Дочь разведчика, она быстро «просекла» и фальшивые ксивы интерполовцев, и криминальное дно фирмы «Мадам Саша». Но поняла и другое: она им нужна, и так просто они с нее не слезут. Оставалась дилемма: либо сотрудничать с этой бандой и зарабатывать приличные бабки, или иметь кучу неприятностей, откровенно обещанных ей «интерполовцами» в случае отказа: от сдачи ее полиции до переломанных ног в результате столкновения с автопогрузчиком, что грозило потерей товарного вида и прощанием с профессией.
Первое проверочное задание Мадам она выполнила легко. Села на свой рейс, но не по своему билету, а который ей передали перед окончанием регистрации. Заморочила голову разговорами своему соседу по салону для некурящих.
А когда он на минуту отлучился, чтобы «помыть руки», насыпала незаметно в его бокал с минеральной водой бесцветного порошка. Он и в организме не оставлял следов. Так что, когда сосед, сделав глоток воды, собрался было рассказать очаровательной соседке, чем же все-таки ознаменовались его переговоры с возможными будущими партнерами в Амстердаме, закончить фразу он не сумел. Врач, как всегда нашедшийся среди пассажиров, без сомнений определил сердечный приступ и предположил смерть от обширного инфаркта.
Как ни странно, анамнез подтвердился в Москве. Вскрытие не показало иных причин смерти. Инфаркт. Никаких следов порошок в организме незадачливого гендиректора фирмы «Второй ренессанс» из Москвы не оставил. А его компаньон уже был сговорчивее. Он не верил в случайные инфаркты у человека, имевшего абсолютно здоровое, судя по кардиограмме, сделанной накануне отлета в Амстердам, сердце. Сомневаться в компетентности врачей из санатория «Звенигород» у него оснований не было. Как и в компетентности серьезного молодого человека, показавшего ему на следующий день после похорон друга, однокашника по МГУ и компаньона, пистолет «беретту» с глушителем у бронированной двери его собственной квартиры.
Так фирма «Мадам Саша», дочернее предприятие Мадам в Амстердаме, приобрела наконец нужную ячейку в сотовой системе торговли русским антиквариатом с Европой.
А Джейран получила новое задание. Вместе с чековой книжкой, кофром, в котором была чудная коллекция Анни Пиренье, все ее размера, поддельные драгоценности графини Строгановой-Дювалье и краткая родословная графини.
Уже через неделю после возвращения из Амстердама в Москве, начиная постепенно привыкать к новым ритмам своей жизни, Джейран вылетела в Париж. Там ее в течение трех суток вывели на некоего российского журналюгу, кормившегося с руки Хозяйки и в Москве, и в Париже.
Он вел на ТВ передачу «У камелька», в которой рассказывал вначале советским, а затем российским телезрителям трогательно-ностальгические истории о русской эмиграции, публиковал те же рассказы и интервью с «осколками прошлого» в журнале «Волшебная лампа», играл по-крупному в парижских казино, выигрывал, а чаще проигрывал, с каждой командировкой во Францию залезая все в большие долги, оказался на примете и у полиции, и у криминальных кругов. И скорее всего был бы либо арестован за какое-либо уголовное преступление и посажен во французскую тюрьму, или пристрелен за не отданный в срок долг чести русскими бригадами в Париже, если бы не представитель Хозяйки во Франции Иван Легостаев, бывший выпускник МГИМО, бывший сотрудник нашего торгового представительства, а ныне дистрибьютер системы Хозяйки в Париже и его окрестностях.
Он немного посорил деньгами и выкупил журналюгу у всех, кто имел к нему претензии.
И журналюга стал наводчиком.
Он втирался в доверие к представителям русских аристократических семей во Франции, посещал их, привозил из Москвы селедку, ржаной хлеб, фотографии старой и новой Москвы, даже пакетики земли с могил родственников, почивших в России.
И одновременно запоминал систему сигнализации, расположение картин на стенах, ящичков, из которых хозяева доставали и показывали ему уникальные семейные реликвии — ордена, монеты, письма, драгоценности.
Иногда ему даже удавалось снять оттиск с ключей. Но редко.
Впрочем, ключи — это уже роскошь. У Хозяйки в Европе работали последние годы такие мастера, такие затейники...
Так что добыть драгоценности графини Строгановой не составило труда.
Особенно после того, как в гости к графине напросилась Джейран Магомедова, известная парижскому полусвету как Жанна Маго.
