу, стремясь расправиться с каждой молекулой варенья на белом фарфоре. Это было видимо что-то вроде спасительной помощи дорогой хозяйке в духе: “мы съедим за тебя все твое сладкое, скажи спасибо, ведь твоя попа останется прежнего размера”.
Оладьи постигла иная участь. Кто-то… Я подозревала шиноллу, потому что до сей поры Вафля не проявляла себя как будущий Скрудж Макдак. В общем шинолла оказалась запасливой особой. Она решила, что этой аппетитно пахнущей еды слишком много, и съедать её за раз – слишком жирно, нужно подумать о будущем. Именно поэтому, оладьи были аккуратно развешаны на многочисленных рожках люстры, на декоративной веточке сухого дерева, торчащей в вазе и на загадочных тонких, белоснежных, ветвистых рогах висящих на стене над кроватью. Сохли. Как грибочки.
Позаботившись таким образом о хозяйкиной сытой жизни на ближайшие пару сезонов с чувством выполненного долга шинолла забралась к Вафле на спину и заслуженно лакала кофе.
На спине у Вафли!
– Быстро же вы спелись, дамы, – озвучила я, застукав “дам” на месте преступления. Нужно сказать, в умных глазках обеих в эту секунду отразилось что-то вроде тени совести, но на этом знакомство с этим дивным чувством и закончилось. А вот инстинкт самосохранения сработал прекрасно. Паршивки бросились в разные стороны, исходя из мысли, что за обеими я не погонюсь, а поодиночке – наказывать не стану.
Я нашла взглядом саламандру. Вот уж кто вел себя как надо. Сидела себе моя прелесть в террариуме на горящей веточке и жевало уголек. Трещинки на спинке красиво алели.
– Вот ты у меня молодец, – вздохнула я. Саламандра самодостаточно моргнула, мол, да – так точно, а что, были какие-то сомнения?
Сомнений в ней не было.
А вот в компетенции одной хвостатой морды – были.
– Три-и-иш!
К моему удивлению, дворецкий откликнулся не сразу. Более того – мне пришлось даже войти в его комнатку, обнаружить его спящим. Спящим в кресле! В то время как я оставила его приглядывать за живностью. Спал он настолько крепко, что мне даже пришлось потрясти за покатое крысиное плечико. Сильно так потрясти.
– М-м-миледи? – голос моего крысюка звучал полупьяно. Совершенно из ряда вон. Мой, образцовый дворецкий и… Нетрезвый?
Но на меня он лупал глазками совершенно осоловело. И двигался как-то вяло. Будто не торопясь проспаться.
– Триш! – я встряхнула крысюка сильнее. Вот только и это не помогло.
– Вот пришла тут, топает, и трясет и трясет, – неожиданно тявкнуло мне из под кровати, – тоже мне – ведьма. Не знает, что после зелья сон-сон скоро не очухаешься.
– После чего?
Я наклонилась и заглянула под кресло. Блин. Только и увидела, что быструю тень и длинный хвост с зазубринами метнувшиеся под кровать.
Это он что, рассчитывает, что я его по всему номеру гонять буду, пока не найду?
– А ну-ка вылазь, – топнула ногой, – если ты из гостиничной обслуги, то я тебе сейчас хвост оторву. Нельзя же так пугать.
– Не из обслуги я, – пискнуло из под кровати, – а ты бить не будешь?
– Не буду.
– И уши дергать?
– И уши.
– И хвост?
– И хвост, и руки, и ноги, и пальцы и прочие части тела, – я наскоро перечислила все пришедшие голову вариации, – вылазь, говорю! А то я найду веник и…
– Вылажу, вылажу, – сконфуженно буркнуло из под кровати и выполз оттуда… Мой вчерашний гремлин. Ну, тот прожорливый ушастый малек, которого я у городского архива пирожками прикармливала. Чувствовал он себя неуютно, мялся, грыз ногти и вообще с тоской поглядывал на покрывало, за которым было так удобно прятаться, но все же не уползал. Видимо, боялся веника.
– Здрасьте, – сподобился поздороваться.
– Здрасьте, здрасьте, – кивнула я, – и чего вы тут забыли, сударь?
– Так энто… – ушастый немного замялся, – ты меня кормила. Я теперь тебе помочь должен. Вот.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– И все?
