— И этому есть объяснение. Есть данные медэкспертизы: вы были на приеме у уролога три месяца назад?
— Ну, был. А что, наказуемо? Ночью пять раз поссать встаю.
Не дело.
— И жаловались не только на частые мочеиспускания, но и на слабую эрекцию.
— Чего? А... Понял. Ну, да...
— Вот вы и не могли совершить половой акт с пьяными, и в силу этого вам для возбуждения необходимо было сопротивление жертвы. Думаю, что психиатрическая экспертиза подтвердит это мое предположение. Вы вполне подходите под клинику сексуального маньяка. Потому что нормальный человек не идет на серийные убийства. А вы, — Деркач подошел ближе к Авдееву, уперся взглядом в его лоб, взорвался: — Вы убили и свою вторую жертву!
Авдеев инстинктивно отшатнулся от следователя. Тот истолковал это движение как невольное признание вины подозреваемым:
— На следующий день вы, когда ваши гостьи проснулись, снова пили с ними. И, благо, что водки было много, пили весь день. Но, и по свидетельствам ваших подруг, и по данным судмедэкспертизы, в половые отношения с ними не вступали. Когда они заснули пьяным сном, вы вновь пошли на свой кровавый промысел, взяв с собой финский нож, привезенный вам двоюродным братом из ЗГВ.
И на этот раз, около двадцати трех часов, вы заметили одиноко идущую женщину. Это была ваша знакомая Селиванова П.П., проживавшая неподалеку. И снова под угрозой применения ножа изнасиловали свою жертву!
Первоначально женщина, знавшая вас как соседа, удивилась вашему поведению и уверенно ответила отказом; поняв, что вы не шутите, сняла с себя часы и золотые перстни, на этот раз самые обыкновенные, купленные в местном «Топазе» в 1963 году. Считая вас просто сильно пьяным, соседка не стала спорить, надеясь, что назавтра вы протрезвеете и все это ей отдадите с извинениями. Но несчастная не знала, что перед ней не просто пьяный сосед. На охоту вышел сексуальный маньяк!
Авдеев сокрушенно покачал головой. Воодушевленный Деркач вскочил со стула и, меряя кабинетик вдоль и поперек, излагал без передышки:
— И вот, после настойчивых домогательств, сопровождавшихся угрозами, несчастная женщина согласилась на ваше гнусное предложение.
Увы, она даже не представляла, что ее ждет при жизни и после смерти, на какие мучения может обречь несчастную человек, которого она много лет воспринимала просто как никчемного пьянчужку.
Авдеев закрыл лицо руками.
— Вы отвели ее в укромное место между деревянным забором и кустарником, где женщина легла на чуть подсохшую после сошедшего недавно мартовского снега траву и сняла с себя рейтузы. В виду сильного опьянения... «Довганевка» крепкая водка? — вдруг резко спросил Деркач.
— Крепкая, — выдавил из себя Авдеев.
— Вот... — удовлетворенно заметил Деркач. — А у вас и без нее не все гладко в сексе. А тут состояние сильного опьянения. И снова эрекция оказалась вялой. И это вас снова разозлило. И в порыве злобы вы ударили ножом ее раз, и еще раз, и еще раз...
Она закричала. Чтобы предотвратить шум, вы одной рукой зажали ей рот, а другой стали наносить удары ножом.
Жертва продолжала хрипеть. И вы, Авдеев, рассекли ей ударом ножа горло. Крик прекратился, перейдя в предсмертный сип...
И после этого, как и в первом случае, экспертиза это однозначно доказала, вы совершили половой акт с убитой вами, начинающей остывать, но еще теплой жертвой.
Авдеев сидел совершенно потрясенный. Деркач, словно из пего выпустили пар, опустошенно сник в своем кресле. Рассказывая обстоятельства чудовищного убийства, он словно сам там побывал, пережил, почувствовал все, что чувствовала убиваемая Авдеевым женщина.
— Не понимаю, зачем вы отрезали ей сосок?
— Чего? — недоуменно промычал Авдеев.
— Зачем вы отрезали у Селивановой сосок с груди и бросили его через забор? Совсем не в себе, что ли, были?
— Ничего я не отрезал...
— Ну да, ну да, женщин не убивал, не насиловал. А экспертиза у нас просто ошибается. Так? Вы много ошибок сделали, Авдеев. Много следов оставили. В том числе и просто глупых. Вот окурки с характерным прикусом... Но это понять можно, забыли, нервничали. А вот и странные следки: туфли сняли с жертвы, прикрыли ими рану на шее. Или вот, чулки стянули и бросили их через забор во двор углового дома. Это-то зачем? Впрочем, на эти вопросы ответит психиатрическая экспертиза. На большинство своих вопросов я уже получил ответы. Знаете, чего мне не хватает?