Графиня приехала из своего имения в Лихтенштейне в Париж всего на два-три дня. Остановилась, как обычно, в своих апартаментах, ей принадлежал целый этаж старинного особняка на бульваре Сен-Мишель. Дом был построен чуть ли не при Наполеоне I, но в середине XX века реконструирован, перестроен, а в 80-е годы, когда графиня купила себе третий этаж, насчитывающий двадцать комнат, был сделан евроремонт. Теперь в квартире, которую ее хозяйка занимала три-четыре раза в год, были самые современные ванны-джакузи, туалетные комнаты, гардеробные, костюмерные...
Дело в том, что графиня обожала красивую и модную одежду и, несмотря на свои восемьдесят семь лет, носила каждый сезон «самый писк» от лучших кутюрье Франции.
В короткую программу очередного пребывания в Париже у графини, как обычно, входило посещение русского кладбища в Сен-Женевьев де Буа, знакомство с новой коллекцией ее любимого модельера Клода Шерера, ужин в ресторане «Пти Пари» в
Латинском квартале с понравившейся ей моделью и вечер с вином у себя дома, на котором модель за очень приличное вознаграждение должна быть в драгоценностях графини.
Графиня обладала изумительной коллекцией жемчуга, наверное, лучшей в мире, но сама уже давно не украшала свою сморщенную шею жемчужным ожерельем, не отягощала вялые мочки морщинистых ушей тяжелыми серьгами с белыми и черными крупными жемчужинами, а вялую плоскую грудь не пыталась приободрить жемчужными подвесками.
Последние двадцать лет у графини появилось странное хобби, о котором знали в светских салонах Европы и взахлеб писали модные журналы и желтые газеты.
Три-четыре раза в год графиня приезжала из имения в Лихтенштейне, принадлежавшего ее покойному мужу, барону Дювалье, останавливалась в своей большой квартире, нанимала лучшую на тот момент модель, и та демонстрировала графине ее изумительную коллекцию жемчуга.
Только один вечер.
После чего коллекция снова пряталась в сейф, графиня возвращалась в имение Дювалье в Лихтенштейне, а модель — к исполнению своих обязанностей на подиуме.
При этом модель становилась на пять тысяч долларов богаче, у графини поднималось настроение и снижалось давление, а жемчугу было ни плохо, ни хорошо. Впрочем, скорее хорошо. Потому что старый жемчуг, как и старое платье, нуждается в том, чтобы его время от времени «перетряхивали» на солнышке.
У жемчуга, и старого, и молодого, есть и еще она особенность, которой не обладает платье. Он старится, если подолгу не соприкасается с человеческим телом. Жемчуг словно берет от тела тепло и энергию. От молодого тела — молодую энергию.
Графиня обожала жемчуг. У нее не было лесбийских наклонностей, как поговаривали в парижском полусвете. Просто старая графиня была на редкость рациональным человеком. И подпитывала несколько раз в год свой жемчуг молодой энергией тел модных моделей. С таким же успехом она могла бы нанимать прачек, зеленщиц, юных гризеток, чтобы подпитывать свой старый жемчуг.
Но графиня Лидия Строганова-Дювалье была еще и эстеткой, эстетическим гурманом. Она не просто омолаживала в каждый свой приезд в Париж коллекцию редчайших жемчужин, но еще и устраивала своего рода представление, где выступала и автором пьесы, и ее постановщиком.
В это мартовское утро графиня проснулась с головной болью. Сильно давило виски. Боль отдавалась в глазах. «Уж не простуда ли?» — подумала Лидия Строганова, рассматривая покрытый желтым налетом язык в зеркальце в серебряной оправе в виде поднявшегося над волной дельфина, работы несравненного Бенвенуто Челлини.
Язык графине не понравился. Как, впрочем, и все остальное, демонстрируемое старинным зеркальцем.
Она проглотила две разноцветные таблетки, поданные прислугой на крохотном серебряном блюдечке, запила их слабым настоем шалфея.
И только после этого вставила зубы.
Еще раз посмотрелась в зеркальце, расправила мешочки под глазами, оттянула кожу к вискам. Так уже лучше. Улыбнулась, демонстрируя великолепную работу лучших стоматологов Швейцарии.
Улыбка получилась ослепительной, в глазах зажегся огонек.
Впрочем, возможно, виной тому была не проснувшаяся в графине молодость и энергия, а брильянтовые клипсы, надетые ею после принятия лекарства и постановки на место зубных протезов.
Позвонила в серебряный колокольчик. В ту же секунду ждавшая сигнала за дверью прислуга вкатила в спальню столик с судками.