– Все! – глаза крылатой чуди были такие большие и честные, что я ему не поверила.
– Ну, лады, рассказывай, – кивнула, – что за зелье сон-сон и при чем тут мой дворецкий.
– Так напоили его им, – чудь мотнула носом, указывая на пустую чашку стоящую на столе, – под самую завязочку накачали. Чо не чуешь сон-траву? Тоже мне, ведьма!
– Хамить необязательно, – заметила я, подавляя желание ответить чуду подзатыльник, – а зачем Триша поили этим зельем?
– Ну а как бы они твой номер обыскали пока он не спит? – удивился гремлин, глядя на меня как на дурочку, – или чо, не видишь, что у тебя тут все перерыто?
Я…
Вообще-то видела.
Но до этого момента списывала бардак в номере на вольные художества беспризорных питомцев.
А вот теперь…
А теперь действительно… Уж больно аккуратный тут царил хаос. Вещи не уронены, а передвинуты, выложены, упорядочены не в том порядке, в котором я все оставляла. Скучающая шинолла, как скучающая кошка – она не будет перекладывать стопку блузок, которую я приготовила к упаковке в гостиничный комод. Она её просто свалит на пол. Или сверху полежит.
– Так, – взялась за стул и уселась на него, чтобы выдержать любое последующее откровение, – а теперь рассказывай нормально! Что было в моем номере, пока меня не было?
– Чо-чо, – сварливо огрызнулся ушастый, – чо те все повторять-то нужно? Этого, – длинный ноготь ткнулся в Триша, – зельем подпоили. Обшмонали тут все. Ругались на тебя жутко. Я три новых ругательства запомнил.
Только три? Это ж какой у тебя ругательный запас, мелочь?
– А ты все это время здесь сидел? – удивилась я.
– Со вчерась еще, – буркнул мне маленький нахаленок, – меня ж мои выперли. А ты накормила.
– Хорошо, больше не буду, – фыркнула, услышав претензию в голосе гремлина. Тот как-то помрачнел.
– Так кто рылся в моем номере? Горничные?
– Не, не горничные, – гремлин брезгливо скривился, – здесь горничные фейки. Прилетят, крыльями побряцают, пыльцой своей вонючей во все стороны посыплют и все – красота, благодать. Вещи гостей они не трогают.
– Так кто был? – терпеливо повторила, хотя лимит терпения постепенно исчерпывался.
– Не знаю я! – как-то уж совершенно сердито брякнул мелкий, – я прятался. Не видел. Только чуял и слушал.
– Ты вроде мне помочь порывался.
– Так как тут помочь? – ушастый печально сник, – против ведьм нашему брату не попрешь. Особо против тех, от кого пахнет черным. Они из ваших самые поганые.
– Пахнет черным, это как? – вообще не поняла.
– Пахнет черным – это пахнет черным, – повторил мелкий мрачно, как дурочке, – вот ты пахнешь синим. А та – черным. Плохо.
– И ей бы ты хамить не стал? – не удержалась.
– Я б за ней не пошел, – отрезал бесенок, – такой помогать – сто лет не отмоешься. А ты – ничего. На тебя может даже поработать можно.
– Надо же, какая честь, – вздохнула, покосилась на вновь задремавшего в кресле Триша, оглядела номер.
Здесь что-то искала ведьма, что “пахнет черным”. Ругалась. Не нашла ничего? Или все-таки нашла? Не многовато ли на сегодняшний день у меня событий напроисходило?
Ох, какой скандал мне пришлось закатить администрации “Элессара”.
Среди бела дня! В их расфуфыренной гостинице! Шастает по оплаченным номерам непонятно кто! Если бы мне было безразлично, в сохранности ли будут мои вещи – я бы арендовала койку в забегаловку на окраине!
Бедные мои связочки!
У несчастной эльфийки-владелицы, когда я уходила – нервно тряслись оба кончика длинных ушей. А ведь вечная раса, должны бы быть поопытнее, потерпеливее.
Зато после скандала меня переселили аж в королевский номер, с тройным контуром защитных от вторжения заклинаний. С шестью дополнительными комнатками для фамилиаров и домашних питомцев. Хоть еще дополнительно двоих заводи.