— Чего? — тупо выдавил Авдеев.
— Перстней старинных. Это же неимоверная ценность, их в музей надо бы сдать. А вы наверняка скинули их за бесценок какому-то барыге. Я все равно найду этого барыгу. Но вам это пойдет уже во вред. А дадите на него наводку, зачтется как содействие следствию. Не забывайте, Авдеев, вы под серьезными статьями ходите. Вам каждое лыко надо в строку подбирать.
Авдеев задумался, попросил сигарету, закурил.
Тем временем городской судмедэксперт Татьяна Ивановна, повесив аккуратно кожаную куртку на деревянные плечики, растерла маленькие ладошки, села перед прокурором города, достала из папки кучу бумаг и, подняв на Мищенко красивые черные с коричневыми разводами глаза, медленно произнесла:
— Александр Петрович, а Авдеев-то не виноват.
— То есть как? — поднял брови Мищенко, от растерянности уронив поршневую авторучку и даже посадив небольшую кляксу, слава Богу, не на документ какой, а на свои тезисы. Прокурор сочинял тезисы выступления перед избирателями (он был депутатом городской Думы) с комментариями к новому Уголовному кодексу.
— Если исходить из постулата, что насильник и убийца, он же грабитель, — одно лицо, то это не Авдеев. Он не мог изнасиловать женщин.
— Да знаю я это. Читал ваши предварительные данные, мутотень всякая: слабая эрекция, коагуляция. Но его любовницы утверждают, что это у него давно, и тем не менее в половую связь он с ними время от времени вступает.
— Вступает.
— Так что же?
— А то, что сперматозоиды, обнаруженные в телах убитых, действительно принадлежат Авдееву.
— Ну, так против науки ж не попрешь!
— И попали они в тела убитых после их смерти.
— Так тоже возможное дело, сколько мы знаем случаев, когда маньяки насиловали свои жертвы уже после их смерти.
— Я думаю, что Авдеев не принадлежит к числу маньяков. Завтра будет ответ от областного психиатра, который вчера беседовал с Авдеевым. Уверена, что с психикой у него все нормально. Тут что-то другое. Но об этом, о странном психическом состоянии, странностях его поведения в ходе следствия, мы еще поговорим. Я про другое. Что меня насторожило. У обеих жертв сперматозоиды Авдеева введены во влагалище после смерти. И... введены очень глубоко.
— И что это значит?
— А это значит, что их могли ввести... специальным шприцем.
— Так для этого надо было взять сперму у Авдеева?
— Да... Учитывая, что он пил два дня, вступал в половые сношения с постоянной сожительницей Верой и ее подругой, кто-то... Я пока говорю «кто-то», мог сделать забор спермы и ввести ее в тела убитых женщин.
— Мистика какая-то! Кто же это мог сделать?
— А это уже как бы не мой вопрос. Может быть, тот, кого сильно интересовали перстни Люды Багучевой, оцениваемые, но описанию, областными экспертами аж в сотни тысяч долларов. Овчинка стоит выделки. Чтобы замести следы, инсценировали «двойное убийство».
Мищенко, сокрушенно покачав головой, набрал номер телефона капитана Петруничева.
ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО. КРОВЬ НА КАМНЕ.
ПЕРСТНИ ГРАФИНИ БАГУЧЕВОЙ
Екатерина глянула в серебряное венецианской работы изящное зеркальце, поправила мизинцем мушку на щеке, улыбнулась своему нарумяненному, напудренному изображению: «Коли краса от Бога, так не отнимешь...»
Взгляд ее пробежал по изящным вещицам, в беспорядке разбросанным на секретере, остановился на прелестной миниатюре, изображавшей Светлейшего Князя Григория Потемкина в блестящем мундире со всеми орденами и лентами, ею пожалованными, ласково улыбнулась еще раз, уже любуясь красотой князя, снова повторила: «Коли краса от Бога, как отнимешь?»
Обмакнула гусиное перо в хрустальную чернильницу, записала:
«Любя тебя безмерно и веселясь твоей ко мне любовью, милой и безценной мой друг собственной, галубчик, Ангьел, теперь принялась за дело. Грусьно до безконечности что ты не домогаешь... Милая душа, верь, что я тебя люблю до безконечности.
Пожалуй, дай мне знать, досадил ли тебя Александр Дмитрия и сердися ли на него и за что именно? Не сердись, душа моя милая, — всяк свою слабость имеет. Если вы хотите говорить со мной, вы можете притти. А коли нет, и так вашу сердешную просьбу подпишу, и будет камер-юнгфера моя Марья Саввишна Багучева к Катерине Дашковой, как вы просили, назначена.
Мой дорогой друг, я кончила обедать и дверь с маленькой лестницы открыта...»
